По ступеням «Божьего трона»

То, что казалось мне издали сплошной массой хребта Бо-сянь-цзы, представляло в действительности такую же картину расщепленного, распавшегося на части массива, какую мы наблюдали и раньше; только здесь цепи холмов были выше, разделяющие их продольные лога уже, а поперечное ущелье, которым пользуется дорога, не столь глубоко въевшимся в основную массу хребта.

Хребет начинался грядой, сложенной из серого мелкозернистого гнейса; далее следовала вторая гряда из того же гнейса и кварцевого сланца, служащая высшей точкой дороги, а затем я вступил в довольно узкую долину – русло, по сторонам которой громоздились центральные массы хребта, в строении коих принимают преимущественное участие покрытый буровато-желтой коркой серый кристаллический известняк и серовато-зеленый глинисто-слюдяной сланец.

Долина эта километра через четыре вывела меня к роднику Улун-чуань, где я застал уже весь наш караван в сборе, юрты поставленными, а брата за съемкой.

– А что же чай?

– Какой тут чай, когда на дне ямы мы нашли одну только вонючую грязную жижу! Ступай, полюбуйся!

Я пошел к колодцу, который теперь чистили наши казаки, и застал там такую омерзительную картину.

Среди взбитого, с торчащими кое-где комлями неведомых трав, загаженного скотом солонца ширилось очень плоское воронкообразное углубление, еще более загаженное скотом. В правом его борту виднелась яма, из которой Чуркин выгребал теперь вонючую черную грязь – наследие, оставшееся нам после большого верблюжьего каравана, покидавшего Улун-чуань в тот момент, когда мы к нему подходили. И это – колодец!

Тем не менее часа через три перед нами стоял уже чайник с «духовитой», как аттестовал ее Жиляев, но почти прозрачной водой.

Абсолютная высота родника Улун-чуань – 5666 футов (1727 м), по определению же В. А. Обручева – 5264 фута (1605 м) [239] .

На следующий день мы встали раньше обыкновенного и покинули бивуак еще в то время, когда долина погружена была в утренний сумрак.

Проехав солонец рысью, я сразу же осадил коня, когда вступил на более твердую, песчаную почву ясно здесь обозначившегося русла временного потока. В правом борту последнего я заметил выход серовато-зеленого глинисто-слюдяного сланца, круто падающие слои которого виднелись и в горах левого склона долины. Далее горные породы обнажались уже непрерывной чередой на всем протяжении последней, причем за сланцами следовал сначала богатый слюдой кварц, затем разные граниты и гнейсы, в особенности последние, белого, серого и зеленоватого цветов, и, наконец, сиенит.

239

В. А. Обручев. «Центральная Азия, Северный Китай и Нань-Шань», II, с. 486.

В области обнажений гранитов и гнейсов долина расширилась, горы потеряли свой прежний скалистый характер и снова разбились на отдельные гряды холмов. На восьмом километре от колодца Улун-чуань мы вышли, наконец, за пределы хребта Бо-сянь-цзы, и перед нами открылась огромная поперечная долина, замкнутая на севере хребтом Лу-чжа-цзин.

Эта долина – одна из самых обширных в Бэй-Шане – в центральной своей части, в урочище Долон-модон, очень напоминает описанную мною выше местность к северу и к югу от хребта Ло-я-гу; как там, так и здесь подымаются гривы холмов, сложенных из горизонтально-напластованной, бурой, очень песчанистой глины, содержащей в обилии неокатанный щебень; и как там, так и здесь площадь этих отложений заключена в рамки, будучи отовсюду окружена горными высотами иного образования. Подтверждением сказанному служит тот факт, что Футтерер, который пересек Бэй-Шань как раз между обоими моими маршрутами, уже не встретил на своем пути буро-красных глинистых отложений [240] , из чего явствует, что песчанистые глины урочища Долон-модон столь же мало простираются на запад, сколь глины Ло-я-гу на восток.

240

K. Futterer. «D"urch Asien» с. 179–192.

В. А. Обручев считает эти отложения гобийскими [241] . Но на каком основании? И как могло третичное море проникнуть так далеко в глубь Бэйшаньского материка, не оставив никаких следов на периферии последнего? Этот вопрос помянутый исследователь осветит нам, вероятно, уже в недалеком будущем, а пока я все же не вижу оснований к отказу от ранее высказанного мною предположения, что здесь мы имеем дело с отложениями внутренних бассейнов, а не морскими.

На вопрос, когда могли существовать в Бэй-шане столь обширные водоемы, я отвечу: в постплиоценовый период, когда это нагорье должно было представлять совсем иную, чем ныне, картину.

241

Цит. соч., II, с. 489. (Примеч. Г. Е. Грум-Гржимайло).

