По ступеням «Божьего трона»
Шрифт:
В Гао-тае мы расстались с Сплингардом. Отсюда нам дали в провожатые солдат, вооруженных допотопным оружием: трезубцами, бердышами, ружьями с пистолетным ложем, конечно кремневыми, двуствольными кремневыми же пистолетами и пиками. Сменяясь на пути несколько раз, они довели нас до Гань-чжоу-фу.
Из Гао-тая мы шли большой дорогой вдоль р. Хэй-хэ, которая в эту пору несла уже высокую воду. Местами последняя вышла из берегов и широко разлилась по долине, образовав болота и соленые грязи; даже почва дороги местами до такой степени размякла, что лошади еле-еле выбирались из грязи. И с каждым километром дальше эти болотистые пространства попадались все чаще, отнимая огромные участки у культуры, и без того стесненной на севере горами правого берега Хэй-хэ, на юге – песками, широкой полосой тянущимися вдоль северной подошвы Нань-Шаньского нагорья. Эти пески впервые подошли к большой дороге у селения Шэн-чан-пу, затем снова отклонились
Не доходя этой полосы песков, мы остановились на дневку в Фу-и-чэне. Здесь нам отвели казенный тань – изящную деревянную, выкрашенную в красный цвет постройку, давно, впрочем, остающуюся без ремонта. Главной целью нашей остановки в Фу-и была охота в песках на ночных бабочек; однако, несмотря на теплое время (термометр в 9 часов вечера показывал 17°, в первом часу ночи 15° тепла), бабочек еще не было.
4 апреля мы двинулись дальше. Тотчас же за предместьем Фу-и мы вступили в вышеупомянутую полосу песков, которые представляли ряды коротких и высоких (до 45 м), более или менее неправильной формы барханов, с крутыми южными и пологими северными склонами. Пески эти почти совсем бесплодны и залегают на глинистой почве.
По выходе из песков, мы вновь вступили в культурную полосу. Это было селение Ху-чжа-и-пу, за которым хутора, сады и поля следовали почти без перерыва до городка Ша-хэ, когда-то имевшей размеры значительные, ныне же представляющего укрепленное поселение, свободно расположившееся со своими новыми стенами внутри старого городища. Ша-хэ – городок бедный; базар его состоит из небольшого ряда ларей и лавчонок, в которых можно достать далеко даже не все необходимое: так, например, мы не нашли в них свежего хлеба! Фураж продавался дороже, чем в Гао-тае, но разница эта уравновешивалась более здесь высокой ценой серебра.
В Ша-хэ ответвляется дорога через Нань-шаньские горы в Синин. Ею прошла экспедиции Потанина в 1886 г. [155] Река, на левом берегу которой стоит городок Ша-хэ, носит название Ли-юань-хэ. Мы перешли ее на следующий день, после чего вступили в оазис Ша-хо-тянь, или Хо-тянь, который может считаться богатейшим в западной половине Хэ-си. Его древесные насаждения занимают огромное пространство, хутора и поля теснятся друг к другу.
Болотистая равнина, шириной не более километра, и узкая полоска песков отделяли Ша-хо-тянь от импаня и селения Ша-чин-цзы, не вполне еще отстроившегося после дунганского погрома. Развалины хуторов виднелись здесь всюду и сопровождали русло главного рукава речки Ху-хэй-хэ вплоть до селения Ба-мо, лежащего километрах в двух к северу от дороги. Пройдя последний из рукавов помянутой речки, мы очутились снова в песках. Эти пески затягивали обширную площадь, нигде, однако, не образуя барханов, сколько-нибудь заметных своей высотой. Из-под этих песков то там, то сям торчали обломки стен и груды обожженного кирпича. То были развалины старого Гань-чжоу, о котором местные жители передавали нам следующее предание.
155
«Тангутско-тибетская окраина Китая и Центральная Монголия», I, с. 445.
Старый Гань-чжоу был огромный и богатый город. Жители его были горды и своевольны. Однажды они умертвили своего правителя и отказались впустить следователей по этому делу, посланных богдыханом. Тогда богдыхан повелел собрать войска, взять город, вырезать всех его жителей и не оставить в нем камня на камне. И когда это повеление в точности было исполнено, и груды человеческих тел покрывали всю площадь, заваленную развалинами, то Всевышний, ужаснувшись беспредельности человеческой жестокости, послал сюда песчаную бурю, которая и прикрыла общим песчаным саваном все следы людского зверства. Оттого-то, когда теперь кладоискатели роются в этих развалинах, то ничего, кроме черепков разбитой посуды и костей, не находят.
Миновав эти пески и небольшое селение Ха-чай-цзы, существующее ради постоялых дворов, которых здесь несколько, мы вышли, наконец, на р. Хэй-хэ. Эта близость большой реки вполне объясняет одновременное существование в селении Ха-чай-цзы нескольких таней: когда вода в ней высока и переправа через нее становится затруднительной, здесь скопляются десятки, сотни проезжих.
