По-настоящему

– Я в Сибирске. Приехал на Новый год к тёте.

– Рада за тебя. Как Москва? Как сессия?

– Сдал всё досрочно, чтобы подольше побыть здесь. А у тебя?

– Всё хорошо.

– Я… Марин, я очень хочу тебя увидеть. Мы можем встретиться?

– Почему нет? Давай.

– Когда? Где?

Я замолчала, выбирая место, где побольше народу и при этом нет шансов столкнуться с однокурсниками.

– Давай завтра, в кафе «Легенда». Помнишь его?

– Конечно. Мы там столько раз бывали… Мы ходили туда на наше второе свидание, помнишь?

Я пропустила вопрос мимо ушей.

– Давай пораньше, часов в двенадцать. Вечером я занята.

– Хорошо. Конечно. Завтра в двенадцать, в «Легенде».

Я положила трубку, не прощаясь. Слёз не было. Было какое-то странное оцепенение. Не хотелось ничего.

…В кафе я пришла в десять минут первого. Стёпа уже сидел за столиком, который мы когда-то называли «нашим». Рядом, на соседнем стуле, стояла огромная корзина роз. Стёпа почти не изменился, разве что кудри стали длиннее, а взгляд – острее. Он сидел сбоку от входа и не сразу увидел меня.

– Привет, – сказала я, сбрасывая дублёнку и усаживаясь напротив. Сначала я не собиралась как-то особенно наряжаться для этой встречи, но в последний момент передумала. На мне было новое белое вязаное платье, белые ажурные колготки, бежевые сапожки на каблуках. Светлая дублёнка. Всё вместе смотрелось очень нежно.

Стёпа вскочил, засуетился, неловко попытался обнять меня, прижать к себе, поцеловать, но я отстранилась.

– Не надо.

– Ты сердишься? Я же приехал, чтобы попросить прощения!

Сердце у меня билось где-то в районе горла. Я кивнула. Говорить не могла.

– Понимаешь, когда я получил письмо от Макса с этими фотографиями, у меня просто ум за разум зашёл. Я думал, ты меня предала, разлюбила, обманула… Не мог поверить – и не поверить не мог.

Я молчала.

– Прости меня. Марина. Пожалуйста! Сейчас я понимаю, что повёл себя как распоследняя свинья! Потом, когда пришло его второе письмо, я начал звонить тебе, но ты не брала трубку. Мне стало так стыдно. Я же… не знал! Я правда не знал, что с тобой было.

– Разве? А моё письмо ты не получил?

Повисла неловкая тишина.

– Я… я его порвал, Риш. Не читая.

Отлично. Потрясающе.

Интересно, а почему же тогда он не порвал письмо Макса? Впрочем, какая разница? Я вдруг почувствовала, что это неважно. И что все эти слова для меня уже ровным счётом ничего не значат. Они были нужны мне летом. И даже осенью. А сейчас – нет. Уже нет.

– Не надо, Стёп. Я тебя прощаю.

Он попытался взять мои руки в свои. Я отстранилась и откинулась на спинку стула. Открыла сумочку, достала из неё бархатную коробочку с кольцом и поставила её перед Стёпой.

– Возвращаю.

– Но… почему?

– Потому что брак – это доверие. Как я могу доверять тебе, если из-за одного письма ты меня фактически бросил? Если не захотел меня выслушать – даже письмо порвал, не дав права оправдаться. Ты не представляешь, что со мной было. Я думала, что беременна, у меня был нервный срыв, я лежала в этой больнице ужасной и много дней ждала от тебя хоть какой-то весточки! Ты можешь себе представить, как это? Я умирала от неизвестности каждый день, я не понимала, за что ты так со мной…

Как у Цветаевой: «Мой милый, что тебе я сделала?» – вспомнилось мне.

– Но мы же можем начать всё заново.

– Нет.

У него на глазах появились слёзы.

– Но ты не можешь вот так всё оборвать! – выпалил он.

– Ты же смог. У тебя даже кто-то появился.

– Это… неважно! Понимаешь? Женя, она… несерьёзно. Мне просто нужно было почувствовать что-то похожее на влюблённость. Мы с ней расстались.

– То есть она тебя бросила, а ты получил письмо Макса и вспомнил обо мне?

– Риша! Я… я и не забывал. Никогда!

Ну всё, с меня хватит. Я встала. У меня тряслись коленки. Что я делаю? ЧТО?

– Прости, Стёпа.

Я стала надевать дублёнку. Он смотрел на меня полными слёз глазами.

– Марина, я люблю тебя. Я очень скучал. Я хочу вернуть всё назад. Как угодно. Хочешь, я брошу всё, вернусь, буду учиться здесь, мы поженимся – и всё будет хорошо? Ну пожалуйста! Пожалуйста.

Я покачала головой.

– Я люблю тебя.

– А я тебя любила. Прости.

И я вышла из кафе.

…Шёл снег. Я набросила капюшон, затянула шарф. Улица сияла в свете новогодних гирлянд, снежинки мягко садились мне на лицо, смешиваясь со слезами. Очень надеюсь, что больше никогда не буду плакать из-за Стёпы…

Вечером, когда мы с мамой пекли торт, я сказала ей, что приехал Стёпа, что я с ним встретилась и вернула ему кольцо. Мама даже тесто мешать перестала, так удивилась.

– Ты считаешь, я не права?

– Нет, Риш. Я просто не знала, как сильно ты повзрослела за этот год.

– Ну, мам!

– Правда, Риша. Это поступок взрослой женщины, а не юной влюблённой девочки, – и она обняла меня. Так, что я наконец, впервые за очень долгое время, почувствовала себя… спокойно.

31 декабря 2000 года

Ёлка наряжена, салаты нарезаны, эсэмэски разосланы, звонки сделаны. Мы вот-вот сядем за праздничный стол. Откроем шампанское, загадаем под бой курантов каждый своё желание, а потом все вместе, с Димой, папой и мамой, пойдём во двор. К нам выйдут Оля с мамой, и мы устроим свой собственный маленький салют…

Звонил Олег.

– Мариш, а ты на мотосанях катаешься? А поехали завтра по Ангаре?

В жизни не каталась на них. Это страшно, наверное?

– А это весело?

– Очень! Можно я завтра к тебе приеду? Часа в три? Возьмём мотосани напрокат, погоняем?

– В компании?

Молчание.

– Если ты не против, лучше вдвоём. Я мечтаю повезти тебя навстречу заходящему солнцу. И поцеловать где-нибудь там, на Ангаре.

– Молодой человек, я давала вам повод думать, что меня уже можно целовать?