По обе стороны утопии. Контексты творчества А.Платонова

Но прежде чем заниматься разными видами взаимоотношений между человеком и животным в творчестве Платонова, стоит оглянуться на традицию, на фоне которой Платонов строит свои антропозоологическиеобразы. Достоинство животных играет видную роль еще в русской классической литературе. При этом лошадь, вне всяких сомнений, стоит на первом месте. Согласно В. Маркову, «чаще всего лошадь выступает как символ человеческого страдания. Этим как бы признается, что лошадь „человечнее“ человека, и в образе ее страдания больше благородности и художественной силы» [401] . Известны стихи Н. Некрасова о влачащей непосильную ношу лошади-калеке, с которой жестоко обращается ее хозяин:

401

Марков В.О поэтах и о зверях // Опыты. Нью-Йорк, 1955. Кн. 5. С. 75.

Вся дымясь, оседая назад, Лошадь только вздыхала глубоко И глядела… (так люди глядят, покоряясь неравным нападкам) [402] .

Повествуя о лошадях, Достоевский подчеркивает контраст между крайней жестокостью и сочувствием человека страдающей твари. В сне Раскольникова пьяный хозяин-садист хлещет до смерти маленькую крестьянскую кобылу [403] . И в «Братьях Карамазовых» старец Зосима обращает внимание на лики измученной лошади или вола: «Какая кротость, какая привязанность к человеку, часто бьющему его безжалостно, какая незлобивость, какая доверчивость и какая красота в его лике» [404] .

402

Некрасов Н.Полн. собр. стихотворений: В 3 т. Л., 1967. Т. 2. С. 170.

403

Достоевский Ф. М.Указ. соч. Л., 1973. Т. 6. С. 45–49. См. аллегорическое толкование сна Раскольникова у Мережковского (Вехи. Pro et contra СПб., 1998. С. 100) в его отрицательном отзыве на сборник «Вехи». Телега для Мережковского — Россия, а лошаденка — русская интеллигенция, которую авторы «Вех» добивают железным ломом. См. и критику Мережковского В. Розановым (Там же. С. 111–115).

404

Достоевский Ф. М.Указ. соч. Л., 1976. Т. 14. С. 267.

Упрек в адрес человека из-за необоснованного возвышения над животными формулируется также в русской религиозной и философской традициях. Николай Федоров замечает, что идея прогресса содержит не только превосходство над предками, но и над животными. Так как претензии человека на способность к общим идеям и к развитию знаний на самом деле оказываются несостоятельными перед слепой силой природы, они не дают права для возвышения над животными. Николай Бердяев пишет в работе «Смысл творчества» о том, что падение человека влечет за собой падение и омертвение всех низших слоев природы, поскольку человек как высшая степень природы ответственен за весь строй космоса. Он подчеркивает мысль апостола Павла о том, что «вся тварь стенает и мучится доныне» (Послание к римлянам, 8:22) в ожидании своего освобождения [405] .

405

Бердяев Н.Философия творчества, культуры и искусства. М., 1994. С. 89.

Секта духоборцев относилась с особым почтением к коровам, считая, что в них воплощена человеческая душа. Чтобы не эксплуатировать труд животных, они сами впрягались в плуги и повозки [406] . Можно предположить, что повесть Толстого «Холстомер», показывающая моральное превосходство лошадей над людьми, отражает подобные сектантские представления. Со стороны проблематики пола повесть связана с хлыстовском учением о кастрации [407] , но со стороны отрицания института собственности она скорее отражает соответствующие представления духоборцев. Вообще можно констатировать, что идея необходимости в искуплении всей твари акцентируется именно в гетеродоксальной, сектантской среде, в то время как господствующая философская и церковная традиция подчеркивает принципиальное отличие животного и человеческого начал [408] .

406

Синявский Л.Иван-дурак. Очерк русской народной веры. М., 2001. С. 401.

407

Эткинд А.Указ. соч. С. 98–99.

408

См.: Agamben G.Das Offene. Der Mensch und das Tier. Frankfurt a. M., 2003. Об определении сущности животного у Гегеля см.: Тимофеева О.Бедная жизнь: Зоотехник Високовский против философа Хайдеггера // Новое литературное обозрение. 2010. № 106. С. 96–113; о соответствующих взглядах Хайдеггера см.: Тимофеева О.Зверинец духа // Новое литературное обозрение. 2011. № 107. С. 164–175).

Повышенный интерес к животному началу проявляется в модернизме. Возвышение животного происходит на фоне критики антропоцентризма, рационализма и философии прогресса. В противоположность этому животное объявляется репрезентантом первобытного потерянного рая, дологической мудрости и высшего интуитивного знания. О Ницше рассказывают, что в Турине в 1889 году при виде жестокого отношения извозчика к своему коню он в слезах бросается животному на шею с восклицанием: «Брат мой!» У поэтов и художников первых десятилетий XX века этот мотив избавления твари приобретает новую силу на основе обращения к примитивизму. В декларации 1904 года Хлебников выражает желание, чтоб на его могильной плите прочли: «Он не видел различия между человеческим видом и животными видами и стоял за распространение на благородные животные виды заповеди и ее действия „люби ближнего, как самого себя“» [409] .

