По миру с барабаном. Дневник буддийского монаха
Шрифт:
Вы и представить себе не можете, как они долго готовят! Но это их подношение нам. Это не ресторан и не «тур а-ля натур». Монахам нельзя высокомерно отказываться от подношений, даже если приходится испытывать неудобства. Таково наше послушание – давать людям шанс накопить добрую карму благодаря почтению к буддийской общине, не абстрактному, а конкретно выраженному. Реальное проявление глубоко спрятанных чувств дается всегда непросто, и к этому необходимо относиться с пониманием. Так мудрый взрослый терпеливо дожидается, когда ребенок научится делать что-то, чего не умел раньше, не обрывает и не сердится на его неловкость.
Но странствие наше затягивалось не только поэтому. Утром мы могли предупреждать индусов, что хотим отправиться натощак, и они бы не обиделись, напоили
Только сегодня мы наконец смогли выйти в полвосьмого – и прохладное утро было наше. Мы быстро дошли до ворот, обозначающих въезд в селение Вайшали. От них всего четыре километра до ступы Ниппондзан Мёходзи. Однако мы заблудились и проплутали десять километров без перерыва: нам все казалось, что вот-вот – и придем, и поэтому не делали привал. С тяжелыми рюкзаками три часа на ногах – это был поистине «подвиг веры», то есть веры в появление ступы из-за каждого поворота. Наконец наша вера была вознаграждена. Потные и злые, мы грохнулись на колени в маленьком храме у подножия ступы, и Учитель строго отчитал нас за недостаточную глубину практики.
Он сказал, что в деревнях, через которые мы проходили, люди, порой совершенно неграмотные, хранят редкую культуру, привитую им 2500 лет назад настоящей странствующей буддийской общиной – Сангхой, какой почти не осталось в наши дни. Хотя такой Сангхи почти нет, эти села, не затронутые еще цивилизацией, из поколения в поколение передавали благодарную память об истинной общине, несшей Дхарму, и поэтому нас так почтительно встречали и взрослые, и дети.
25 ноября 1998 г., среда. Отдыхаем в Вайшали. Продолжу воспоминания о последних пяти днях пути.
В деревнях нас встречали толпы ребятишек. Так приятно смотреть им в лица. Здесь я отдыхаю от московской защитной реакции, когда не смотришь людям в глаза, чтобы не увидеть в них агрессию. Тут я как дома, это словно мои братья и сестры, мои сыночки и дочки. Господи, как же хорошо в индийской глуши!
Сэнсэй часто заканчивает свои проповеди тем, что учит детей произносить «Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё». У них не сразу получается делать это слаженно, громко, хором. Некоторые детишки презабавно давятся смешинкой, прикрывая рот ручонками. А потом вдруг все разом как гаркнут «На!», потом «Му!», «Мё!» и так далее.
Вспомнил, как ты называла Женечку буддочкой, когда он был совсем маленьким, и записывала в малюсенькую, с детскую ладошку, тетрадку все его необычные слова, и называла ее «сутрой». Я тогда уже стал монахом, и ты узнала, что такое сутра…
Один из трех бханте-джи, идущих с нами, делает всем массаж, да такой сильный, что аж кости трещат. Особенно налегает на ноги – мы же идем пешком. В деревнях Сэнсэю почти на каждом привале массируют ноги местные пацаны, сразу вдвоем или втроем.
Электричества почти нигде нет. Долгую темноту после раннего заката освещают керосинкой. Она негромко шипит, и запах ее отпугивает комаров.
В очередной раз принимая душ под колонкой на улице под сотней взглядов, поймал себя на мысли, что поскольку я намыливаюсь, не снимая трусов, то, получается, я и моюсь, и стираюсь одновременно. Жара здесь такая, что можно мыться вообще в одежде – высыхает мгновенно. А еще подумалось: возможно, индусы воспринимают не только наше купание, но и вообще всё, что мы делаем, как некий специально устраиваемый спектакль, а нас – как бродячий цирк. В конце концов, почему бы и нет! Каждым шагом и каждым жестом своего шествия мы действительно доносим до них Учение Будды. Недаром в Махапаринирвана-сутре сказано: когда Будда решил искупаться, посмотреть на это собрались все звери и птицы, не говоря о людях. Они сделали это не из пустого любопытства – просто абсолютно любое действие Просветленного они воспринимали как проповедь Дхармы, которую нельзя пропустить.
