По найму

Ледбиттер отрицательно покачал головой.

— Это совершенно ни к чему, миледи, — сказал он. — Не хватает еще вам расстраиваться. Ничего, дело житейское...

Леди Франклин не знала, что предпринять. Инстинкт благоразумно нашептывал ей остановиться, оставить в покое шофера с его неприятностями. Но поступить так — значит просто-напросто струсить. Она еще больше зауважала Ледбиттера, в ее воображении он предстал солдатом, в одиночку сражающимся с превосходящим противником и не надеющимся на подмогу: ему плохо, но он делает свое дело, как ни в чем не бывало ведет машину... Она же давно подняла белый флаг, пустилась наутек, позволила обстоятельствам сломить ее. Нет, она не покинет его в беде, даже если он потребует, чтобы его оставили в покое. Кроме того, ее вдруг стало разбирать любопытство.

— Считается, — подала голос леди Франклин, — что в тяжелые минуты очень полезно поделиться своими неприятностями. Выговоришься — и сразу становится легче на душе. Я... я поделилась с вами и... и мне это очень помогло. По крайней мере, на какое-то время.

— По-моему, это не помогает, миледи, — ответил Ледбиттер, — скорее расслабляет. Кроме того, если о твоих трудностях знают другие, они могут этим воспользоваться, вы только ради Бога не принимайте это на свой счет.

Грубоватая прямолинейность Ледбиттера смутила леди Франклин. А что, если он не хочет, чтобы о его бедах знали другие? Что, если у него нелады с полицией? В таком случае ее настойчивость будет бестактной. Еще раз проанализировав ситуацию, она решила переменить тактику и сказала самым непринужденным тоном:

— Ну хорошо, тогда вы расскажете мне об этом в следующий раз.

— Вряд ли, — буркнул Ледбиттер.

— Почему?

— Потому что следующего раза не будет. У меня не будет машины.

— А эта?

— Эту я приобрел в рассрочку, а теперь ее хотят у меня отобрать.

— В рассрочку? — переспросила леди Франклин.

— Да, по системе «здравствуй и прощай». Теперь как раз пришла пора прощаться.

По-прежнему леди Франклин плохо понимала, о чем он говорит, но решение принято и отступать поздно. В конце концов Ледбиттер не устоял и рассказал все начистоту. Он ежемесячно выплачивал за машину определенную сумму. Кроме того, при покупке им был сделан вступительный взнос. Но фирма по продаже автомобилей оказалась теперь в затруднительном положении и потребовала, чтобы в самое ближайшее время он внес всю оставшуюся сумму или по крайней мере ее большую часть — в противном случае он потеряет и машину, и те деньги, что уже выплатил за нее.

— Но разве они имеют на это право? — удивилась леди Франклин.

Ледбиттер решил рискнуть.

— Боюсь, что да, миледи.

Леди Франклин попыталась представить, что такое для Ледбиттера потеря машины.

— Что же вы будете делать?

Ледбиттер передернул широкими плечами.

— Попробую устроиться водителем в другую фирму. Правда, это будет непросто. Они не любят брать тех, кто работал на себя. Конечно, у меня есть постоянные клиенты и я надеюсь, что они меня не забудут, но вряд ли я смогу их обслуживать, как теперь. Например, они звонят и заказывают автомобиль, но в девяти случаях из десяти приеду не я, а другой водитель. Так что, боюсь, теперь мы с вами не скоро увидимся, миледи.

— Я буду очень огорчена, — с пафосом проговорила леди Франклин, — и, наверное, другие ваши клиенты тоже.

— Может быть, может быть. Они привыкли ко мне, а я к ним. Привычка — великое дело, но такие отношения вырабатываются годами. Я было решил, что уже встал на ноги: через три года выкупил бы эту машину, а еще через год-другой, глядишь, завел бы еще одну и нанял шофера. А еще через пару лет, если бы все шло по плану, у меня работало бы двое шоферов. Теперь мне самому придется искать работу — четыре фунта шесть шиллингов в неделю, и никаких шансов в ближайшие годы опять основать свою фирму — а может быть, и никогда вообще... Денег у меня нет, военное пособие пошло на машину. Ну что ж, ничего не попишешь. Горько думать, что ты неудачник, но не я первый, не я последний. Многие вот так же открывали свое дело, а потом не выдерживали этой гонки и снова шли наниматься к хозяевам... Я надеялся, что мне повезет чуть больше.

В голове леди Франклин замелькали обрывки эпизодов из семейной хроники Ледбиттеров — трогательные сцены домашней идиллии. Неужели их счастью конец?

— А как это отразится на вашей семейной жизни? — осведомилась леди Франклин.

— Кое-что, понятно, изменится, — хмуро ответил Ледбиттер. — Во-первых, придется подыскать квартиру подешевле. Дома я об этом пока помалкиваю, но жена, похоже, уже учуяла, что дело неладно, — сегодня за завтраком у меня кусок не лез в горло.

