По прозвищу Святой. Книга вторая

Максим вскрыл конверт, пробежал рапорт глазами. Там подробно сообщались его деяния, включая гибель пехотного полка в загадочном взрыве чудовищной мощности. Так же говорилось о его необычных способностях и вероятной шизофрении. Рубашка-бронежилет прилагалась в качестве вещественного доказательства тайны личности человека, который одновременно представляется старшим лейтенантом Максимом Седых из будущего и младшим лейтенантом Красной Армии Николаем Святом, лётчиком-истребителем. В заключение прилагались результаты испытаний, во время которых рубашку расстреливали на расстоянии пятьдесят, двадцать пять и десять метров из пистолета «люгер», пистолета-пулемёта MP-40, винтовки «маузер» и, наконец, ручного пулемёта MG-34. Результат нулевой. Пули рикошетили от фантастического материала, оставляя на нём лишь едва заметные царапины.

Да, такой рапорт нам не нужен. Совсем.

— Спички или зажигалку! — протянул руку к оберсту.

Тот поспешно полез в карман и вложил в ладонь Максима зажигалку.

— Лицом на пол! — приказал Максим.

Немцы синхронно побледнели.

— Спокойно, убивать не стану. Лицом на пол, глаза закрыть!

Немцы послушно легли, уткнув лица в ладони.

Всё-таки приятно иметь дело с дисциплинированными людьми, усмехнулся про себя Максим.

Он сжёг рапорт вместе с конвертом на металлическом полу самолёта. Вскрыл свёрток, достал рубашку-бронежилет.

— Ах, ты моя родная, — сказал негромко по-русски.

Снял нижнюю рубашку, освободился от бинтов, надел бронежилет и нижнюю рубашку. Другое дело. Так, теперь куртка.

— Лежать тихо! — приказал немцам и прошёл в кабину.

Судя по компасу и солнцу, самолёт летел на восток. Штурман продолжал сидеть на месте. Его кожаная куртка висела на специальном крючке для одежды.

— Поднимайтесь на три тысячи метров, низко летим! — приказал Максим.

Командир послушно потянул ручку высоты на себя. Самолёт приподнял нос и принялся карабкаться ввысь.

Максим снял с крючка куртку штурмана, натянул на себя, застегнулся.

Чуть тесновата в плечах, но сойдёт.

— Сколько до линии фронта?

— Около ста сорока километров. Полчаса.

— А до ближайшего аэродрома русских?

— Надо карту смотреть, так не скажу.

— Так смотри.

Штурман достал карту, развернул на откидном штурманском столике.

Максим снова прошёл в салон. Там ничего не изменилось: скованные оберст и майор смирно лежали на полу, ефрейтор без памяти валялся там же.

Он набил карманы пистолетными обоймами, чтобы у немцев не возникло и тени соблазна воспользоваться «вальтерами», вернулся в кабину.

— Здесь, — показал штурман на карте. — У города Переяслав. По данным нашей разведки ещё два дня назад здесь располагался полевой военный аэродром русских. Истребители И-16.

— Сколько до него?

— Сто семьдесят два километра.

— Вот туда и летим. Проложи маршрут.

— Но нас собьют на подлёте! — воскликнул штурман. — Там же русские истребители!

— Бог не выдаст — свинья не съест, — сказал Максим. — Что означает — не ссы, прорвёмся.

Пока летели, Максим на всякий случай крепко связал ефрейтора (были у него подозрения, что этот парень может оказаться не столь сговорчивым, как его соотечественники) и выяснил у КИРа насчёт места назначения.

— Переяслав, он же Переяславль, он же Переяслав-Хмельницкий и Переяславль-Русский. Город, где в в 1654 году состоялась Переяславская рада, на которой при гетмане Богдане Хмельницком было принято решение о присоединении Войска Запорожского к Русскому царству.

— Ага. Знаменитый городок. Не довелось побывать. Большой?

— Куда там. В наше время около сорока тысяч. Сейчас даже не скажу, сколько. Тысяч двадцать, вероятно. Кстати, хочешь узнать моё мнение?

— О котором тебя не спрашивают?

— Оно самое.

— Чёрт с тобой, валяй.

— Нехорошо посылать к чёрту своего товарища. Да, я не человек и не верю ни в чертей, ни в ангелов. Наверное. Но всё равно нехорошо.

— Мне нравится твоё «наверное». Но этот мировоззренческий разговор, пожалуй, передвинем на более удобное время. Хорошо, я постараюсь впредь не посылать тебя к чёрту. Так что за мнение?

— Зря мы летим в Переяслав.

— Почему?

— Потому что уже через одиннадцать дней, четырнадцатого сентября, в районе Лоховиц танки Гудериана и Клейста замкнут киевский котёл. В окружении окажутся части пятой, двадцать шестой, двадцать первой и тридцать седьмой армий. А Переяслав немцы возьмут семнадцатого сентября.

— Что ты предлагаешь? Лететь вглубь советской территории?

— Да, и подальше. Пока хватит топлива. Вполне можем долететь до Харькова, Воронежа, Луганска или Донецка. Да хоть до Москвы!

— Нет, — ответил Максим. — Это плохая идея.

— Почему?

— Потому что сесть сразу за линией фронта на советский аэродром у немецкого самолёта есть шанс, а вот чем дальше — тем их меньше. При всём бардаке, который сейчас творится, нас быстро собьют.

— Если правильно проложить маршрут…

— Нет, я сказал. Есть и другие резоны. Как тебе, например, такой. Я хочу бить врага, а не доказывать НКВД, что я не немецкий шпион. Чем дальше от линии фронта, тем это будет доказать труднее. Так мне кажется. И вообще, давай договоримся. Решения принимаю я, а твой голос всего лишь совещательный. Ясно-понятно?

— Можно подумать, об этом нужно договариваться, — буркнул КИР. — Яснее некуда.

— Вот и славно. А теперь помолчи, мне нужно подумать, что говорить нашим, если мы, паче чаяния, долетим.

Они долетели.

Последние тридцать километров по настоянию Максима Ю-52 пролетел на минимальной высоте, едва не задевая брюхом верхушки деревьев, и вышел к аэродрому незамеченным.

То есть его заметили только тогда, когда самолёт пошёл на посадку. Покачав предварительно крыльями, дабы сбить с толку расчеты зенитных пулемётов.

Удалось. Видимо, кто-то из командного состава понял, что случай особый и отдал приказ не стрелять.

«Юнкерс» сел без приключений, доехал до конца взлётной полосы, остановился и заглушил моторы.

Максим поглядел в иллюминатор — к самолёту пылила полуторка ГАЗ-ММ с десятком красноармейцев в кузове.

К тому времени, когда она доехала, и из кузова посыпались вооружённые красноармейцы, Максим под дулом автомата уже вывел из самолёта оберста с майором, пилота и штурмана, заставив их лечь на землю лицом вниз.