Сай р. Хэй-хэ имеет около пяти километров в ширину. Но река, по-видимому, давно уже отступила к востоку, и теперь все шесть ее рукавов текут с небольшими интервалами на пространстве последнего километра этого сая. Впрочем, это еще не вся вода Хэй-хэ: огромный ее рукав обходит город с востока и отделяет от себя бездну арыков, которые
в это время были переполнены водой. Местами вода неслась даже по дорогам, и притом иногда в таких массах, что переправа через эти потоки становилась затруднительной не только для баранов, но и для ишаков.Из Гань-чжоу-фу мы совершили поездку на юг; в семи километрах от города мы видели разделение Хэй-хэ на два плёса, так что в настоящее время не может уже подлежать никакому сомнению, что Гань-чжоуский оазис представляет остров, омываемый двумя значительнейшими руслами Хэй-хэ, причем главным руслом этой реки следует все же считать левый, как прямое продолжение горного ущелья, из которого выбегает Хэй-хэ.
Пройдя последнюю протоку Хэй-хэ, мы вступили в пределы Гань-чжоуского оазиса, от западных окраин которого до города считается около десяти ли. Все это пространство представляет сплошной сад, в котором то там то сям разбросаны хутора, окруженные вспаханными полями.
Близ одного из таких хуторов, в полукилометре от городских стен, нам и предложено было остановиться. Хотя указанная лужайка, на берегу протекавшего тут арыка, и показалась нам тесноватой, но так как рассчитывать на что-либо лучшее мы не могли, то и приняли это предложение с благодарностью. Не успели мы, однако, еще порядком устроиться, как к нашему бивуаку рысью подъехал китаец.
– Миссионер, патер Киссельс, просит к себе… Он ждет вас с обедом.
Новая встреча с европейцем в дебрях Китая! Конечно, мы не заставили себя долго ждать.
Киссельс (Kissels) жил в городе. Наш проводник из ворот свернул вправо и сперва вдоль стены, а потом узкими переулками привел к дому, который своей внешностью ничем не отличался от прочих жилых китайских построек; только на обширном его дворе возвышался осененный крестом Божий храм – длинный, в китайском вкусе выстроенный корпус, с прорезанными в нем окнами, в которые были вставлены цветные стекла. В воротах нас встретил одетый в китайское платье высокий блондин. Мы догадались, что перед нами находился сам Киссельс. Действительно, мы тотчас же услышали:
– Добро пожаловать, господа!
И мы крепко пожали друг другу руки, точно давно не видавшиеся приятели.
В прошлом городу Гань-чжоу-фу суждено было играть видную роль; были даже моменты в истории Хэ-си, когда он возвышался до степени столичного города.
Гань-чжоуский округ – это древняя земля Юн-чжоу, бывшая будто бы известной китайцам за 2200 лет до нашей эры! За пять веков до нашей эры в ней поселились юэчжи, а затем она перешла во владение хуннов. в 121 г. до нашей эры в ней впервые утвердились китайцы, которые десять лет спустя и построили здесь г. Чжан-е. Современное название последний получил в начале III в. нашей эры (при западных Вэях), но уже в конце того же столетия, при Цзинях, он стал вновь именоваться Чжан-е. Императоры Танской династии три раза меняли эти названия (последний раз в 758 г.); наконец, при тибетцах, в VIII в., современное название восторжествовало и окончательно утвердилось за этим городом. В эпоху «Ши-лю-го» Гань-чжоу был стольным городом сперва княжества Бэй Лян, затем княжества Хэ-си; позднее же, а именно между 850 и 1028 годами, он служил резиденцией уйгурским ханам. В 1028 г. он был завоеван тангутами, которые сделали его своим главным опорным пунктом на западе, дали ему наименование Чжэнь-и-цзюнь, округа Сюань-хуа [156] .
156
Pauthier de Uvre de Marco Polo», т. I. с. 166. (Примеч. Г. Е. Грум-Гржимайло).
В 1226 г. он был взят приступом Чингис-ханом, а при Хубилае не только восстановлен под своим прежним названием Гань-чжоу (1260 г.), но и получил наименование – «цун-гуань-фу», т. е. «департамента главного управления» (провинцией Гань-су); в 1281 г. он был даже сделан губернским городом. Марко Поло называет Гань-чжоу большим и великолепным городом, главным в провинции Тангут; и то же подтверждают и послы Шах-Рока, которые довольно подробно останавливаются на описании его достопримечательностей [157] . Из этих описаний видно, что еще в начале XV в. Гань-чжоу был очень богатым городом, но теперь от всех этих роскошных пострыек и следа не осталось. Его обеднение, кажется, можно поставить в связь с ростом города Лань-чжоу: в 1677 г. этот последний был сделан областным, а в 1738 г. туда перенесено было и главное управление провинцией Гань-су.
157
Quatrem`ere «Note et extraits», ets., XIV, с. 396. (Примеч. Г. Е. Грум-Гржимайло).