По волчьему следу
Шрифт:
– Стало быть… случались инциденты?
– Как не случаться. Но то дела прошлые.
Кому как.
В прошлом, кажется, много интересного есть, да только чуялось – не расскажут. Даже если Одинцова дернуть, чтобы отыскал кого из вышестоящего начальства, все одно не расскажут.
Обозлятся только.
– Ваша правда, - Бекшеев, верно, к тем же выводам пришел. – Прошлые на то и прошлые… куда интересней дела нынешние, верно? Что у вас случилось, а то я, признаться, ничего толком и не понял. Только-только приехали, а тут… и от полицейских местных толку мало.
По тому, как
Только ли Шапошникова или же всю местную жандармерию разом, но Новинский полицейских не жаловал. И теперь раздраженно шевелил губами, словно оправдываясь перед кем-то, а может, наоборот, выражая глубочайшее возмущение.
– Солдат у нас… сбежал, - выдавил он. – Но о том лучше не со мной. Я тут так… в помощниках. Ермолай Васильевич вам лучше расскажет… прошу…
Глава 11 Ночная охота
Глава 11 Ночная охота
«Ночная охота тем сложна, что по природе своей человек не приспособлен к активным действиям в темное время суток. Его глаза слабы, как и нюх, и слух. А потому для успешной охоты стоит обратить свой взор на вспомогательное снаряжение, которое…»
«Охотничий вестник», статья об особенностях ночной охоты
Место это мне не нравилось.
Забор.
И еще один.
Колючая проволока. Я видела такие заборы с ровными кольцами колючки там, по ту сторону границы, как и людей, которых держали за заборами да колючкой. И теперь не могла отделаться от ощущения, что снова оказалась там.
Собаки.
Голоса их хриплые раздаются откуда-то сбоку. И Девочка поднимает уши, скалится, готовая ответь на вызов. Кобели свирепы настолько, что присутствие зверя их не пугает. А может, здесь, за забором, слишком много людей и запахов, вот и теряется среди них тот, по-настоящему опасный.
Я хлопаю по ноге, и Девочка успокаивается.
В конце концов, она знает, что сильнее любого пса. Да и они при встрече поймут.
Мы идем. За человеком, который суетлив и нервозен. От него плохо пахнет, настолько, что я сама кривлюсь, отворачиваясь, отступаю, стараясь пристроиться за Бекшеевым. Этот человек болен. Знает ли о том?
Понятия не имею.
В какой-то момент отстает, отступает Тихоня, подав знак, что он осмотрится. Пускай. Надеюсь, не пристрелят за лишнее любопытство.
За заборами чисто. И эта неестественная чистота, с ровно выстриженной травой, с идеальными дорожками, присыпанными желтым песочком, вновь же кажется мне опасной.
Дома.
Низкие бараки. Один получше, каменный, с черепитчатой крышей. Три – деревянные и глухие. Эти потемнели, крайний даже покосился, грозя обвалиться.
– Там раньше контингент содержали, - поясняет сопровождающий, хотя его никто не спрашивал. – Ныне никто не живет. Хотя приказа ликвидировать не было.
Это было сказано равнодушно.
А я… меня резануло это равнодушие. Показалось вдруг, что о ликвидации контингента, поступи подобный приказ, он говорил бы столь же спокойно, как о деле неприятном, но необходимом.
Я сглатываю вязкую слюну.
Это
игры разума. Голос прошлого. И мозгоправ ведь когда-то предупреждал, что прошлое на самом деле никуда не уходит, что оно живет в нас, там, глубоко внутри, а потом проявляется, даже когда о том не просят. Особенно, когда не просят и не ждут.За бараками – домики. Явно поставленные не сейчас, но обновленные. Аккуратные, как все здесь. Почти одинаковые. И темно-зеленая краска, которой они выкрашены, лишь усугубляет сходство.
– Жилье для офицеров. Раньше жили по четверо, но после частичного расформирования части Ермолай Васильевич счел возможным…
И голос его мне не нравится.
И сам он.
И главное, я пытаюсь понять причину этой вот неприязни, прежде мне не свойственной, но не могу. К счастью, нас передают в руки тому самому Ермолаю Васильевичу.
Бахтин.
Его фамилия Бахтин. Об этом говорит бронзовая табличка на дверях. Да и на столе вторая, поставленная, верно, для тех, кто первую не прочел. Он высок. Широкоплеч. Не стар, но и не молод. Благородная седина тронула виски, придав толику импозантности. И подумалось, что женщинам он должен нравится.
Наверняка.
А еще он лжец. Он улыбается и руку пожимает Бекшееву, делая вид, что несказанно рад его приезду. И выбравшись из-за стола, трясет мою, к счастью, целовать не пытается. Он бы и Девочку за ухом почесал, но та предусмотрительно оскалилась.
– Роскошный зверь! – восхищается Бахтин. – Чья разработка?
– Авторская, - Бекшеев отвечает за меня и чуть щурится.
– Видно… да, видно… простите за любопытство, но весьма интересуюсь данной темой. Прежде у нас имелась парочка зверей. Держали для охраны… контингент у нас был весьма беспокойный.
– Вы о военнопленных?
– Контингент, - с нажимом повторил Бахтин. – Мы привыкли называть их так… наши звери попроще были. Да и показали себя весьма ненадежными… года три-четыре и все, конец. С учетом того, сколько энергии необходимо потратить, я склонен согласиться с теми, кто говорит о тупиковом пути данной ветви магической науки…
Он и сам маг.
Неслабый, да. И странно, что его, такого замечательного, наверняка родовитого – надо будет у Бекшеева поинтересоваться, он точно скажет – заперли в этой глуши.
– Впрочем, пожалуй, сейчас я даже рад… да, да… признаться, когда этот олух Шапошников позвонил и сказал…
Бахтин говорит как-то слишком уж громко. И в голосе слышна радость. Тоже фальшивая, как это место.
– …я не поверил своей удаче. А теперь понимаю, что мне повезло куда больше, чем я надеялся… вы отужинаете? Изысков не обещаю, все же местные повара…
– Дело, - оборвал Бекшеев. – Что случилось?
– Говоря по правде… не сказать, чтобы что-то так уж важное. Хотя, конечно, инцидент пренеприятный, но время от времени подобное везде происходит. Солдат сбежал.
Бахтин перестраивается быстро.
А ведь чин у него полковничий, полновесный. И тем непонятнее…
– Когда?
– А кто ж его знает… - Бахтин развел руками. – Вечером заступил на пост. Утром…
– Один?
По тени, что мелькнула на лице Бахтина, понимаю, что не один.