По обе стороны утопии. Контексты творчества А. Платонова

Вся дымясь, оседая назад, Лошадь только вздыхала глубоко И глядела… (так люди глядят, покоряясь неравным нападкам) [402] .

Повествуя о лошадях, Достоевский подчеркивает контраст между крайней жестокостью и сочувствием человека страдающей твари. В сне Раскольникова пьяный хозяин-садист хлещет до смерти маленькую крестьянскую кобылу [403] . И в «Братьях Карамазовых» старец Зосима обращает внимание на лики измученной лошади или вола: «Какая кротость, какая привязанность к человеку, часто бьющему его безжалостно, какая незлобивость, какая доверчивость и какая красота в его лике» [404] .

402

Некрасов Н. Полн. собр. стихотворений: В 3 т. Л., 1967. Т. 2. С. 170.

403

Достоевский Ф. М. Указ. соч. Л., 1973. Т. 6. С. 45–49. См. аллегорическое толкование сна Раскольникова у Мережковского (Вехи. Pro et contra СПб., 1998. С. 100) в его отрицательном отзыве на сборник «Вехи». Телега для Мережковского — Россия, а лошаденка — русская интеллигенция, которую авторы «Вех» добивают железным ломом. См. и критику Мережковского В. Розановым (Там же. С. 111–115).

404

Достоевский Ф. М. Указ. соч. Л., 1976. Т. 14. С. 267.

Упрек в адрес человека из-за необоснованного возвышения над животными формулируется также в русской религиозной и философской традициях. Николай Федоров замечает, что идея прогресса содержит не только превосходство над предками, но и над животными. Так как претензии человека на способность к общим идеям и к развитию знаний на самом деле оказываются несостоятельными перед слепой силой природы, они не дают права для возвышения над животными. Николай Бердяев пишет в работе «Смысл творчества» о том, что падение человека влечет за собой падение и омертвение всех низших слоев природы, поскольку человек как высшая степень природы ответственен за весь строй космоса. Он подчеркивает мысль апостола Павла о том, что «вся тварь стенает и мучится доныне» (Послание к римлянам, 8:22) в ожидании своего освобождения [405] .

405

Бердяев Н. Философия творчества, культуры и искусства. М., 1994. С. 89.

Секта духоборцев относилась с особым почтением к коровам, считая, что в них воплощена человеческая душа. Чтобы не эксплуатировать труд животных, они сами впрягались в плуги и повозки [406] . Можно предположить, что повесть Толстого «Холстомер», показывающая моральное превосходство лошадей над людьми, отражает подобные сектантские представления. Со стороны проблематики пола повесть связана с хлыстовском учением о кастрации [407] , но со стороны отрицания института собственности она скорее отражает соответствующие представления духоборцев. Вообще можно констатировать, что идея необходимости в искуплении всей твари акцентируется именно в гетеродоксальной, сектантской среде, в то время как господствующая философская и церковная традиция подчеркивает принципиальное отличие животного и человеческого начал [408] .

406

Синявский Л. Иван-дурак. Очерк русской народной веры. М., 2001. С. 401.

407

Эткинд А. Указ. соч. С. 98–99.

408

См.: Agamben G. Das Offene. Der Mensch und das Tier. Frankfurt a. M., 2003. Об определении сущности животного у Гегеля см.: Тимофеева О. Бедная жизнь: Зоотехник Високовский против философа Хайдеггера // Новое литературное обозрение. 2010. № 106. С. 96–113; о соответствующих взглядах Хайдеггера см.: Тимофеева О. Зверинец духа // Новое литературное обозрение. 2011. № 107. С. 164–175).

Повышенный интерес к животному началу проявляется в модернизме. Возвышение животного происходит на фоне критики антропоцентризма, рационализма и философии прогресса. В противоположность этому животное объявляется репрезентантом первобытного потерянного рая, дологической мудрости и высшего интуитивного знания. О Ницше рассказывают, что в Турине в 1889 году при виде жестокого отношения извозчика к своему коню он в слезах бросается животному на шею с восклицанием: «Брат мой!» У поэтов и художников первых десятилетий XX века этот мотив избавления твари приобретает новую силу на основе обращения к примитивизму. В декларации 1904 года Хлебников выражает желание, чтоб на его могильной плите прочли: «Он не видел различия между человеческим видом и животными видами и стоял за распространение на благородные животные виды заповеди и ее действия „люби ближнего, как самого себя“» [409] .

409

Хлебников В. Творения. М., 1986. С. 577.

Лирический герой в стихотворении Есенина счастлив, потому что «зверье, как братьев наших меньших, / Никогда не бил по голове» [410] . Мотив отдаления человека от природы в процессе эволюции и печальных последствий захвата власти над землей человеком звучит не раз у Хлебникова. В поэме «Зверинец» речь идет о том, что в заключенных животных «погибают какие-то прекрасные возможности» зверей [411] . О том же рассказывается в тексте «Утес из будущего»: «Человек отнял поверхность земного шара у мудрой общины зверей и растений и стал одинок: ему не с кем играть в пятнашки и жмурки в пустом покое, темнота небытия кругом, нет игры, нет товарищей. С кем ему баловаться? Кругом пустое „нет“. Изгнанные из туловищ души зверей бросились в него и населили своим законом его стены. Построили в сердце звериные города». Текст кончается картиной обновленного рая: «Зверям и растениям было возвращено право на жизнь, прекрасный подарок. И мы снова счастливы: вот лев спит у меня на коленях, и теперь я курю мой воздушный обед» [412] .

