По следам Карабаира Кольцо старого шейха

смелому до безрассудства. Ничего дегенеративного нет, если не считать скомканного обезображенного уха. Так что вряд ли прав Ломброзо в своем утверждении, что каждый преступ­ник отмечен каиновой печатью, что задатки преступности заложены в самих биологических особенностях типа. Чепуха все это. Вор, бандит, взломщик, конокрад и убийца — порож­дение не биологическое, а социальное. И одень сейчас этого Рахмана получше, и сойдет он, пожалуй, за добропорядочно­го обывателя.

— Фамилия, имя?

— Ты же знаешь, начальник. К чему вопросы?

— Отвечайте! — коротко оборвал Дараев.

— Тау... Рахман Бекбоев.

— Кто похитил лошадей с чохракской конефермы?

— Кто крал, тот попал,— высморкавшись прямо на пол, ответил Тау.— Хапито Гумжачев и Петр Черкашин. Они же отбывают срок, начальник... Благодаря тебе.

— Значит, знаете уже?

— Тау все знает.

— Ну уж и все. Ладно. Нас интересует, где сейчас на­ходятся лошади из Чохрака и карабаир.

Тау шмыгнул носом.

— Учти, начальник, я сторожа не убивал. Газиза — тоже не я. Так что мокрое дело мне не шей. И если следствию помогу...

— Торговаться будем?

— Нет,— серьезно ответил Тау.— С тобой не сторгу­ешься, видно, раз ты сидишь здесь с собакой, а не у нас с Галиной... Взял ее?

Жунид молча кивнул.

— Я так и подумал. Говорил ведь мулле: не трать порох зря, Щукая на такой крючок не возьмешь...

— Оставим это. Говорите дело. И имейте в виду: обещать ничего не буду. Все, что заработали,— получите сполна.

— Что ж, начальник. Буду говорить дело.

— Ну? — не вытерпел Дараев.

— Не понукай, не запряг еще,— дерзко ответил Бекбо­ев, всем своим видом показывая, что не намерен принимать всерьез никого, кроме Шукаева.— Кони — в Орюрте...

— Неправда! Я же там был! — снова вмешался Вадим, отрываясь от протокола.

— Мало ли кто где был. Барышник там есть. Имени незнаю. Дом его второй с краю села. У барышника есть примета. Молодым был, в драке отрубили ему шашкой ползада С тех пор наперекосяк ходит Лошадей уводили в лес на день А ночью — в конюшню Плохо смотрел, начальник...— Тау с издевкой глянул на Дараева и снова повернулся к Жуниду — Все я сказал. Ищи коней в Орюрте.

— Бориса Фандырова знаете? — спросил Жунид.

— Да. Трус... И жаден, сволочь... Пижон глаженый.

— Краденые товары ему сбывали?

— Ему.

— А Шагбан Сапиев?

— Слышал о таком, но лично не видел. С ним Феофан и Буй знались...

Шукаев задал еще несколько вопросов, уточняя обстоя­тельства чохракского налета и заодно проверяя, правду ли говорит Рахман. Тот отвечал коротко, но вполне конкретно и обстоятельно

— Когда в последний раз встречались с Муталибом Акбашевым?

— Из Кутского леса я попал в Армавир. Рассказал все Паше-Гирею. Тогда он там был. Он и посоветовал мне податься к Азамату...

— Как вам удалось уйти? — спросил Вадим.

— Буй помог Его ведь только на четвертый день засту­кали. Переплыл я Лабу и добрался до Гаевской. Петрович нашел машину На ней я и в Армавир приехал Под видом грузчика станпо. Азамата в Назрани отыскал..

— Так,— закуривая, сказал Шукаев.— Ну что ж, под­пишите, Рахман, ваши показания. Сейчас вызовем машину Еще что-нибудь хотите сказать?

— Что зря болтать? Признаю, начальник, твой верх. Когда Тау привезли на присланном Базаевым «гази­ке» в управление, Гибцо Абастов и Азамат Мамакаев уже сидели в КПЗ

Кончил свою карьеру атаман последней банды, скрывав­шейся в горах Кавказа. Теперь, когда Азамат был схвачен, уже не составляло особого труда выловить и его сообщни­ков.

Жунида сейчас мало интересовали показания Азамата, Гибцо Абастова, его дочери Галины и Балан-Тулхи-Хана, ко­торого Денгизов арестовал через несколько часов после опи­санных событий Жунид спешил с опергруппой в Орюрт

Там находились лошади, там, видно, должны были закон­читься его скитания..

22. КАРАБАИР НА КОВРЕ

Сегодня Шукаев никак не мог сосредоточиться С ним это случалось. Иногда очередное расследование заставляло его блуждать от одного факта к другому в упорных, но до вре­мени тщетных поисках истины, он беспокойно метался меж­ду множеством возможных вариантов решения, отсекая оши­бочные, пока вдруг не начинала светиться где-то в закоул­ках сознания озаряющая догадка.

Тогда наступала пора решительных действий: обысков, переездов с места на место, допросов и очных ставок. Ему некогда было сопоставлять и анализировать. Только — дей­ствие Иногда оно развивалось в направлении неожиданном, не запрограммированном заранее Но и тут долгие размыш­ления были для него излишней роскошью. Решать, не откла­дывая, четко, быстро и бесповоротно.

Этому правилу он следовал всегда

Бывало, что период «бури и натиска», как про себя на зывал его Жунид, растягивался на неопределенное время

Тогда он заряжался терпением и пускал в ход всю свою волю, упорство и выдержку

Снова — проверка и перепроверка деталей и мелочей Ни одной фамилии не забыть, ни одного лица не упустить из виду.

И, наконец, приходили дни, когда Шукаев чувствовал, что дело близится к концу Собрано огромное количество сведе­ний, в круг дознания втянуты десятки людей, распутаны ложные нити, отвлекающие от основной и единственной, которая вела в центр преступления

Тут-то и сваливалась на его голову досадная расслаблен ность мысли, настигавшая Жунида, как правило, раньше, чем в разбухшей папке дела ставилась последняя точка

Думал он в такие моменты вяло, расплывчато не умея отрешиться от пустяков и всего того многообразия информа Ции, которую окружающий мир обрушивает на каждого че ловека.

Мозг его на короткое время терял самое ценное для сыщика качество — избирательность. Он мог работать так, словно дальнейшие события обязательно пойдут своим чере­дом без его участия и все произойдет, как должно произой­ти, раз финиш близок.

Даже Дараеву Жунид не хотел бы признаться в этой своей слабости.

А может, это и не было слабостью? Иногда именно в состоянии пассивного равнодушия ко всему на свете (или кажущегося равнодушия) он вдруг предпринимал шаги, кото­рые влияли на исход дела скорее, чем тщательно обдуманные и подготовленные исподволь.