По следам древних культур Хоккайдо

Поражает глубина котлованов жилищ, достигающая почти двух метров. Таких котлованов 28. Когда-то здесь была настоящая большая деревня.

Оцениваю крутизну утеса и думаю: что же заставило жителей этого древнего селения Уторо Тяси забраться на такую высоту?

«Тяси» в переводе с айнского может означать и городище, и крепость. Однако никаких оборонительных сооружений здесь обнаружить не удалось. Может быть, это поселение тех, кто одними из первых среди носителей охотской культуры переправились с Сахалина на Хоккайдо и в новой незнакомой местности с целью безопасности устроили свои жилища на этом высоком утесе, откуда отлично просматриваются окрестности. Ведь, судя по дате, Уторо Тяси — одно из самых ранних поселений охотской культуры на Хоккайдо, да и в собранном здесь вещественном материале и керамике есть много общего с находками на сахалинских стоянках, например Невельской. Что и говорить, расположение Уторо Тяси необычно для поселений охотской культуры, и здесь есть над чем подумать.

А внизу на берегу моря среди песчаных дюн обнаружено еще одно поселение — Нижнее Уторо. Оно состояло из четырех шестиугольных в плане полуподземных жилищ. В центре такой полуземлянки был очаг, сделанный из вертикально поставленных каменных плит. Вокруг него вдоль степ располагались нары, образуя фигуру в виде буквы U. Следы нар четко фиксируются по остаткам столбовых ямок на глиняном полу. В жилище были найдены уже знакомые нам керамика и орудия.

Побывали мы на раскопках еще одной стоянки в районе Сяру, носящей название Сибэцу. Раскопки проводились силами Комитета образования муниципалитета Сяри. В разрезе раскопа отчетливо прослеживались три культурных слоя, которые разделялись двумя прослойками вулканического пепла. Пепел верхней прослойки выпал 200 лет назад, нижней — 500 лет назад. Между прослойками пепла залегал слой с остатками культуры сатсумон, а в самом низу — слой позднего дзёмона.

Каждая из осмотренных стоянок была по-своему интересна, но впереди нас ожидала знаменитая стоянка Моёро и город Абаспри — самый значительный в этой части побережья. Наша машина, спустившись к морю, помчала нас по основной магистрали к одному из интереснейших памятников охотской культуры, расположенному в устье реки около города Абасири.

Стоянка Моёро была открыта в конце прошлого столетия, и периодически в течение ряда лет на ней велись исследования. Наиболее широкие раскопки осуществила в 1947–1952 годах совместная экспедиция Токийского и Хоккайдского университетов. Здесь был собран очень богатый и разнообразный археологический материал, включающий сотни глиняных сосудов, а также всевозможные изделия из камня, кости и рога. Все обнаруженные вещи сейчас экспонируются в городском музее Абасири.

При входе в музей нас встретил его директор Ёнэмура Киоэ. Ему сейчас 85 лет, но он энергичен и бодр. На вид ему можно дать немногим более пятидесяти. Енэмура Киоэ вел раскопки в Моёро в 1912 году. Сегодня он наш гид по экспозиции музея.

Музей великолепен. Особенно ярко представлена этнография айнов. Экспонаты рассказывают о жизни айнов, их хозяйственных занятиях: морской охоте и рыболовстве, земледелии и ремеслах. Привлекают внимание транспортные средства айнов — большие долбленные из целого дерева лодки длиной до 10 метров, айнская одежда. Удивителен костюм айнов асси, материал для которого соткан из волокон коры ильмы.

Специальный раздел экспозиции посвящен медвежьему празднику айнов. Об этом удивительном празднике хочется — рассказать подробнее.

Таинственный, со многими табу и запретами, сложными ритуальными обрядами медвежий праздник уже более ста лет вызывает живой интерес этнологов и этнографов разных стран мира. Какие только гипотезы и догадки не высказывались о причинах его происхождения и его торжественных церемониях. Ритуалы и обряды этого праздника сравнивались и со спиритическими сеансами теософов, и с действиями тайных союзов Меланезии, и с играми древних греков.

