По закону войны

Дошел до своей машины, сел в салон. Было 16.53. Пять часов, грубо говоря. Надо возвращаться в квартиру брата. Проверить готовность родных к отъезду, проинструктировать о правилах поведения в загородной резиденции, хотя это и без него сделает комендант базы. Но общие правила они знать должны, чтобы ехать к новому, пусть и временному, месту обитания более-менее спокойно.

Майор, оставив Кулибина отдыхать, вернулся в район, где приобрели себе жилище брат с женой. Поставил «десятку» у тротуара недалеко от кустов, закрывающих люк подземного коллектора. Затем, повторив свой путь по колодцам и тоннелю, только в обратном направлении и с мешком за спиной, поднялся в квартиру четы Шевченко.

Его ждали. И первой вопрос задала Надежда:

– Ну что, Боря?

– Все по плану. В 2.00 уходим из дома. А до этого собрать необходимые вещи для проживания в дачном поселке загородной резиденции одной из спецслужб. Питанием вас там обеспечат. Ограничат, правда, в свободе перемещения по поселку, но… ничего не поделаешь, таков режим секретного объекта! Но, думаю, находиться вам там долго не придется. А сейчас собрать шмотки и спать! Ночь предстоит бессонная. Я понимаю, что вы уже привыкли к недосыпанию, и все же постарайтесь отдохнуть, дорога вас ждет долгая, изнурительная.

Николай спросил:

– А как же связь с Долматовым одиннадцатого числа?

– Оставишь мне свой сотовый телефон. Разговаривать с этим ублюдком теперь буду я. Кстати, у Нади есть свой телефон?

– Конечно!

– Вот и хорошо! Значит, связь с вами буду держать через нее. Да, фонарь у вас дома имеется?

Брат пожал плечами:

– Вообще-то, у Сережи где-то был. Надо посмотреть в его вещах.

– Посмотри. Он будет нужен в коллекторе. Но если не найдешь, то и свечи сгодятся, а их на кухне я видел в избытке. Часто свет вырубают?

– Бывает, – ответил Николай.

Рудаков напомнил:

– Но фонарь все же поищи.

Николай отправился в комнату сына, Надежда же подошла к Рудакову. Спросила:

– Ты, наверное, голоден, Боря? Пойдем на кухню, покормлю.

Майор ответил:

– Спасибо, я уже пообедал в городе.

Он хотел пройти вслед за Николаем в комнату племянника, но Надя удержала Рудакова:

– Боря! Почему ты так сух со мной? Неужели у тебя ничего не осталось от того, что когда-то составляло наше счастье?

Майор пристально посмотрел на женщину:

– Не надо об этом, Надя. Ты жена моего брата, и этим все сказано.

– Но ты же сам виноват в этом!

Борис ответил:

– Нет, дорогая, не я, служба разъединила нас на два года, и ты могла бы дождаться моего возвращения оттуда, куда я был распределен после окончания военного училища. Но ты не дождалась. Хотя это, может, и к лучшему. Сейчас муж всегда при тебе, а со мной ты была бы обречена на постоянное ожидание супруга из бесконечных командировок. Думаю, что в конце концов такая жизнь тебе надоела бы. А измены я не потерпел бы в любом ее проявлении. Так что…

Надежда прервала Бориса:

– Почему ты так плохо думаешь обо мне? Ты не допускаешь, что эти дни, недели, месяцы ожидания приносили бы мне счастье? Больше радости, чем постоянное торчание на кухне в угоду человеку, которого я никогда не любила и не люблю по сей день?

Рудаков отстранил от себя ее руку.

– В таком случае, Надя, надо было понять меня, а не писать грубое, ничем не оправданное и обидное послание, в котором ты, по сути, сама и решила нашу судьбу.

Женщина хотела еще что-то сказать, но Борис не дал ей сделать этого:

– Все, Надя. И давай больше не возвращаться к этой теме. У тебя своя личная жизнь, у меня своя, не такая, какой бы я хотел жить, но она моя, и ничего, к глубочайшему сожалению, изменить уже нельзя!

В это время из комнаты сына вышел Николай. В руке он держал большой, на четыре батарейки, металлический фонарь. Протянул его брату:

– Вот, нашел. И запас батареек новых в тумбочке. Так что порядок.

– Хорошо, – ответил Борис, – положи его, пожалуйста, в мою сумку!

Николай открыл «молнию» брезентового десантного мешка и… отстранился от него, заметно побледнев.

– Там… там оружие!

Борис усмехнулся:

– Ты рассчитывал увидеть там что-то другое? Новогодние подарки от Деда Мороза, да?

– Нет, но… Это боевое оружие. И раз оно в сумке, значит, ты намерен применить его?

Рудаков ответил:

– Это мое дело, Коля. Положи фонарь и закрой мешок. Это все, что от тебя требуется.

Николай взглянул на брата:

– Скажи, Борис, тебе уже приходилось убивать людей?

– Людей, нормальных людей – нет. Нелюдей в человечьем обличье, тех, кто сам убивал невинных, отрезал им головы, обрубал руки и ноги, вспарывал животы, тех – да, и немало! Я все же офицер спецназа и служу на Кавказе. Еще после окончания училища, – Борис бросил взгляд на Надежду, – я охотился не на шакалов! У меня были другие, двуногие цели! Их я валил без сожаления! А что? Тебя коробит от этого?

Шевченко, недолго промолчав, задал еще один вопрос:

– И при этом ты никогда не чувствовал себя убийцей?

Рудаков вплотную подошел к брату, проговорил ему в лицо:

– Слушай, ты, гуманист хренов, я что сказал делать? Почему не выполняются мои требования?

Николай резко развернулся, пошел в спальню супругов. За ним, опустив голову, последовала и Надежда.

Майор прошел на кухню, достал из холодильника початую бутылку водки, из горла выпил граммов двести, все, что в ней оставалось. Закурил, успокаиваясь.

В 1.55 Борис собрал семью брата в прихожей.

Тоном приказа произнес:

– Итак, начинаем. Первым в подвал спускаюсь я, через минуту за мной следует Надежда, ты, Николай, идешь последним. Таков же порядок спуска в коллектор. Коля, закроешь за собой крышку люка. Касаемо тебя, Надя. В тоннеле сейчас наверняка полно крыс…

– Ой! – вскрикнула женщина. – Этого еще не хватало! Терпеть их не могу и боюсь до ужаса.

Рудаков продолжил инструктаж:

– Поэтому и предупреждаю. Приготовься к соседству этих тварей. И чтобы во время отхода я не слышал ни вскрика, ни возгласа, даже если они будут прыгать по твоим ногам.

Надежда скривила лицо:

– Фу, Борис, какую гадость ты говоришь!

– Это чтобы ты была в курсе. И помни, все крысы, вместе взятые, не так опасны, как только один Долматов. По сравнению с ним, животные совершенно безвредны. Так что соблюдать молчание при любых обстоятельствах! Ибо дом под контролем, а голоса ночью разносятся далеко. До выхода на поверхность в сквере общение языком жестов или, в крайнем случае, шепотом. Ясно?

– Да.

Ровно в 2.00 из квартиры ь 3 двухэтажного старого дома, по одному, вышли три человека с дорожными сумками в руках.