По законам жанра. Книга 1

— Сколько тебе лет? — задумчиво уставилась я, покручивая в руке бутылку.

— Не тринадцать, — чавкая отвечал он.

Голодный мужик, — бесполезный мужик, сколько бы лет ему не было. Как-то я не подумала, что с такими габаритами, жрать он будет, как лось. Рульку надо было прихватить.

— Точно не тринадцать?

— Семь, — сказал Демъяр, тыча носом на бутылку.

— Ну раз семь, тогда рассказывай, какого черта тебе от меня надо, и только потом дам пробку понюхать.

Обглоданная кость отправилась в полет.

— Мне семь раз по тринадцать.

— Чего? — Семь раз, это сколько?..

— Это девяносто один, Аленка. Давно, по твоему, дети новости смотрят?!

— Если ты шутить со мной удумал, можешь сразу проваливать.

Мужик задрал указательный палец, предлагая мне заткнуться, стянул из короба салфетку, каким-то пижонским жестом потер лицо и прокашлялся. Пришлось отползти от него подальше, чтобы он не зашиб меня своими длиннющими ногами, усаживаясь в знакомую позу для медитации.

— Я не шучу. И знаю, как это доказать. Смотри сюда, — указал он на свое лицо. — Я Петров Игорь Васильевич, тысяча девятьсот восемьдесят пятого года рождения, уроженец Твери, но практически всю жизнь прожил в Москве.

Вино встало поперек горла. Нос обожгло.

Он... Сбрендил что ли?! Я же ему человеческим языком сказала, чтоб он имя свое забыл, и не вздумал ни при ком упомянуть! Да он хоть понимает, что вручил мне сейчас в руки заряженное ружье и сунул дуло себе в рот? Я пыталась прокашляться, и никак не могла собрать мозги в кучу. И на кой тащила все эти бутылки, если он сам все выложил?!

Я проморгалась и потерла глаза, поверить которым стало еще сложнее. Щеки мужика сдулись, глаза впали, а блестящая до этого шевелюра будто оплавилась, отчего теперь на голове красовалось усохшее подобие одуванчика. Не соврал... Девяносто один?!

Так вот почему он показался мне таким постаревшим!

— Ты кому еще растрепал?! — в ужасе заорала я.

— Никому, я ж не идиот! Но это все херня, давай сюда, — схватил он бутылку и выудил из короба еще одну кружку.

— Еще что-нибудь «оттуда» брякнешь, наш разговор будет окончен! — спохватилась я.

— Придется, еще пару деталей, для наглядности, — протараторил он и залпом осушил всю кружку, после чего сморщился, как школьник. — Но. Но ты переживешь. Ух! Что за бормотуха, ты где это взяла?

— Бормотуха, вообще-то, с королевского стола, — говорила я, принюхиваясь.

Вроде ничего, как обычно.

— Ладно. Допустим, — сказал он, наливая себе еще.

Мне пить перехотелось. И так не в себе. Ведь где-то здесь должен быть подвох? Прежнее имя страшная тайна каждого из нас, потому что стоит мне назвать его Игорь, а уж тем более Петров Васильевич, и он скукожится обратно до старика.

Нужно было для начала объяснить ему правила игры, потому что теперь я чувствовала у себя в руках непосильную ношу. Этот гребанный кощей вручил мне в яйцо на хранение, и даже не уточнил, надо оно мне или нет!

— Зачем ты мне это рассказал?

— Чтобы судьбу не бесить. Только давай теперь обратно, а то меня это люто напрягает, — задрал он сморщенную ладонь к лицу. — Я Гринер Демъяра ван Дахон, родился недалеко от Рубинового ущелья, в долине ручьев Дахониса. У меня, кстати, есть брат. Не родной, но отец нагулял, мать приняла, в общем длинная история. Мы с ним ладили, но так уж выш...

Я множество раз видела на лицах людей моменты просветления, но еще никогда оно не было таким молниеносным. Бывший старик молодел с каждым сказанным словом, и мне едва удавалось уловить суть его легенды из-за приковавшего внимание лица, по которому будто проходились невидимым утюгом.

— ...ди пойми, че ему было там надо, но отцу мы не перечили, так что...

Глаза снова зажглись голубизной. Даже во мраке ночи и отблесках факелов было несложно уловить поток возвращающейся к нему молодости. Я с трудом заставила себя отвернуться, поджала ноги и уставилась на едва колышущуюся стену колосьев.

— Эй, ты слушаешь?

— Д-да.

— В общем так матушка и скончалась, а брат с отцом отправились на Трехлетнюю войну, оставив меня...

Вот она. Наглядная демонстрация. Я сама говорила ему про нутро, зов сердца и прочую чепуху, не зная об этом ровным счетом ничего, кроме внешних проявлений, и теперь ощущала себя пустой, звенящей консервной банкой, потому что даже меня задевал витающий вокруг вихрь его легенды.

— А теперь давай кое-что проверим.

Я обернулась и тут же прикрыла лицо рукой.

— Да ты издеваешься! Гринеру-то сколько лет? Какого у тебя опять рожа пятиклассника?! Бутылку отдай! Ладно. Налей просто.

— Тоже девяносто один. Че те не нравится? Нормальное молодое лицо, я сегодня полдня в отражение смотрел.

— Ага. Особенно, когда ты... вы... Господи. Особенно, когда ты ноешь.

— А, это. Не сдержался. Просто так совпало, что именно в тот момент все как-то навалилось. Я вспомнил как умер. От инфаркта. Стремно вышло.

— Легенда привязывается не только к смерти, она берет внешность, какие-то приобретенные в земной жизни навыки. Так что хорошенько подумай об этом и забудь о нем, умер и умер. Девяносто один! Да ты там дряхлый пень уже был. Не о чем сожалеть.

Мужик шмыгнул.

— Тоже верно. Ладно, давай. Позови меня по имени.

— Ну нет.

— Ой брось, — тряхнул он золотой гривой. — Ничего страшного не случиться. Давай!

Вообще, даже когда он сам представился, ничего критического не произошло, с морщинами жить можно, а с таким регеном и подавно. Ладно...

— Игорь.

Мужик замер.

— Ну? Что-нибудь изменилось? Я не вижу.

— Глаза не светятся.

И всего-то?.. Я видела, как одного при упоминании собственного имени так скрутило, что потом месяц боялась в город выйти, а этот едва померк! Я старалась держаться спокойно и не таращиться, но по самодовольной ухмылке этого переростка поняла, что удавалось не очень.

— Отлично! Я смотри, че думаю, — подпер он подбородок рукой. — Ты же сама сказала, легенда восстанавливает, главное, крепко держать ее в голове. И да, ты права, просто выкинуть все земное из памяти. Все. Забыли об этом. Теперь к сути. Мне кажется, я могу тебе помочь!

— Чем, — отмахнулась я, делая глоток.

Пусть имя на него влияет не сильно, но все же влияет. Тут даже если я буду кому-нибудь рассказывать, что вот есть такой Игорь, и то должно отразиться, потому что поперек мироустройства шпарит. Ноша не ноша, а жить стало как-то спокойнее.

— Тут есть что-то еще, я чувствую!

— Ты не можешь чувствовать других, только себя и то в прошлом. Будущую легенду никто за тебя не напишет, она только началась.

— Ну и что? Вряд ли мы, конечно, знакомы, я бы запомнил, но «по законам жанра» наша встреча должна значить хоть что-то? Разве нет?