Что же до трусов, они здесь не надеваются, а завязываются, как и вся остальная индийская одежда. Она не
похожа на привычные нам мешки маек и брюк. Ты не влезаешь в них, а даешь им обнять тебя, сплестись на тебе.Сегодня утром, прогуливаясь по садику возле ступы, захотелось практиковать хождение, как учит вьетнамский монах Тит Ньет Хань, медленно делать каждый шаг, стараясь наиболее полно ощутить и осознать его. В Бодхгае я видел монаха, занимавшегося этой практикой. Меня поразила тогда его необыкновенная медлительность, но потом вспомнились уроки Тит Ньет Ханя, о которых я только читал, и пришла радость, что могу видеть их воочию. На один шаг у того монаха уходило не меньше минуты. Попробовав сделать, как он, я ощутил потребность снять обувь – так каждый шаг действительно чувствуешь во всем его своеобразии, ощущаешь каждую неровность под босой ногой, каждое изменение температуры. Ты не просто видишь тень, а стопами щупаешь ее прохладу, иногда сырость.
Наши бханте-джи (Илья называет их «бантики») упорно ходят только босиком. Они уже поранили себе ноги, забинтовали и продолжают ходить так, пачкая бинты. Обет у них, что ли, такой… Хотя нет, ведь тот бханте-джи, которого ударило током, был в кроссовках. Он потому, видимо, и перестал их надевать, что посчитал причиной того происшествия.
Мы шли из Патны в Вайшали как раз между двумя речушками, которые, сливаясь, образуют Ганг. Одну ночь мы ночевали в деревне, где из светло-серой глины, добываемой из берега речушки, вручную изготавливают кирпичи. Я видел, как рабочий формочкой с буквами МАА зачерпывает глиняную смесь и шлепает уже готовый кирпич рядом с сотнями таких же. Кирпичи высушиваются на солнце, а потом обжигаются в печах, после чего становятся красными. В изготовлении глиняной смеси участвуют две коровы, привязанные к коловороту, они ходят по кругу, подгоняемые вторым рабочим. Вот и все производство.
Земля в междуречье ровная, деревца – только изредка. На ум приходят строки Осипа Мандельштама: «О, этот медленный одышливый простор! Я им пресыщен до отказа. На обе стороны распахнут кругозор. Повязку бы на оба глаза!» После деревни с кирпичами мы километров семь шли по чистому полю без единого домика. Наконец вошли в село с необычно заторможенными обитателями. Даже дети не сразу решились подойти, чтобы поклониться нашему походному алтарю с шарирой, на носилках, которые мы поочередно несем по двое на плечах, а на привалах ставим на землю. Тэрасава-сэнсэй долго уговаривал детей, и наконец они робко стали подходить к алтарю. А потом нам приготовили необыкновенную сладкую рисовую кашу на молоке. Мы уж и не чаяли отведать такое лакомство, всем приелись рис и гороховый суп, составлявшие весь наш рацион на завтрак, обед и ужин. Разнообразие иногда вносила длинная, похожая на морковь, белая редька «мули», ужасно щиплющая рот.
После сладкого ужина нас уложили спать в заброшенной школе, расположенной в стороне от села, посреди рисовых полей. Сквозь дырявую крышу ночью были видны звезды, а утром нас разбудили галдящие воробьи. Они настолько обнаглели, что летали прямо над головой и садились на рисовую солому, ставшую нашей постелью. Солома, кстати, тоже роскошь. Зачастую нам просто выделяли помещение с бетонным полом, прямо на котором и спишь, для мягкости распределив сложенную одежду между копчиком, лопатками, пятками и головой. Никто не простудился: в жаркой Индии бетон только на пользу осанке.
В одной деревне серьезным испытанием для всех стал котенок, оравший всю ночь. Толя наконец вскочил, чтобы придушить его, но, слава богу, не нашел…
26 ноября 1998 г., четверг. Сразу после утренней церемонии и короткого завтрака чаем с лепешками и неочищенным тростниковым сахаром, похожим на помадку, вышли из Вайшали. К нам присоединились два местных ученых – «пандита», один из них и нашел шариру Будды в раскопанном археологами основании древнейшей ступы, передал ее в музей Патны, а мы недавно сопровождали в Бодхгаю на голубом автобусе. Пандиты вели нас весь день извилистым путем в направлении Кушинагара через абсолютно все места, связанные с пребыванием Будды в Вайшали. Воистину неутомимые старички!