410

Есенин С. Собр. соч. М., 1977. Т. 1. С. 227.

411

Хлебников В. Указ. соч. С. 187.

412

Там же. С. 567.

О превосходстве животного идет речь в стихотворении Хлебникова о Конецарстве из цикла «Война в мышеловке»,

где конь звероокий с волной белоснежной Стоит, как судья у помоста, И дышло везут колесницы тележной Дроби преступные, со ста. <…> Мы стали лучше и небесней, Когда доверились коням. О, люди! Так разрешите вас назвать! [413]

А в поэме «Ладомир» звучит утопическая надежда на освобождение и очеловечение животных в будущей жизни:

413

Там же. С. 464.

И идут люди, и идут звери На богороды современниц. Я вижу конские свободы и равноправие коров [414] .

Известные стихи Маяковского «Хорошее отношение к лошадям» (1918) построены на идентификации человека с животным.

И какая-то общая Звериная тоска Плеща вылилась из меня И расплылась в шелесте. «Лошадь, не надо. Лошадь, слушайте — чего вы думаете, что вы их плоше? Деточка, все мы немножко лошади, каждый из нас по-своему лошадь» [415] .

414

Там же. С. 289.

415

Маяковский В. Полн. собр. соч. М., 1956. Т. 2. С. 11.

Мотив умирающей лошади находим также в стихотворении Б. Брехта, в котором рассказывается из лошадиной перспективы о том, как голодные люди бросаются на нее, чтобы отрезать от ее костей кусок мяса [416] . Немецкий поэт, однако, дает этой теме характерный для его мировоззрения поворот. Поскольку голод побуждает людей на столь бессердечный поступок, Брехт требует создать такие условия, в которых не господствовал бы социальный голод. В совсем ином ракурсе — правда, без утешающей социальной перспективы — подобный эпизод дан у Хлебникова: «Умирающий конь, покрытый рогожей, собрал толпу. Зрелище смерти, что собирает мошек, всегда прекрасно и гневно» [417] .

416

Brecht В. Gesammelte Werke. Bd. 8. Frankfurt a. M., 1967. S. 61–62.

417

Хлебников В. Собр. соч. Л., 1933. Т. 5. С. 135.

Видное место в этой связи занимает поэзия Николая Заболоцкого, в которой акцентируется противоречие между духовным богатством животного мира и его грустной жизнью на службе человека. В творчестве поэта особенно подчеркнуты страдания лошадей. В стихотворении «Лицо коня» (1926) читаем:

Лицо коня прекрасней и умней. Он слышит говор листьев и камней. Внимательный! Он знает крик звериный И в ветхой роще рокот соловьиный. И зная все, кому расскажет он Свои чудесные виденья? <…> И если б человек увидел Лицо волшебное коня, Он вырвал бы язык бессильный свой И отдал бы коню. Поистине достоин Иметь язык волшебный конь! [418]

418

Заболоцкий Н. Полн. собр. стихотворений и поэм. СПб., 2002. С. 104.

Но поскольку у коня нет языка, его горе остается незамеченным, и на другой день человек заставляет его работать для себя [419] :

И лошадь в клетке из оглобель, Повозку крытую влача, Глядит покорными глазами В таинственный и неподвижный мир [420] .

Отсутствие человеческого языка у животных является схожим мотивом у Заболоцкого и Платонова. У обоих немота животных компенсируется подчеркнутой выразительностью лица и в особенности глаз. Зато есть язык, на котором животные общаются между собой. В поэме «Торжество земледелия» (1929–1930) они сами ведут «свободный разговор» об их страданиях. В «Лошадином институте» занимаются квалификацией животных, о чем свидетельствует пример осла, слывущего самым глупым из животных:

419

Подобным же образом несет свой жребий бык в стихотворении Заболоцкого «Прогулка» (1926): «У животных нет названья. / Кто им зваться повелел? / Равномерное страданье — / Их невидимый удел» (Там же. С. 106).

420

Там же. С. 105.

Осел, товарищем ведом. Приходит, голоден и хром, Его, как мальчика, питают, Ума растенье развивают [421] .

Поэма кончается утопической картиной Золотого века без насилия человека над природой. Освобожденные от тяжелого, рабского труда люди и животные, включая образумившегося осла, прославляют победу плодородия:

В хлеву свободу пел осел, Достигнув полного ума [422] .

421

Там же. С. 152.

422

Там же. С. 157. Не удивительно, что именно пример осла вызывал возмущение советской цензуры и считался клеветой на коллективизацию деревни.