По ту сторону жизни, по ту сторону света

Они строят планы на жизнь, готовятся к сражениям за Жизнь, горят страстью и предвкушением боя и победы, а ты лишь испытываешь сожаление, что не находишь отклика их чувств в себе. Потому что точно знаешь, что всё это напрасно. Леденящее равнодушие в тебе к их страстным побуждениям вызывает злость в душе. Потому что ты тоже хочешь испытать азарт боя, превозмогания, победы. Но, тяжестью неизбежного висит над тобой понимание, что всё это калейдоскоп цветных картинок на экране телевизора, к тебе не имеющий никакого отношения. И зависть. Растёт чёрная зависть. К ним, живым, страстным, целеустремлённым.

У них есть Жизнь. Пусть короткая, но яркая, насыщенная. А повезёт, да сами исхитрятся, выкрутятся, то и жизнь их будет долгая, ещё более яркая и ещё более полная.

А у тебя – программа. Рельсовая колея. От пункта № 1 – до конечного пункта. И на местности, и по времени, и по целям. Столица – конечный пункт, тупиковая станция. Временной разбег – зима. Конечная цель – Живчик. Всё! И этот путь пройден! Во мне больше нет надобности. Потому за мной и явился чрезвычайно сильный Светлый. Для утилизации. Миру я больше не нужен.

И я испугался. Правда испугался. За свою никчёмную жизнь. Плохое чувство. Крайне негативное и крайне неприятное. К тому же теперь ещё и горько-досадное.

Бежал к ней! А там опять этот Светлый. Тот самый, Утилизатор! И к моему страху прибавилась жгучая обида. Они, все – преклонили колени перед тем, кто просто обязан меня сжечь!

Ещё одно крайне болезненное чувство – обрушающегося мира. Я с испуга и соскочил с рельсовой колеи целевой программы моего существования. Сам себя выбросил из жизненной ниши, в рамках которой и была хоть какая-то логичность моего существования. Оттуда, где я был нужен, ценен, где во мне был смысл.

И вдруг оказалось, что вне этих рельсов – пустота. Нет меня, нет смысла во мне, мне больше некуда и незачем идти. Не для кого и не для чего жить. Не к кому и незачем испытывать эмоции и чувства.

Кроме жалости к себе. Ещё одно крайне болезненное, весьма неприятное чувство – жалость к себе. Я – жалок. Ничтожен. Как же это мерзко!

Я не хочу больше испытывать эмоции! Не хочу. От былой приятности чувств осталась лишь их чёрная, негативная изнанка. И мне больно! И не унять эту злую боль!

Противоречивость и нелогичность моих чувств, эмоций и мыслей, их несвязанность и даже разнонаправленность, их конфликтность тоже причиняют боль. Боль! БОЛЬ!!!

И я не вижу иного выхода, иного избавления себя от этой боли, кроме как убить в себе всё человеческое. Если человеческое во мне от меня не отделится от остального, что составляет меня, то убить всё вместе!

И подойти к этому надо комплексно. И решить все мои проблемы разом. Небытие… Х-хм! Как оно манит! Забыть, забыться. Не быть!

Встреченные мною люди не вызывали во мне ничего, кроме жалости. Драться с ними было сродни хладнокровному убийству. А я не убийца. Я боец. Да, я не хочу жить. Но и убивать заведомо слабых, беззащитных у меня нет стремления, нет желания. Нет в этом никаких светлых эмоций, кроме сожаления и досады. Погибнуть я хочу, как воин, в схватке с более сильным противником. Сражаясь до последнего дыхания, испытав, хоть раз, ещё хоть разок – азарт боя!

А где найти таких противников? Святоши? Опять вернулся к ним. Но выводы те же. Их-то за что? А кто ещё настолько крут, чтобы сразиться со мной? Могучие воины? Маги? А если я их убью? Или покалечу? Они-то тут причём? Моя боль станет их болью?

