По нехоженной земле

пройденный нами путь. Он станет нашей столбовой дорогой на Северную Землю.

Сегодня с утра пасмурно. Дует восточный ветер. Поземка. Днем ветер

усиливается. Над льдами, к западу от лагеря, встает сплошная серая стена.

Повидимому, там метель бушует в полную силу. Нас несколько защищают торы, но,

несмотря на такую защиту, с полудня и здесь разгуливается настоящая метель. Она

мешает нам как следует осмотреть район.

Кое-где поверхность земли совершенно обнажена, но большая площадь покрыта

тонким слоем снега, лишь иногда достигающим глубины 10—15 сантиметров. Только

на самом склоне берега и в ручьях снег лежит мощным слоем. Это работа ветра. На

заносах уже образовались большие заструги. Их очертания говорят о преобладании

береговых ветров.

Благоприятный снежный покров облегчает обследование берега. Хорошо

развитая, сравнительно ровная береговая терраса расположена на небольшой высоте. Ее

поверхность покрыта кирпично-красными суглинками с рассеянными по ним валунами

из красных и серых песчаников. На поверхности террасы много мелких раковин,

говорящих о том, что здесь когда-то плескалось море. [92]

Теперь нам становится понятным происхождение красного снега, который мы

встретили вчера на своем пути. Оказывается, это пыль, принесенная с Северной Земли.

Поэтому-то так тяжело шли сани. Но какой же силы тогда достигают здесь ветры, если

они способны выветрившуюся глину унести на 15 километров, — именно на таком

расстоянии от Земли мы встретили первые красные пятна.

Из-за усилившейся метели мы отказались от подъема на гору, круто

вздымающуюся над террасой. На обратном пути, порой разрывая снег, мы были

приятно поражены сравнительно богатой здешней растительностью. В то время как на

островах Седова, сложенных известняками, цветковые растения почти отсутствуют,

здесь, кроме большого количества лишайников, покрывающих камни, и помимо мхов,

мы нашли более десятка цветковых. Среди них — камнеломки, вездесущий в Арктике

альпийский мак, щавелек, два вида метликов и даже миниатюрные побеги полярной

ивы, прячущей среди мхов свое тонкое тельце. Повидимому, в этом году снег покрыл

землю раньше обычного и застал растительность в период цветения. Многие

экземпляры мака и камнеломок мы выкопали из-под снега с замерзшими, но вполне

сохранившимися цветами и даже с нераспустившимися бутонами.

Такие же отрадные находки сделали и по фауне. Нашли помет полярной совы.

Значит, эта птица посещает суровые берега Северной Земли. В помете кости и когти

лемминга. И он здесь водится. Встретили след песца. Не такая уж безжизненная эта

земля. Летом, повидимому, здесь достаточно оживленно.

Журавлев побывал у полыньи километрах в шести от лагеря и видел на воде двух

нерп. Стрелять не стал, так как из-за отсутствия лодки все равно не достал бы убитого

зверя. На пути он нашел два, хорошей сохранности бревна плавника. По его

определению — ель. Отсюда вывод — значит, и здесь море вскрывается и бывает

открытая вода, иначе не занесло бы сюда плавник.

Следов песца и медведя охотник не видел, поэтому считает день потерянным. Он

не в духе и, когда я, подытоживая результаты дня, развиваю предположения учёных о

потеплении Арктики и смягчении климата, Журавлев иронически просит меня

зарегистрировать его заявку на покос и огород. Пока же он, довольный своей шуткой и

повеселевший, «идет в огород», уже принесший урожай, другими словами — лезет в

мешок с сухими овощами и начинает готовить ужин.

Смеркается. Метель, испортившая нам день, кончилась. Наступил полный штиль.

Пламя примуса, установленного на [93] открытом воздухе, не колеблется. Растопив в

котелке снег, Журавлев, не глядя, кладет в воду несколько горстей сушеных овощей и

заправляет мясными консервами. Вскипевший борщ выглядит очень аппетитно.

«Повар» вооружается ложкой и, наперед похваливая блюдо, «снимает пробу». Я вижу,

как его глаза закрываются, а рот... остается открытым. Долгонько он сидит в таком

положении, словно не в силах перевести дыхания. Наконец, крякнув, как после

хорошего глотка спирта, разражается бранью и начинает энергично что-то разыскивать

в котелке. Скоро оттуда извлекается большой стручок красного перца, потом второй и

третий. Журавлев далеко швыряет свои находки. Потом, порывшись в мешке с сухими

овощами, находит там еще несколько стручков и, размахнувшись, бросает их на берег.

— Может, вырастет, когда потеплеет Арктика! Пригодится тресту «Плодоовощь»

для приготовления борща полярным экспедициям.

Все же он снимает кастрюлю и торжественно вносит в палатку. После

трехсуточного питания сухими консервами мы приходим к заключению, что если перец

в излишнем количестве положен в сухой борщ, то, значит, ему там и полагалось быть.

Кому-кому, а тресту «Плодоовощь» известен рецепт сухого борща. Смех и жгучее от

перца варево захватывали дыхание, но мы все-таки опорожнили кастрюлю.

5 октября 1930 г.

С утра тихо. Вверху небо ясно. Горизонт обложен облаками. Низкое полярное

солнце не показывается из-за них.

Двинулись вдоль идущего на восток берега. Местами он достигает высоты 7—8

метров. Скоро встретили речку. Долина ее, повидимому, недавно была ложем ледника.

Остатки его сохранились до сих пор в виде ледяного языка мощностью до 10 метров.

Породы все те же. Валунные суглинки и красные песчаники. Однако в русле речки

много зеленых галек. Речка течет с соседней горы, и выше по течению есть ущелье с

отвесными стенами в 30—40 метров.

Высокий выступ берега, почти чистый от снега, показался нам очень удобным для

продовольственной базы, и мы решили заложить здесь наш опорный пункт на Северной

Земле. Около большого, издалека заметного валуна сложили 204 килограмма