По льду
Шрифт:
Главным тренером Звягинцев пришел в команду благодаря отцу Николая – Александру Юрьевичу Литвинову. Его знакомство с Литвиновым-старшим произошло случайно, в последний год его карьеры в КХЛ. Строительная компания «НИС-групп» была спонсором регулярного чемпионата среди команд Континентальной Хоккейной Лиги. И на последний матч плей-офф Александр Литвинов явился вместе со своей правой рукой – Казанцевым Павлом Петровичем – в гостевую ложу, чтобы посмотреть столкновение двух сильных команд. Литвинов-старший не питал особого интереса к хоккею, но наблюдал за той игрой с непривычным для него любопытством. Тогда он заметил потенциал Звягинцева и, узнав о завершении хоккейной карьеры, пригласил его на разговор.
Сергей Петрович уже тогда знал, кто такой Александр
Звягинцев хорошо помнил тот разговор. Тогда Александр Юрьевич поведал историю о своем сыне, который ничего, кроме хоккея, не видит. Рассказал, что Николай перевелся в команду Молодежной Хоккейной Лиги, но команда совсем неопытная. Поинтересовался, не хочет ли Звягинцев податься в тренеры и взять «Снежных Барсов» под свою опеку.
Сергей Петрович не представлял, как ему жить после завершения карьеры, потому без особых раздумий согласился. Придя в команду, он понимал, что будет непросто: нужно время на притирку. Однако поставил себя сразу, на первой же тренировке. Семнадцать игроков с любопытством смотрели на него, но не хотели выполнять все задания тренера: планка у Звягинцева была завышена и нагрузки оказались непосильны. Но с течением времени «Барсы» привыкли. А теперь и вовсе были ему благодарны.
Дверь в раздевалку закрылась. «Снежные Барсы» молчали. Они могли высказать друг другу все недовольства, но почему-то не поворачивались языки. То ли оттого, что они крайне вымотались, то ли оттого, что приличных слов у них не нашлось. Некоторые из них и не надеялись на победу в первом матче сезона, но тем не менее неприятный осадок остался.
Литвинов подошел к скамье и остановился. Он в упор смотрел на крючок и полку, где располагались его вещи, и не двигался. Его мозг погряз в аналитическом процессе состоявшегося матча. Николай прокручивал в голове каждый выход на лед и пытался понять, где допустил ошибку. Да, завтра на утренней тренировке Звягинцев и сам укажет на промахи, но ему хотелось осознать их самому. Таков уж был его характер: он старался довести любое дело до совершенства. Если Литвинов понимал, что где-то мог поступить лучше, но не сделал этого, то корил себя.
– Эй, Литвинов, ты чего застыл? – Алексей Миронов легко толкнул его в плечо.
Николай повернул голову в его сторону и положил краги и шлем на верхнюю полку, а затем стянул с себя потную джерси. Его движения были медленными и измученными. Снять всю экипировку ему удалось с трудом, так как количество было немалым: коньки, шорты, налокотники, нагрудники, гамаши [2] , щитки, термобелье. Обмотав полотенце вокруг бедер, Литвинов отправился в душевую. Встав под струи воды, Николай намылил волосы и запрокинул голову, прикрыв веки. Его до сих пор не покидали мысли о том, что он сделал недостаточно.
2
Хоккейные гамаши – чаще всего вязаные изделия, являются своеобразными гетрами, надевающимися на щитки и фиксирующимися с помощью специальных застежек на поясе.
– Все еще анализируешь игровой процесс? – поинтересовался Алексей, зайдя в душевую. В раздевалке душ был общим и не делился на кабинки, потому о стеснении здесь приходилось забывать.
– Именно, – ответил Литвинов. Кажется, за пять лет «Барсы» успели его достаточно узнать. – Думаю, если бы не мое промедление и не штраф, то игра могла бы окончиться иначе.
– Мне кажется, что устраивать разбор полетов – прерогатива тренера, а не твоя. Ты сделал все, что было в твоих силах.
Литвинов дружил с Мироновым больше пяти
лет, однако тот так и не смог понять, почему Николай после каждой игры себя критикует.– Леш, скажи это моему отцу, – сказал Литвинов и вышел из душевой.
