По ту сторону озера

– Ты хочешь сказать, что этим ты дышишь?

– Это то, что я вижу. Это со мной каждый день. Рик сказал, что арт-терапия – это хорошее средство, чтобы облегчить последствия болезни в моем случае.

– Я думала, на такую тему обычно рисуют красивые места или любимые вещи.

– Посмотри дальше.

За яркими угольными рисунками, последовали портреты моего коллеги – бармена: в анфас, в профиль и в три четверти. Одна работа, вторая и даже третья была посвящена ему. Я начала засматриваться на него и мне казалось, что молодой человек смотрит прямо мне в душу. Она выбрала уголь для его изображения. Используя правильно приемы светотени, его глаза словно светились на плотной бумаге. Она действительно хорошо его изобразила. Именно таким образом на плечи спадают его волосы, именно так он поднимает бровь, когда удивляется, и даже именно так приподнимает уголки губ, когда пытается сдержать уже рвущуюся наружу улыбку.

– Ты нарисовала Киру?

– Да.

– Не слишком ли много для одного человека?

– Я хочу, чтобы он знал, что я чувствую к нему.

– Вы же не встречаетесь, так?

– Пока нет. Но мы нравимся друг другу и это очевидно.

– Я просто предупреждаю, что другие люди увидят его портреты и будут знать об этом.

– Ну и пусть.

– А если он не чувствует к тебе того же, что и ты?

– Это ещё как понимать?

– Просто нужно смотреть на всё с разных сторон. Хорошо, если Кира оценит, но он может и не оценить.

– Тебе надо сейчас мне настроение испортить?

– Ладно, я замолкаю. Прости.

Последние работы в папке были посвящены озеру, на которое совсем недавно водила меня Николь. Пейзажи с разных ракурсов, но красота водной глади была безупречна, как и дремучий лес на заднем фоне. Изображения были похоже на старинные гравюры или иллюстрации из средневековых книг.

– Ты, кстати, не знаешь, как называется это озеро? – спросила я младшую сестру, показывая ей заинтересованное меня место.

– Оно безымянное. Даже на картах никак не обозначается. Но я знаю, что у него плохая репутация. Мне что-то Кира рассказывал про это.

– А в интернете есть какая-либо информация на это счет?

– Не смотрела, но ты можешь поискать.

Позже я залезла в браузер и набрала своё местоположение, однако про озеро никакой подробной информации не было, точнее не было вообще ничего. Обычный незаметный водоем, потерянный в лесах.

В среду в свой первый выходной, я обнаружила рассыпанные таблетки клоназепама на кухонном столе, как будто банка взорвалась и высыпала наружу всё своё содержимое. Даны рядом нигде не было.

– Что тут произошло? – тетя Елена вошла на кухню вся заспанная с ещё не расчесанными волосами.

– По-моему, кошка обронила лекарства Даны. Я приберу тут всё.

– Я думала, у неё что-то случилось.

– Она обычно всё аккуратно складывает, на неё не похоже. Она сейчас в норме.

– С группой поддержки разобрались?

– Дана сходила туда и вроде как ей нравится. Там витает творческая атмосфера, как я слышала. А ты выспалась?

– Чувствую себя разбито. Заварю себе кофе и пойду ещё полежу.

– Много работы было ночью?

– Не спрашивай меня. Люди как будто сами специально себя калечат, а ты давай лечи их, пожалуйста.

Остальную половину дня я прокрастинировала около своего самодельного алтаря, изучая карту города. Недалеко от собора Святой Екатерины, я обнаружила местную маленькую библиотеку, копицентр, магазин бытовой техники и электроники, а также рынок овощей и фруктов. По большей мере, как я уменьшала карту, зданий становилось всё больше и больше, поэтому сил запоминать всю специфику городка у меня не осталось и я, накинув, верхнюю одежду, взяла с собой паспорт и отправилась записываться в обитель знаний и науки.

В церкви в этот день поминались мученик Одран, Юлиан, Публий, мученица И Женьмей (Лукии) и другие. Последняя была обезглавлена римским военачальником. Читать такие истории было всегда для меня непросто, учитывая то, как тяжело люди страдали за Христа в своё время. Они умерли за него, но не отреклись от собственной веры.

