По слову Блистательного Дома

И нелегкая понесла меня пошляться по полю битвы, пособирать эти такие нужные в хозяйстве штуковинки. Дареный арбалет заряжался легкими стрелообразными пластинами. Это, конечно, не болты, но предмет тоже весьма неприятный, тем более что сам арбалет трехзарядный и весьма-таки скорострельный.

Прогулка по этому полю была не самой лучшей моей идеей. Груды порубанных, поколотых тел, между которых бродят в поисках еще живых лекари, друзья павших, не могли быть приятным антуражем для вечерней прогулки. Грустное в высшей степени зрелище.

Очень скоро я нашел то, что искал. Изрубленные антикавалерийские сооружения, густо утыканные пластинами. Домовитость — величайший элемент моей сущности, и вскоре стрелками был плотно набит предусмотрительно прихваченный мешок. Пора было двигать к своим. Даже несмотря на внезапное замирение, встреча с нашими недавними оппонентами, по моему глубокому убеждению, вряд ли могла принести волнительные моменты радости. Очень уж нечеловеколюбиво смотрел на меня рогатый дядька. Зарядив самострел и навьючив мешок с пластинами на плечи, я уже было направился к нашему бивуаку, как внимание мое привлек абсолютно неуместный звук. Где-то очень рядом очень горько плакал очень обиженный ребенок. Я присмотрелся. На одном из избитых стрелами бревен сидел смешной лохматый комочек с чрезвычайно грустной котячьей мордашкой и горестно делился со Вселенной своими проблемами.

— Ты что же за зверь-то такой?

— Я не зверь. Я — Пушистик.

— А чего ревешь?

— А ты хороший?

— Самый-самый, — серьезно заверил я странного говоруна.

— Нет. Самый-самый — мой большой братик, — сразу был проинформирован я. Зверек смешно подергал носом. — Ты не злой. От тебя пахнет хорошо. Потому я тебе показался.

— Так чего же ревешь?

— Крылышко ударил. — Малыш доверчиво поднял ручку. На лохматом крыле, что как странный плащ тянулось от маленького запястья к лодыжке, красовался длинный разрез. — Я ему пою, а оно все равно болит.

— Чем же тебя так, малышок?

— Железом плохим. — Он опять принюхался. Нахохлился и отодвинулся. — Нет. Ты плохой. У тебя железо такое в мешке. Не подходи. Укушу. Я сильный очень.

— Не мое это железо. Я его насобирал плохих бить.

— Не врешь? — недоверчиво полюбопытствовал Пушистик.

— Вот те крест.

— А зачем мне крест? — опять отодвинулся недоверчивый лохмастик.

— Не вру.

Он опять принюхался.

— От тебя дядькой Андрием пахнет.

— Не дядькой, а кавалером.

— Кавалером не пахнет, а дядькой Андрием пахнет, — удивленно вздохнул мой собеседник.

— Ладно. Точно, дядькой Андрием.

— А ты снеси меня к нему. А то я лететь не могу.

— Снесу, — протянул я к нему руку. — Залазь, Чебурашка.

— Я не Чебу этот. Я — Пушистик, — попытался он в очередной раз достучаться до моего сознания. — Пушистик, — и уселся, отдуваясь, на мои плечи. — Ты меня не урони.

— А ты держись.

— Ага. Ты вон скользкий какой.

— На мешок залазь.

Он потоптался, устраиваясь.

— Залез уже. Поехали, что ли, — ворчливо скомандовал мой наездник.

— Ну поехали.

Кавалер Андрий

— Хотелось бы выслушать, что вы думаете о происходящем, достойные соратники мои.

Этими словами господин лорд наш Шарм'Ат начал совет.

Кавалеру всегда очень нравился походный шатер лорда. Огромный, тяжелого шелка оттенка ранней весенней травы. Несмотря на кажущуюся эфемерность, походное жилище это прекрасно защищало от холода ночи и хорошо держало тепло, исходящее от быстро выложенного огромного каменного очага и, что самое радостное, прекрасно обрубало длинные уши.

Сейчас в шатре собралась вся, нет, почти вся, воинская элита земли Шарм'Ат. И все те, кто привел своих воинов, чтобы встать рядом с лордом.

Хасангар Белой Пехоты бой Джама конт Зарватаг. Это его воины сегодня дважды приняли на себя атаки неистовой конницы, а потом своими телами запечатали выход из Блуждающего Крома.

Хасангар Блуждающего Крома бой Сахан конт Сбара. Это в объятиях его фургонов так хорошо потеряла в весе рогоносная конница.

Кавалер Зардаг конт Касума. Обычно хасангар панцирного гоарда лорда Шарм'Ат. Это он, когда его верховые предательским оружием были лишены коней, сплотил их и разорвал фланг вражьей пехоты.

Мастер Зеленой Лиги Гунар. В этот день стрелы Зеленой Лиги взяли жизней вряд ли меньше, чем копья, мечи и секиры Белой Пехоты.

Саугрим Саутуг, лидер малого отряда рудокопов, пронесшего вражий строй насквозь.

Тивас, Великий Маг и Колдун.

Кавалер Горацио конт Флери. Почти взявший победу. Старший сын лорда.

Хушшар Урсрих. Легенда Пограничья. Легенда Хушшар. Побратим дома Шарм'Ат. Человек, остановивший битву.

Господин лорд наш Шарм'Ат.

И конечно же, кавалер Андрий.

А этот малопонятный Саин на совете присутствовать отказался, сославшись на собственную малозначительность. И это при том, что именно он так повернул бой на правом фланге, что победу удалось вырвать без тех тяжких потерь, которые, как уже стало известно кавалеру, потерпел отряд, ведомый лордом.

Вообще-то этот Саин очень сильно отличался от того, которого весьма шапочно знал кавалер Андрий, но зато сколько ему приходилось слышать о скандальных похождениях этого Саина. Мысли пришлось срочно прервать.

Встал Хушшар Урсрих.

— Если все молчат, я скажу. Я поздравляю тебя с победой, лорд Шарм'Ат.

Все радостно загомонили.

— И по древнему обычаю, поднимем же чаши. В сердцах наших радость победы пусть живет рядом со скорбью об ушедших в этот день.

Присутствующие встали и осушили чаши, прославляя лорда.

— Но скажу еще. Это странная победа. Пусть все поймут это. Мы бились с посланцем Блистательного Дома. Знак его настоящий. Все видели, как радовались осколки Предвечного Льда в ожерельях посланца и лорда земли Шарм'Ат. Однако случилось небывалое. Посланец Блистательного Дома вел войско на стоящих на защите Земли Шарм'Ат. Земли, верной клятве, не объявившей харам Блистательному Дому. Земли, долго и крепко стоящей против Степи и всех иных недругов Блистательного Дома.

Он замолчал.

— Говорю еще. Знак настоящий. И получил его этот человек с чуждым именем, не похитив. Он не лжет. Но человек этот напал на нас. Значит, он лжет. Ибо не мог Блистательный Дом ополчиться на нас.

Такое логическое противоречие показалось старому воину чрезвычайно сложным, и кавалер Андрий окончательно запутался.

— Пусть все поклянутся Кровью и Честью Семьи и Дома своего, что не услышит никто сказанное мной до тех пор, пока слова мои не дойдут до старших Семей и Домов ваших.