Миронов последовал за ним. Он закусил внутреннюю сторону щеки, сказать ему было нечего. Алексей знал о том, что Николай предан отцу и не посмеет сделать что-то, что очернит репутацию Литвинова-старшего. Но не мог понять, как игра в хоккей соотносится с честью его отца. Потому решил спросить напрямую, когда в раздевалке они остались одни:
– Слушай, я спрошу тебя кое-что, но пообещай ответить без резкости, ладно?
Литвинов молча кивнул и потянулся за черной толстовкой, что висела на крючке. Подцепив капюшон пальцем, он занырнул в нее и расправил руками складки. Ему не нравилось, когда вещи сидели неопрятно. Также оперативно он переоделся в джинсы и обул кроссовки.
– Мы с тобой дружим очень давно, но я никак не осмеливался у тебя спросить. Почему тебе так важно, что отец скажет о твоей игре? Каким образом это сказывается на нем?
Миронов немного напрягся, когда после заданного вопроса пара голубых, словно океан, глаз устремилась на него. Этот вопрос, точнее поиски ответа на него заставили Литвинова нервничать. На впалых скулах заиграли желваки, кожа на щеках порозовела. Так происходило всегда, когда он волновался или находился в напряжении. Из-под век, уголки которых всегда опущены вниз, его взгляд казался Алексею леденящим, потому он уже успел пожалеть, что задал вопрос. Но, как только рука Николая опустилась ему на плечо, расслабился.
– В самом прямом смысле, Леш. И дело не только в том, что будут писать СМИ про сына владельца «НИС-групп». Дело еще и в нашей с ним договоренности. Если я не буду ей следовать, то про хоккей можно забыть.
– Я вижу, что у вас с ним напряженные отношения, но чтобы настолько… – Миронов потупился и перевел взгляд в пол.
– Давай не будем об этом. Ты мой лучший друг, но обсуждать взаимоотношения с отцом – значит, повесить на тебя свой груз. Я этого не хочу. – Николай снял руку с плеча Миронова и подошел к скамье, на которой стояла его спортивная сумка. Он небрежно закинул в нее свои вещи. Подцепив черную лямку, повесил сумку на плечо и направился к выходу из раздевалки.
– Если захочешь об этом поговорить, ты знаешь мой номер, – бросил напоследок Миронов, однако Николай уже скрылся за дверью.
Через несколько минут Литвинов оказался за пределами «Минск-Арены». Он шагал по парковке и внимательно смотрел себе под ноги. Начало сентября выдалось теплым. Солнечные лучи играли на асфальте. Легкий ветер обдувал его кожу, а заодно и освежал мысли. Николай подошел к своему автомобилю – черному «мазерати ГранТуризмо» и просунул руку в карман толстовки. Достав ключ в виде таблетки, он нажал на кнопку, машина издала легкий писк, и в следующее мгновение Литвинов открыл багажник и бросил туда спортивную сумку. Затем уселся на водительское сиденье, завел машину и ловко вырулил с парковки.
Дорога домой была недолгой: дом Литвиновых находился в двух километрах от «Минск-Арены», возле водохранилища «Дрозды». Уже через десять минут Николай остановился у ворот дома, вышел из машины и передал ключи охраннику, зрелому мужчине с короткостриженой головой, велев тому загнать машину во двор. А сам направился в дом.
Николай жил вместе с отцом в таунхаусе, разделенном на две части. В первой половине жил его отец, а во второй – он сам. Общая зона находилась на первом этаже, в месте соединения двух половин. Здание представляло собой верхушку буквы «Т», внутри которой был выход во внутренний двор, к бассейну и зоне отдыха. Фасад дома не отличался разнообразной цветовой гаммой: серые стены в сочетании с коричневыми рамами стеклянных окон и наличников дверей. Наружная часть таунхауса была полностью защищена от людских глаз, а внутренняя – полностью застеклена. Территория внутреннего фасада, помимо расположения на ней летней террасы и бассейна, была озеленена низкорослыми кустарниками. Николай любил проводить там большую часть своего свободного времени.