— Когда же вы ей обо всем расскажете? — спросила леди Франклин. Невольно отождествляя себя с миссис Ледбиттер, она пыталась представить, сколько часов блаженного неведения осталось у бедной женщины.

— Сегодня вечером! — услышала она в ответ. — Вот уложим детей и обо всем потолкуем.

Леди Франклин тут же представила себе розовые детские мордочки, глубоко уткнувшиеся в подушки, и с горечью подумала, что теперь бедняжкам придется нелегко. Правда, они еще совсем крошки и, может быть, ничего не поймут, но зато миссис Ледбиттер...

— Ваша жена, наверное, очень расстроится?

Ледбиттер чуть понурил голову.

— О да, миледи, для нее это будет самая настоящая катастрофа. Когда я еще только собирался основать свою фирму, жена очень меня отговаривала, предупреждала о том, как это опасно. Она у меня осторожная, любит семь раз примерить... Потом, правда, когда я сделал по-своему и все стало складываться удачно, она очень за меня радовалась. Она и сейчас не станет ворчать — мол, что я тебе говорила! Наоборот, она примется меня всячески утешать. Но все равно для нее это будет удар. Мне-то что — я сносил и не такое, да и на соседские пересуды мне наплевать — пусть почешут языки. Но жена вся исстрадается: оказаться хотя бы на ступеньку ниже, упасть, так сказать, в глазах окружающих — о, женщины этого не переносят. Ну да ее можно понять — она столько вложила в наш дом, так им гордится — я вам об этом, кажется, рассказывал...

Леди Франклин почувствовала, что вот-вот расплачется: впервые за многие месяцы ей было жалко не себя, а других. Ее горести и печали вдруг отступили под напором бед позабытого ею внешнего мира — бед, не имеющих никакого отношения к ней самой, но от того не менее реальных! Ей было непереносимо жаль миссис Ледбиттер — мужчины по-прежнему оставались для нее существами загадочными, почти мифическими. Но она сочувствовала и Ледбиттеру, восхищаясь той стойкостью, с которой он выдерживал удары судьбы, не щадившей его самолюбия.

Ее огорчение не прошло незамеченным.

— Напрасно я рассказал вам об этом, миледи, — вздохнул Ледбиттер. — Видит Бог, я не хотел. Но когда привыкаешь к человеку, трудно что-то скрыть... удержать в себе. Да вы бы все равно об этом узнали рано или поздно — заказали бы машину, а я бы не приехал.

Ледбиттер сыграл ва-банк. Как бы он стал выкручиваться, если бы леди Франклин все же позвонила ему попросила приехать, он и сам не знал. Но именно этот ход оказался победным. До леди Франклин дошло, что ее лишают чего-то очень важного и что эти поездки с Ледбиттером были по сути дела единственным светлым пятном в той страшной мгле, что окутала ее. Она всегда с нетерпением ждала этих поездок, а с ними и новых захватывающих сюжетов из семейной хроники Ледбиттеров. Отныне ей — как и этой семье — было не на что надеяться. «Неужели я porte-malheur? [5] — с горечью думала леди Франклин. — Неужели я всем приношу несчастье?» Жуткая догадка стала укореняться в ее сознании — ядовитое семя упало на благодатную почву, вскормившую уже столько призраков. Ее охватила паника, она заерзала на сиденье, потом схватила сумочку, открыла ее — без всякой цели, лишь бы чем-то занять себя, и только тогда ее взгляд упал на длинный серо-зеленый талисман — чековую книжку.

5

Здесь: человек, приносящий несчастье (фр.).

— Хотите, я дам вам денег? — обратилась она к Ледбиттеру. — Вы могли бы принять от меня подарок?

На мгновение он задумался.

— Я был бы глупцом, мадам, — сказал он совершенно спокойным тоном, хоть и забыл от волнения привычное «миледи», — если б отказался. Но я не настолько глуп.

— Я, правда, не знаю, какая сумма вас могла бы устроить, — сказала леди Франклин. — Десять фунтов, пятьдесят, сто?

Ледбиттер снова взял себя в руки.

— Сто фунтов — большие деньги, — сказал он.

Леди Франклин уловила в его голосе сдержанные нотки. Ну конечно же, сто фунтов — это очень мало. В конце концов, что такое сто фунтов? Столько — даже больше — она тратит в неделю на свои два дома. Какие жалкие крохи для человека, которому грозит разорение, а его жене и детям (казалось, она знала их всю свою жизнь) страшные лишения. Откуда в ней такая скаредность? Ей вдруг стало легко и свободно — она смогла взять верх над своим скупердяйством, радость захлестнула ее с такой неумолимой силой, что, казалось, сердце не выдержит и разорвется, лопнет, как перезрелый плод. Ей чудилось, что в ней открываются поры, через которые пьет свежий воздух свободы ее душа. Ее обуяла жажда поступка. Действовать, и как можно скорее! Немедленно! Она скоро приедет — они уже в Лондоне: за окнами машины замелькали дома.