Еще в 1857 году П. П. Семенов, а затем в 1875 году И. В. Мушкетов указывали на тот интересный факт, что все продольные долины Тянь-шаня в среднем течении больших рек наполнены осадками чисто озерного характера. Валунные конгломераты, заполняющие эти долины, по мере приближения к поверхности сменяются суглинками, напоминающими лёсс. Они лежат совершенно горизонтально; окружающие их горы круто спускаются на такие плато – и стоит только их поверхность мысленно покрыть водой, чтобы получить озеро чисто альпийского характера. В то время, как сырты были одеты льдами, стекающие с Тянь-шаня реки: Чу, Или, Кеген, Чарын, Чи-лик. Копа, Чалкодю-сю, подобно Рейну, Тичино, Адде, Роне и другим альпийским рекам, протекали через большие окаймленные лесами озера, из которых низвергались, надо думать, в виде бурных потоков или водопадов в лежащую ниже долину Или или Балхашскую котловину [242] .

242

Л. Н. Краснов, «Опыт развития флоры южной части Восточного Тянь-шаня». с. 44. (Примеч. Г. Е. Грум-Гржимайло).

Такова была картина Тянь-шаня в постплиоценовыЙ период. Но что же препятствует нам допустить, что нечто подобное существовало одновременно и в Бэйшаньском нагорье?

Такое допущение тем возможнее, что и в Нань-шане нами встречены были древние морены на абсолютной высоте 11150—11650 футов (3400–3550 м) и относительной около 6000 футов или 1830 м.

У К. И. Богдановича [243] мы находим некоторые указания на особенности климата Кашгарии в пост-плиоценовый период и на одновременное существование там обширных пресноводных бассейнов.

243

«Труды тибетской экспедиции 1889–1900 гг.», II. (Примеч. Г. Е. Грум-Гржимайло).

От устья долины Улун-чуань до первых глин дорога на протяжении 5 км шла по местности, изобилующей выходами коренных пород то в виде невысоких гривок, то в виде холмов. В особенности часто обнажались белые граниты и сероватые гнейсы, но затем попадались также возвышенности и из других горных пород – кварца и яшм.

Растительность на этом участке была поистине жалкая. Футтерер на своем пути через Бэй-Шань встречал очень часто долины, густо поросшие кустарниками и сочными травами [244] . Но он шел в мае; осенью же таких трав нигде уж не было видно. От ковыля, например, который, без сомнения, обильно покрывал весною дресвовую и щебневую почву долин, теперь сохранились лишь одни жалкие, еле приметные, желтые комли; кипец (Festuca sp.) уныло желтел по северным склонам глубоких горных падей, а одевающие солончак камыши, чий и осока только издали ласкали глаз, уподобляясь вызревшей ниве.

244

Там же с. 187, 188.

Мы уже знаем, какие глубокие снега выпадают иногда весной и зимой в Бэй-Шане [245] , о значительности образуемых ими и летними дождями потоков свидетельствуют многочисленные русла и пригнутые к земле, придавленные камнями и глиной кусты терескена и караганы. Вода эта скатывается в низины, но попутно наполняет и горные склоны, где прежде всего весной начинают зеленеть ковыль и кипцы. За ними пробуждаются к новой жизни и солонцы, где покрасневшая за зиму осока как-то вдруг заменяется свежей зеленью; молодой мягкий камыш подымается быстро и окончательно сменяет блеклую их окраску на ярко-зеленую; дольше других держится чий (Lasiagrostis splendens), но и он, наконец, оживает под влиянием теплых лучей апрельского солнца.

245

См. В. И. Роборовский. «Труды экспедиции Русского географического общества по Центральной Азии», I, с. 141–146, 150, 159; П. К. Козлов. Там же, II, с. 108–110.

Весна идет, и с каждым днем появляются все новые и новые типы растений: начинает подыматься, цепляясь за камыш, Cynanchum acutum L., и, точно подражая ему, обвивают кусты и лезут вверх или же стелются по земле ломонос (Clematis) и повилика (Convolvulus), выползают трубочки ревеня (Rheum leucorhysum Pall.) и касатиков (Iris ensata Thunb.), вылистывает свои ветви Zygophyllum Potanini Maxim., распускаются одуванчики; а дальше под прикрытием камней и кустов и по краям рытвин и оврагов, на миниатюрных лужайках, притулившихся кое-где в расселинах гор, разрастается целый мир других трав и нежных цветов: Viola sylvatica var., rupestris Rgl., горечавки (Geniiana sp.), лютики(Ranunculus sp.), камнеломки (Saxifraga sp.), Sisymbrium, Cistanche salsa С. A. Mey, различные астрогалы, полыни, злаки (Triticum sp.), Allium, Arnebia, Malcolmia, Sedum и, вероятно, не малое число иных форм, быстро уступающих засухе.

Уже в апреле начинает цвести Atraphaxis (A. lanceolata var. divaricata Ledb.) и выпускать свои оригинальные, мелкие и сухие, как у иммортели, цветки Calligonum, a за ними в некоторой постепенности следуют и другие кустарниковые породы Бэй-Шаня; в середине мая зацветает карагана (Caragana pygmaea var. arenaria Fisch.), в конце этого месяца чингиль (Halimodendron argenteum Fisch.); вообще в мае, несмотря даже на частые утренники [246] , флора Бэй-Шаня должна представляться во всей красе своего полного развития.

246

K. Futterer. Цитир. соч., с. 183–184.