По дороге я купила пару хризантем в цветочном магазине и завернула на кладбище для того, чтобы возложить их на могиле одного своего близкого человека. Да, правильно. В этом городке спал мой отец. Патрик Экман. Вот уже как пять лет он отдыхает здесь, не ведая забот. Иногда я говорю с ним, когда сижу рядом. Рассказываю о своих проблемах и мне кажется, что он слышит меня. Время от времени отвечает, даря мне легкий ветерок, что играется с моими длинными волосами.

Его могила находится вдалеке от остальных. Здесь много свободного места. Растут сосны, прикрывая своими ветвистыми руками кладбище. Надсмотрщик внимательно наблюдает за мной, но я не обращаю на него никакого внимания.

Между тем, мне хочется оставаться сидеть с отцом больше, чем я могу. У меня нет столько времени, чтобы поведать ему о всём, что меня волнует, но надеюсь, что сейчас он находится с Господом на небесах.

Я выхожу с кладбища и возвращаюсь на свой старый маршрут. В небольшом сером здании в два этажа располагалась центральная библиотека. По ощущениям, его не ремонтировали с тех пор, как городок пережил свое основание. Признаюсь, я немного страдала от нехватки общения в подростковые годы, но честно сказать, сейчас мне всегда лучше было находиться одной в окружение книг. Да, со мной всю жизнь бок о бок шла Дана, но с того времени, как ей поставили диагноз, я стала проводить время в гордом одиночестве.

Младшая сестра не любила рассказывать о своих видениях и редко, когда ими делилась. Поэтому большую часть ею пережитого я могла обнаружить в её альбомах. Теперь, я снова была привязана к Дане и мне не удавалось двигаться вперед. Я не знала, чего хочу от жизни. Я понятия не имела о том, кто я. Но думаю, это нормально в столь юном возрасте не иметь представления о том, что ждёт тебя впереди да разве это и нужно? Я сама себе противоречила и ничего не могла с этим поделать.

Женщина в преклонном возрасте зарегистрировала мой читательский билет и показала книжные ряды, объяснив стандартные правила библиотеки. Зал для выбора был не очень большой, поэтому я не спешила уходить, рассматривая внимательно каждую попавшуюся мне книгу и читая аннотации.

Как объяснить любовь к чтению? Я даже сама не могу ответить на этот вопрос. В моей семье, кроме Елены и бабушки, не было больше тех, кто бы имел медицинское образование, поэтому и про шизофрению мне приходилось узнавать именно из книг. Если книги – это другой мир, то большую часть своей жизни в нашем материальном мире меня попросту не существовало. И как было велика моя радость, учитывая, что Библия была тоже книгой, главным условием которой было то, что её нужно читать.

Я нашла себя у Шекспира и Ницще, у Данте и Уитмена, у Рембо и Бронте. К нынешней эпохе совсем не испытывала нежных чувств, словно я была для неё врагом. Она безразлична к моей судьбе, как и я к её. Думаю, однажды, эта эпоха просто выплюнет меня на берег, как старый никому ненужный якорь. Мне кажется, что у нашего современного, технологичного и продвинутого века должно быть определенное лицо, как и у любого столетия. Античность, Ренессанс, темные века. Кажется, что и у нас должно быть свое лицо, но что бы мы не делали, различить его лик не удаётся. Черт, его знает, есть ли оно вообще…

Однако в первый же вечер я не хотела нагружать себя серьезными историями, в которые надо было бы вчитываться, а вместо этого, решила поискать себе сборник стихов. В школе у меня была подруга по имени Эрин, которая просто терпеть их не могла.

«В них же нет смысла. Зачем их тогда читать?»

Я нашла сборник стихотворений Уолта Уитмана. К нему я питала особую любовь, если так могла назвать чувство, которое вызывало во мне его творчество. Меня всегда нравилось задавать обычные вопросы, на которые невозможно сразу ответить однозначно: считал ли кто-нибудь счастьем родиться или что застывает в глазах кошек, когда они видят ливень и грозу? Звучит, глупо, но нам иногда стоит об этом поразмышлять.