409

Хлебников В.Творения. М., 1986. С. 577.

Лирический герой в стихотворении Есенина счастлив, потому что «зверье, как братьев наших меньших, / Никогда не бил по голове» [410] . Мотив отдаления человека от природы в процессе эволюции и печальных последствий захвата власти над землей человеком звучит не раз у Хлебникова. В поэме «Зверинец» речь идет о том, что в заключенных животных «погибают какие-то прекрасные возможности» зверей [411] . О том же рассказывается в тексте «Утес из будущего»: «Человек отнял поверхность земного шара у мудрой общины зверей и растений и стал одинок: ему не с кем играть в пятнашки и жмурки в пустом покое, темнота небытия кругом, нет игры, нет товарищей. С кем ему баловаться? Кругом пустое „нет“. Изгнанные из туловищ души зверей бросились в него и населили своим законом его стены. Построили в сердце звериные города». Текст кончается картиной обновленного рая: «Зверям и растениям было возвращено право на жизнь, прекрасный подарок. И мы снова счастливы: вот лев спит у меня на коленях, и теперь я курю мой воздушный обед» [412] .

410

Есенин С.Собр. соч. М., 1977. Т. 1. С. 227.

411

Хлебников В.Указ. соч. С. 187.

412

Там же. С. 567.

О превосходстве животного идет речь в стихотворении Хлебникова о Конецарстве из цикла «Война в мышеловке»,

где конь звероокий с волной белоснежной Стоит, как судья у помоста, И дышло везут колесницы тележной Дроби преступные, со ста. <…> Мы стали лучше и небесней, Когда доверились коням. О, люди! Так разрешите вас назвать! [413]

А в поэме «Ладомир» звучит утопическая надежда на освобождение и очеловечение животных в будущей жизни:

413

Там же. С. 464.

И идут люди, и идут звери На богороды современниц. Я вижу конские свободы и равноправие коров [414] .

Известные стихи Маяковского «Хорошее отношение к лошадям» (1918) построены на идентификации человека с животным.

И какая-то общая Звериная тоска Плеща вылилась из меня И расплылась в шелесте. «Лошадь, не надо. Лошадь, слушайте — чего вы думаете, что вы их плоше? Деточка, все мы немножко лошади, каждый из нас по-своему лошадь» [415] .

414

Там же. С. 289.

415

Маяковский В.Полн. собр. соч. М., 1956. Т. 2. С. 11.

Мотив умирающей лошади находим также в стихотворении Б. Брехта, в котором рассказывается из лошадиной перспективы о том, как голодные люди бросаются на нее, чтобы отрезать от ее костей кусок мяса [416] . Немецкий поэт, однако, дает этой теме характерный для его мировоззрения поворот. Поскольку голод побуждает людей на столь бессердечный поступок, Брехт требует создать такие условия, в которых не господствовал бы социальный голод. В совсем ином ракурсе — правда, без утешающей социальной перспективы — подобный эпизод дан у Хлебникова: «Умирающий конь, покрытый рогожей, собрал толпу. Зрелище смерти, что собирает мошек, всегда прекрасно и гневно» [417] .

416

Brecht В.Gesammelte Werke. Bd. 8. Frankfurt a. M., 1967. S. 61–62.

417

Хлебников В.Собр. соч. Л., 1933. Т. 5. С. 135.

Видное место в этой связи занимает поэзия Николая Заболоцкого, в которой акцентируется противоречие между духовным богатством животного мира и его грустной жизнью на службе человека. В творчестве поэта особенно подчеркнуты страдания лошадей. В стихотворении «Лицо коня» (1926) читаем:

Лицо коня прекрасней и умней. Он слышит говор листьев и камней. Внимательный! Он знает крик звериный И в ветхой роще рокот соловьиный. И зная все, кому расскажет он Свои чудесные виденья? <…> И если б человек увидел Лицо волшебное коня, Он вырвал бы язык бессильный свой И отдал бы коню. Поистине достоин Иметь язык волшебный конь! [418]

418

Заболоцкий Н.Полн. собр. стихотворений и поэм. СПб., 2002. С. 104.

Но поскольку у коня нет языка, его горе остается незамеченным, и на другой день человек заставляет его работать для себя [419] :

И лошадь в клетке из оглобель, Повозку крытую влача, Глядит покорными глазами В таинственный и неподвижный мир [420] .

Отсутствие человеческого языка у животных является схожим мотивом у Заболоцкого и Платонова. У обоих немота животных компенсируется подчеркнутой выразительностью лица и в особенности глаз. Зато есть язык, на котором животные общаются между собой. В поэме «Торжество земледелия» (1929–1930) они сами ведут «свободный разговор» об их страданиях. В «Лошадином институте» занимаются квалификацией животных, о чем свидетельствует пример осла, слывущего самым глупым из животных:

419

Подобным же образом несет свой жребий бык в стихотворении Заболоцкого «Прогулка» (1926): «У животных нет названья. / Кто им зваться повелел? / Равномерное страданье — / Их невидимый удел» (Там же. С. 106).

420

Там же. С. 105.