Тёмные? Безусловно! А где их искать? Если они прячутся столь тщательно, что их днём со светом ищут и не находят. Твари?

Да! Твари Скверны! Вот уж кто – монстры! И по ком никто плакать не будет! Ну, Твари, дрожите! Иду на Вы!

Стою на срезе Пустоши, смотрю на курящиеся внизу облака. Чувствую себя как в Большом Каньоне. Там тоже так – как провалы в земле невероятных размеров. И эта Чаша Погибших Богов как невероятных размеров яма в глинозёмном неровном зеркале Пустошей. Настолько большая яма, что другого её края просто не видно. Видно только, как стена среза Пустошей, плавно изгибаясь, теряется в дымке облаков, не поднимающихся из Чаши.

А внизу целая неведомая страна. Полная неведомых чудес. И чудищ. Так говорят в столовом зале местного заведения. Весь город живёт с Чаши. Регулярно в ней пропадают люди, часто целыми отрядами, но поток адреналиновых маньяков не иссякает. С этого город и живёт. С тех, кто пришёл попытать своего счастья, и с того, что счастливчики оттуда выволокут.

Но добыча меня не интересует. Это удел мелких людишек – тащить артефакты ушедших эпох, диковинные растения и тушки неведомых зверьков. Я – Смерть. Я иду убивать. И умереть. Если повезёт. Судя по названию, Чаша Погибели Богов – мой выбор верный. И долго искать не пришлось – прямо на моём пути оказалось это явление мира.

Подхожу к подъёмнику. Отдаю серую монетку. Старший группы людей, обеспечивающих работу подъёмника, осмотрел меня критическим взглядом. Поджал губы, спрятав их в усах. Он оценил мои шансы как ничтожные. Бывает! Я вот тоже имею склонность обманываться.

Качающаяся люлька вздрогнула и, мерзко скрипя, пошла вниз. Мне даже не стали зачитывать условия подъёма меня из Чаши, настолько уверенные, что мне не выжить внизу. И это всё, чего удостоили меня работники лифта. Даже удивления не было. Видать, я не первый такой экзотичный самоубийца. Не запоминают. Кому нужны лишние эмоции? Лишняя информация?

Посмотрев на облака под ногами, сел на дно люльки, равномерно скрипящей роликами. Спускаться – долго. А зачем стоять, если можно сидеть? А сидеть – зачем? Верно, лёг на спину. Размеры люльки позволяли. И смежил веки. Слишком мало прошло времени. Моё разбитое тело всё ещё было набором осколков, удерживаемых вместе только силой воли. Медитирую.

Возможно, я уснул, но удар люльки о землю последовал много раньше, чем я ожидал. Выкатываюсь из люльки. Вокруг туман. И тумане этом тонет всё вокруг. Сзади люлька, подпрыгнувшая, когда я освободил её, с ещё более противным скрипом поползла вверх, подгоняемая восходящим течением воздуха. Я оказался один на небольшом, метра три на восемь, каменном козырьке. В сплошной мутной взвеси.

Но это было больше, чем паровая взвесь тумана, как я ожидал. И не облака. Вернее, да – воздушно-капельная взвесь, присущая как облаку, так и туману, но густо сдобренная такой нематериальной субстанцией, как Скверна. Так что дымка, принятая мною за облака – Скверна, а не облака. И глубина Чаши может быть значительно меньше, чем мне казалось.

Подхожу к срезу скалы. Крутая лестница из каменных ступеней без ограждения. Льнёт к стене, теряется в мути Скверны. Спускаюсь.

И опять же – спускаться пришлось много меньше, чем я опасался. Не люблю я лестниц, да и вообще ступеней. С того самого дня, когда пришлось целую бесконечность карабкаться по той бесконечной лестнице. Когда это было? Да, пару дней назад. И целую вечность позади. В прошлой жизни. Когда моё существование было хотя бы похоже на жизнь. Когда мне было для кого выживать.