Действительно, медвежьи праздники играли в общественной жизни айнов такую же важную роль, как олимпиады в Древней Греции, отражая внутриродовые и межродовые взаимоотношения. В их церемониях отчетливо прослеживается идея нерасторжимой связи между жизнью и смертью, представлений о медведе как о человеке и людях-медведях, находящихся в кровном родстве. Корни медвежьего праздника уходят в глубь веков и связаны с идеями культа медведя. В медвежьем празднике этот культ представлен в наиболее развитом виде. Он усложнен здесь целым комплексом обрядов, запретов, ритуальных танцев и охотничьих игрищ. Такие праздники были в прошлом широко распространены у народов Нижнего Амура, у айнов Сахалина и Хоккайдо.

Как правило, они устраивались в зимнее время, чаще всего в периоды полнолуния, в_ январе — марте, когда в мерцающем и таинственном лунном свете совершались торжественные шествия с медведем по заснеженным пляжам морского побережья или речным плесам.

У айнов отмечались случаи проведения медвежьего праздника в летнее время.

Праздник состоял из целого ряда специфических регламентированных древними традициями действий: пойманного маленького медвежонка помещали в специально сделанную деревянную клетку, сооруженную вблизи дома, выращивали и выкармливали его в течение трех-четырех лет. В тех случаях, когда в берлоге находили совсем маленьких, только что родившихся медвежат, их приносили в селение и отдавали женщинам для кормления грудью. Обычно это была женщина, родившая близнецов и имевшая молоко. Она и выкармливала предназначенного для обряда зверя.

Проходило три-четыре года, медведь подрастал и тогда устраивался грандиозный праздник. Проходил он очень торжественно, на него съезжалось большое количество гостей, нередко из разных родов. Их встречали с особым почетом, и каждому отводилась своя роль в праздничных церемониях. Во время праздника проводились различные игры, спортивные состязания, устраивались ритуальные танцы, сопровождаемые ритмичными ударами по музыкальному инструменту, сделанному из сухого ствола ели. Особенно заботливо готовилась площадка, на которой убивали медведя. Место для нее выбирали среди вековых лиственниц и елей, сама площадка украшалась красиво выструганными из тальника палочками — инау, вырезанными из дерева изображениями медведей. Все это было подготовкой к кульминационному акту празднества — расставанию с медведем, в котором наиболее ярко выражалась идея культа медведя: медведь — это человек. И с ним расставались как с человеком, прожившим среди людей несколько лет, а теперь уходящим к своим сородичам. Для него делали все, чтобы он был доволен временем, проведенным в гостях. Ему отдавали лучшую пищу, за ним ухаживали, а теперь устраивают такие великолепные проводы, которые он никогда не забудет…

Медведь выступал здесь как посредник между людьми и «горными жителями» — хозяевами земли, гор, леса. Последние за доброе отношение к их «сородичу» должны были посылать людям много зверей, обеспечивать удачу на охоте, способствовать благополучию и процветанию рода.

Перед тем, как убить медведя, совершали торжественное шествие, сопровождавшееся вождением медведя. По свидетельству этнографов, это было грандиозное представление, крупное священнодействие. И только после этого медведя убивали стрелами из лука.

Процесс свежевания убитого медведя также представлял собой особый ритуал. Медвежью тушу разделывали специальными табуированными ножами и не просто резали, а, искусно раздвигая шерсть, делали тонкие надрезы и по ним, «как бы расстегивая пуговицы», снимали шкуру, представляя, что шкура медведя — это всего лишь одежда «горного человека». Затем готовили мясо и совершали трапезу. Медвежье мясо при этом делилось на табуированные части, которые разрешалось есть только мужчинам, и нетабуированные для женщин. Ответственным моментом было приготовление головы медведя. Ее украшали венками из инау, тоненькими веточками, ягодами. Сама трапеза проходила в торжественной обстановке, все присутствующие всячески восславляли медведя. Женщины увеселяли его музыкой, песнями и танцами, фатально веря, что провожают дорогого гостя — медведя, а его сородичи за доброе отношение оплатят добром…

Сквозь стекла витрин вглядывался я в деревянную ритуальную посуду, употреблявшуюся айнами на медвежьих праздниках: чаши и блюда, покрытые причудливой резьбой, ковши с ручками, украшенными изображениями медведей, искусно сделанные инау, тонкие ремни-опояски, нарядные халаты участников праздничных представлений… Многие из таких вещей, мне казалось, я уже видел в этнографических коллекциях гиляков-нивхов в музеях Ленинграда и Южно-Сахалинска и сказал об этом Ёнэмура Киоэ. В знак согласия он кивает головой.