По следу Саламандры

— Босс опасается не его. Это… Это сам Кантор! Предвестник ангела Последнего Дня!

— А что ему нужно? — осмелился поинтересоваться Поланик, вновь принимая из рук начальника трубу и возобновляя наблюдение.

— А я откуда знаю?

— Я просто спросил…

— Может, он явился, чтобы вывести из себя босса? Меня он, во всяком случае, разозлил до крайней степени.

— Тогда ему лучше убраться, — усмехнулся Поланик.

— Не поможет, — зло оскалился дворецкий, — будь он хоть сам шеф Лонг–Степ, рано или поздно я добьюсь того, чтобы он объяснился со мной, и уж поправлю ему улыбочку!

— Прошу прощения. — Поланик не хотел, чтобы гнев начальника перекинулся на него, но любопытство, похоже, было сильнее опаски, — а что приказал босс?

— Босс? А твоего ли ума дело, что мне приказал босс?

— Прошу прощения, сэр.

— Босс сказал, что я должен выпроводить этого мастера вынюхивать.

— И всё?

— Не всё.

Дворецкий подумал и сказал задумчиво:

— Не всё. Босс сказал, что антаер все равно вернется и проникнет в дом.

— Даже так? — Поланик не скрывал растерянности.

— Но я заверил, что никто не проникнет в дом. Так что не своди с этого хлыща взгляда. И если что — телефонируй немедленно. Я буду у себя.

— Всё стоит, — вздохнул наблюдатель.

— Он терпелив. Недаром его прозвали Белым Волком.

— Тот ли это Кантор, которого прозывают Пешеходом?

— А есть другой?

— Нет… Просто не верилось…

— Теперь верится?

— Теперь верится, что Пешеход вернется, если задумал вернуться. И будет говорить с боссом, сколько бы я ни торчал тут с трубой.

— Откуси себе язык, трепло!

Наблюдатель счел за благо заткнуться. У его начальника была тяжелая рука и богатый опыт в причинении увечий в воспитательных целях.

Пока их взоры были прикованы к кусту можжевельника, Кантор, ничуть не ощущая дискомфорта от холода, в своем шерстяном фроккоте, приблизился к особняку, словно тень, невидимый и неслышимый.

Еще при первом посещении дома он наметил пути подхода на этот случай. Он вовсе не был расположен играть в игры. Однако разговор с Мэдоком был необходим для расследования. Кантор должен был проверить свои предположения, а кроме того, долг диктовал ему не только предупредить богача, но и доказать ему, что своими силами тот не сможет себя защитить, а значит, должен оказать всяческую помощь следствию.

Кантор нуждался в привлечении к поискам беглеца Флая и человека–саламандры любого, сколь угодно значительного количества ресурсов, из каких бы источников они ни были почерпнуты.

Избыточный декор здания позволял влезть по стене. Практически с любой стороны здания были уступы, подобные лестницам, чем мог бы воспользоваться и не такой тренированный и опытный человек, как антаер.

Об этом, разумеется, должны были знать и люди Мэдока, но Кантор вычислил место, где его не могли видеть.

Легкий и быстрый, Кантор взлетел на крышу навеса, под которым осматривал паромотор, скользнул тенью к стене, под той самой башней, где беседовали дворецкий и наблюдатель, как раз в тот момент, когда говорили о нем, а еще через мгновение, не дав себе передышки, очутился на балконе над портиком фасада.

Сейчас ему, как он предвидел, предстояло столкнуться с кем–то из охраны.

Охранник таился в темной зале, за многостворчатыми дверьми балкона. Антаер почувствовал прилив вдохновения!

Он вынырнул из тени, после чего, не таясь, продефилировал по балкону, имитируя походку дворецкого. Шаги вразвалку и бережное отношение к больным коленям он подметил, провожая взглядом дворецкого в холле.

К таким уловкам Кантор прибегал еще в молодости. Это было не трудно. Не то чтобы всегда срабатывало, но чаще всего удавалось.

Тем более что роста он был почти такого же, как дворецкий, фроккот носил сходного покроя, а выглядеть более грузным и демонстрировать замедленную пластику движений, присущую очень сильным людям, было не сложно и куда менее искушенному человеку, чем он.

Прошагав из конца в конец балкона, Кантор прильнул к стене и стукнул в стекло костяшками пальцев.

Охранник в темной зале, совершенно не озадачившись вопросом, что делает на балконе его начальник, подошел к двери, повел носом влево и вправо, никого не увидел и, отперев дверь, высунулся наружу.

— Босс? — тихонько спросил он, и его череп столкнулся с тяжелым кулаком Кантора.

Не охнув и не издав звука громче, чем тот, что издает мешок с крупой, оброненный портовым грузчиком на пирс, бодигард провалился внутрь здания. Путь был свободен.

«А ведь Флаю и этого не потребовалось бы, — подумал Кантор с недобрым удовлетворением, — а туда же — защита и охрана, дом мой — неприступная крепость…»

Никто не высказывал антаеру этих резонов и аргументов, но он и так знал, что думали хозяин и охрана дома.

Антаер присел на корточки над телом. Проверил пульс и место удара. С неделю поболит голова, поставил он диагноз.

Потерпевший был в надежном нокауте. Кантор ничуть не смутился тем, что нанес ущерб и без того не слишком надежной охране господина Мэдока. Сняв шелковый шарф с шеи поверженного, Кантор проверил его прочность и остался удовлетворен.

Связав руки охранника, не столько с целью обезопасить тыл, сколько стараясь тем самым нанести больший психологический ущерб спесивому дворецкому, Кантор констатировал: «Если не можешь быть добрым — будь осторожным и жестоким!»

Он осмотрелся в темной зале.

Большой стол. Несколько кресел. В беспорядке много стульев. Два буфета в переплетах граненого стекла с башенками и вазонами.

— Большая столовая на втором этаже над холлом, — постановил Кантор, — какое дурновкусие. Возможно, вид на парк и неплох, но что проку от парка, в котором нет даже собирателей желудей, не то что друида?

Он послушал дом. Дом дышал тревогой. На месте владельцев дома антаер установил бы патрулирование коридоров вокруг внутренних комнат. Причем расставил бы постовых в пределах прямой видимости, как стоят городовые на улицах.

Кантор, разумеется, не знал о том, располагает ли господин Мэдок людскими ресурсами для подобной организации охраны. Не знал, сколько у него надежных (разумеется, надежных, по его, Мэдока, мнению) людей. Не знал Кантор и расположения комнат и коридоров.

Однако этот дом отличался от Главных Домов лендлордов тем, что представлял собою монолитное сооружение из камня и дерева и не содержал механизмов для трансформации и перемены планировки.