По слову Блистательного Дома

— Слава яру Саину, — вдруг провозгласил Ингвар, поднимая вверх приятных размеров оплетенную фляжку. — Да длятся дни его на славу Лесного Братства.

Тостом и намерением своим он то ли неосознанно, то ли специально вносил некоторый элемент разлада в союзный отряд. Пресекать надо было.

— В атаку на стрелков не шагом, бегом идти надо. Прямого боя у копейной пехотой стрелки не выдержат. Если без прикрытия.

— Еще как выдержим, — возмутился предводитель лесных.

— На себя посмотри. — Тот опустил голову на зеленый кафтан, стянутый на крепкой груди кожаной тесьмой. — А теперь на него. — Ингвар глянул на копейщика и понятливо усмехнулся. — Доспех на нем. Шлем. Щит вон, как дверь. Ты на расстоянии для него опасен. А если между вами длина двух копий, то бабка надвое сказала. А одного — смерть тебе.

Лица побитых стали постепенно разглаживаться.

— Не в разделении ваша сила — в единстве. Пехота из щитов стену выстроит, в два ряда копья наставит, а вы поверх голов бейте. На длину копья-то не промахнетесь.

Тут даже белые заулыбались. Недолюбливали они зеленых, это конечно, но таланты их признавали.

— А вдруг упрется враг — выбейте в строю дыру в несколько рядов вглубь. Пехота в ту дыру ударит. А победа общей будет. И не станете хвалиться «мы, Белая Пехота» или «мы, Зеленая Лига». Хвалиться будете «мы, Земли Шарм'Ат воины».

Народ постепенно стягивался в круг.

— Ты покажи нам это, а, магистр яр Саин. Научи.

— Непременно научите, яр Саин, — вмешался незаметно подошедший кавалер. Впрочем, как незаметно? В походе все с одной скатерти едят. Просто со спины подошел. — До Ненужного Дола еще три дня пути. А учения в походе надлежит каждый день производить.

А вечером дошли мы еще до одного городка, где были нам весьма рады. С утра отряд пополнился еще четырьмя десятками копейщиков и четырьмя вояками постарше, с другим вооружением. Держались они слегка особняком. В глухих шлемах с острыми забралами, в длинных плетеных кольчугах, с двумя кривыми мечами за спинами. Отличались они. Отличались. Профи.

— Дрозды, — проговорил один из копейщиков.

И кавалер Андрий с этими говорил поуважительнее.

А днем опять учения. Много я знал, оказывается. да все на пользу шло.

Отряд рос и рос. Подтянулись еще стрелки. Присоединились подземные рудокопы.

Одним вечером заночевали мы в яблочном саду. Утром, когда проснулись, оказалось, что на горушке мы стоим. А перед нами раскинулась широкая межгорная равнина, посреди которой стоял строй воинов.

— Вот он, Ненужный Дол, яр Саин. И вот оно, воинство господина нашего лорда Шарм'Ат, — просветил меня кавалер, но договорить не успел.

На южном оконечье широкого ущелья показались всадники.

Толстая ткань шатра не могла сдержать слитный звук грохочущих барабанов. Высокий, широкоплечий мужчина в ниспадающем густо-алом плаще снял с подставки шлем с личиной дьявольских очертаний и выверенным движением надел его. Ребристые закрученные рога, идущие от глазниц забрала, добавили роста и без того внушительной фигуре.

— Дозволено ли будет войти? — донесся тяжелый голос из-за плотного войлока шатра.

Мужчина по-волчьи повернулся всем телом.

— Войди, — рокотнуло под шлемом.

Откинув полог, вошел мощнотелый кривоногий крепыш. Широкий плащ скрывает подробности фигуры, умелой ловкой повадкой похож на хозяина. Так же прячет лицо за забралом похожего шлема. Только личина не блещет бликами полированного серебра. Отбросив плащ, вошедший встал на одно колено.

— Дозволь доложить, дрангхистар.

Увенчанная рогами блестящая личина согласно кивнула.

— Праздник сего дня грядет небывалый. За столы сядут шестнадцать клунгов. Ни одна из Стен не принимала такого множества воителей. А потому и угощение ныне будет редкое.

Он сделал паузу.

— На стол подадут шесть берсов, битых в день последней Атаки, и полторы дюжины пестрых, плененных тогда же.

— Порадовал ты меня. Надолго запомнят этот день. А слаще то, что вождь Осадных Берсов зван мной на ныний праздник. Так вкусит же он плоти брата своего, а пестрые предатели да набьют утробы свои плотью тех, что стояли с ними в одном строю. Не им одним лишь хвастать своим гостеприимством.

— Да, дрангхистар, славная была победа.

— Серебро готово?

— Да. Шесть возов. — Голос дрогнул.

— Да покроются берсы язвами за свою жадность.

Шесть возов серебра за год перемирия.

— На них давят шерстоноги.

Высокий помрачнел.

— Славлю Великих, что меж нами и ими стоят берсы и предавшиеся им. Довелось мне биться с шерстоногами. — Он нервно потер бок. Там под сморщенной шрамами кожей не хватало двух ребер, вырванных ударом страшной секиры. — Но пора. Негоже позже гостей на пир выходить. Веди. Сегодня ты хозяин, Авдарг.

Коренастый отбросил закрывающий вход полог, и дрангхистар вышел к воинам.

Мрачноватое, но впечатляющее зрелище открылось его глазам. Освещенные огромными светильниками вздымались, попирая небо, камни Стены, благословенного дара предков, у подножия которых за заваленными едой, заставленными кувшинами столами сидела гордость Восьми Застенных Семей — воины Неуязвимых Клунгов.

«Уже купленных», — противно шевельнулась гаденькая мысль, тут же задавленная. За год службы ему отвалили шестнадцать возов серебра, за шесть из которых на год куплено перемирие у берсов. А те бы не уступили, если бы не потерпели поражение у Галисауан, вырванное воинами тех самых клунгов, что пировали сейчас у подножия циклопической стены. Воспоминание сладкой волной прошлось по сердцу.

А воители вставали, увидев вождя.

Вставали кряжистые великаны из пеших сотен, непоседливые гибкие конные копейщики, яростные самобойщицы.

— Дрангхистар, — ревело над столами.

А он купался в лучах славы. Долгие годы его проклинали матери за жестокость и за павших в боях детей, а он, заковавший себя в броню безразличия, натаскивал и натаскивал вчерашних ремесленников и хлеборобов, когда на них навалились пришедшие неведомо откуда берсы, разметавшие своими страшными палицами немногие дружины баронов. Он раз за разом бросал в атаку свои отряды, выковывая тактику боя с этими жуткими бестиями. И выковал. Выковал.

Не сопляки сидели за столами. Умелые воины. Почти у каждого на голове шлем из крепчайшей башки берса. И стало грустно, как вспомнил, из скольких голов его павших соратников четвероногие воители выточили победные чаши.

— Велик Рингальд, — катилось над столами.

Да, он велик. Некогда обычный сотенный, он встал во главе первых отрядов и бился, бился. Бился, когда не было надежды на спасение, бился, теряя друзей и родню в страшных боях с неукротимыми берсами, которым весьма понравились тела павших врагов, бился, выводя остатки людей за эти спасительные, найденные совершенно случайно Стены. Бился, чтобы за этими Стенами началась нормальная жизнь. Бился, проигрывая один бой за другим, бился, давая возможность закрепиться. И наконец — победа.