По обе стороны сна

Когда от Помоны начали шарахаться даже старосты, женщина заподозрила неладное, приказав старосте девочек явиться к ней. Когда же та не явилась и через пятнадцать минут, женщина отправилась в гостиную факультета. Увиденное заставило ее застыть на пороге: девочки плакали, не отпуская старосту. И старшие и младшие девочки вцепились в старосту и рыдали, как будто ее… В этот момент кто-то из девочек увидел декана факультета, которую немедленно вынесло прочь визгом и стихийным выбросом присутствовавших детей.

— Не поняла, — констатировала мадам Спраут, обращенная детским выбросом в очень маленькую собачку. — Поппи, спаси! — закричала она, увидев огромного и явно голодного кота.

— Ладно, спасу, — вздохнула явившаяся на такой мощный выброс школьная медсестра, — хоть ты и не заслужила.

Факультет Слизерин отправил зов о помощи родителям. Тем бы просто забрать детей и отправиться восвояси, но нет, взрослые чопорные маги явились разбираться. Собственно, это и взорвало ситуацию. Хогвартс, увидев толпу взрослых магов, загудел, подобно осиному гнезду, полному раздраженными насекомыми и…

— Слизни подмогу позвали! — выкрикнул какой-то гриффиндорец, безумный в своей отваге. — Они хотят нас убить, как Гермиону!

— Бей слизней! — истошно закричал ничему не учившийся первокурсник. Теперь, правда, факультетов было три. И если Гриффиндор расчехлял бейсбольные биты, то вороны обладали знаниями и хорошей памятью, а профессор Флитвик атаки от своих не ожидал. В следующее мгновение все смешалось в Большом зале, дети шли на врага, в своем понимании, конечно, но шли. Проблема осложнялась еще и запретом аппарации в Хогвартсе, хорошо хоть домовики самых сообразительных растащили по домам, а вот все остальные сошлись в битве. И некому было их остановить, ибо профессор Дамблдор задерживался по причине обстипации,[1] а всех остальных профессоров связали обладавшие хорошей памятью вороны.

— Бей слизней! За Гермиону!.. — Великому Светлому, вспомнившему далекие сороковые, стало от этого клича… нехорошо.

***

Вернувшая себе речь Гермиона порадовала домовиков, убедившихся в правильности своих мыслей, ибо человек в далеком мире действительно близок настолько, что лечит детей. Зелья, правда, принимать приходилось, но девочка не капризничала, у нее, как и у Гарри, была цель. К этой цели дети шли, забывая покушать, если бы не домовики, ну и папа Саша, конечно, и сестричка Аленушка. Девочка теперь тоже приходила в сны, слушая папу, рассказывая сама и слушая рассказы Гермионы и Гарри.

— Значит, первый том вы осилили, — кивнула Аленушка. — А о чем там рассказывается?

— Об устройстве мира, — ответила Гермиона. — О том, как все устроено, откуда берется магия и как связаны разные миры. Сло-о-о-ожно!

— Но нужно, — проговорил Гарри, учиться очень даже любивший, в основном, благодаря папе Саше, конечно.

— Молодцы, что вы это понимаете, — Березкин-старший обнимал своих детей. — Кушать не забывайте.

— Мы бы забывали, но домовики не дадут, — улыбнулась Гермиона.

— Ох, дети, — улыбнулся Саша, не забывая гладить тянувшихся к нему Гермиону и Гарри, а Аленушка видела, что для них значит ее папа, отчего тянулась и сама к ним обоим. Ночь за ночью они становились единым целым, семьей, разделенной сном.

Второй том пошел уже легче, как и третий, Гермиона и Гарри забросили все, они читали весь день, чтобы ночью побыть с папой и сестренкой, а домовики видели, что их юные хозяева уже почти не здесь. Это и было одним из условий, важным условием, ибо «дети, не нужные в двух мирах» доселе домовикам не встречались, обязательно находился кто-то, кто мог их обогреть, но только не для этих двоих.

Даки решился рассказать об этом чуде старейшине. Очень старый домовик, помнивший, с чего все началось, и когда-то давно обнаруживший возможность все изменить, с интересом слушал совсем молодого по эльфийским меркам Даки. Давно прошли те времена, когда он верил в чудо, и вот теперь совершенно неожиданно появился шанс, маги в равнодушии своем буквально приговорили двух детей.

— Значит, говоришь, они совсем одни? — спросил, наконец, старейшина.

— Да, — кивнул Даки. — В этом мире они совсем одни, но на границе миров… Они уходят туда каждую ночь, чтобы быть с теми, кто им дорог, кто стал им семьей.

— Это страшно, ты понимаешь? — произнес старый домовик. — Это очень страшно, когда дети… так. Ты говоришь, девочку чуть не убили?

— Очень сильно напугали, она не ходит, а совсем недавно еще и не говорила, — ответил домовик, которому было безумно жаль этих детей.

— Испытание может быть очень страшным, — как будто самому себе сказал старейшина. — Ты это понимаешь? Готов ли ты обречь их…

— Я им все расскажу, — вздохнул Даки, а потом внезапно решился. — И буду рядом, когда…

— Мы все будем рядом, когда, — проворчал старейшина. — Возможно, нас и услышат.

Домовики искренне надеялись на то, что у детей получится, ведь это был шанс на прощение и для них. Когда-то давно их народ обидел некое существо, о котором молчали легенды, и был наказан, жестоко наказан, по мнению Даки, но вот теперь… Домовик решил, что будет рядом с этими детьми, что бы ни случилось, даже если ему будет угрожать гибель, он будет рядом. Где-то в неизмеримой дали раздался тихий звон. Первый шаг был сделан.

Разбираясь в написанном, Гермиона медленно понимала, что им предстоит. И им, и папе Саше, и даже сестричке Аленушке. Осознав написанное в четвертом томе, девочка заплакала. Гарри все не мог успокоить свою Гермиону, но она, наплакавшись, уснула, чтобы продолжить лить слезы уже во сне. Даже на руках у папы. Даже, когда ее обняли все.

— Что случилось, Миона? Отчего ты так плачешь? — не выдержал Саша, прикрикнув на девочку.

— Это будет испытание, мы должны будем отказаться от чего-то важного, но не от друг друга, — произнесла Гермиона, цепляясь за папу Сашу. — И мы с Гарри, и ты, и… Аленушка… Но я не хочу, чтобы вы что-то теряли, чтобы вам было плохо…

— Папа, а, может, нашлепаешь Миону? — поинтересовалась Аленушка. — Миона, нельзя решать за других, может быть, терять надо будет для нас совсем неважное, откуда ты знаешь?

— Я испуга-а-алась! — ответила кудрявая девочка. — Если хочешь, отшлепай… Только…

— Глупый ребенок, — вздохнул старший Березкин. — Я не думаю, что у нас отнимут что-то, без чего мы не выживем. Главное, что мы будем вместе, а остальное переживем.

— Честно-честно? — Гермиона заглянула в глаза папы и несмело улыбнулась, а он гладил ее своей теплой ладонью и очень надеялся на то, что у детей все получится. Где-то в неведомой дали раздался звук лопнувшей струны. И второй шаг был сделан отважными детьми, наступало время решений.