По запутанному следу: Повести и рассказы о сотрудниках уголовного розыска

Потом появились санитары. Забрали у меня раненого командира. А я вперед, к своим. К этому моменту и второй взводный погиб. Что делать? Лежат ребята в снегу и на меня озираются. Понял я, что ждут они.

Из двух взводов только двенадцать человек добрались до вершины. Закрепились. Связного направил я в тыл. Прислали еще человек пятьдесят. И ни одного офицера. Так и командовал я ротой, пока не подошли главные силы.

Орден Красной Звезды получил за тот бой.

Вот так и случалось в бою приказы получать и выполнять, хотя формально вроде тебе никто и не приказывал, никто не заставлял брать ответственность на себя. Так упас было сплошь и рядом. Да и то верно, разве такую войну выиграешь, если будешь чувствовать себя, как выражался тот исследователь, «механизмом».

* * *

В субботу вечером возвращались с танцев две подруги. На мосту через Клязьму встретил их парень. Все произошло почти мгновенно. И одна из девушек осталась без часов. Грабитель скрылся. А девушки побежали в милицию. Капитан Иванов только что закончил писать протокол об угоне у десятиклассника велосипеда. С этими велосипедами прямо морока. Завелся в городе похититель, и вот уже третий угон за месяц. Прямо кино, да и только. И все три угона — от гастронома. Было очевидно: угоняет один и тот же человек.

Вот и ломал голову Виктор Сергеевич над тем, что предпринять, где искать похитителя. А тут девушки в слезах, часы у одной сняли. Виктор Сергеевич, как и полагается, составил протокол-заявление. Пока писал, размышлял, что случай с этими часами какой-то не типичный для сегодняшнего Орехово-Зуева. Тут могло быть одно — грабеж совершил новичок, возможно, первый раз. А это значит, и подозревать вроде некого. Но с другой стороны, такое обстоятельство и облегчало поиск…

Спрятав в стол протокол, капитан успокоил девушек.

— Будем искать. Завтра у нас что? Суббота? Приходите на танцы. Я вас там буду ждать.

Девушки недоуменно уставились на капитана.

— Да вы меня неправильно поняли. Не на танцы я вас приглашаю. Городок наш маленький, молодежь вся вечером на танцы валит. Вот мы и посмотрим, может, завтра грабитель появится там. Узнать-то вы его сможете.

— Сможем.

— Значит, до завтра.

Но на танцах ни в субботу, ни в воскресенье, ни в другие дни парень не появлялся. А тут опять новость — еще один велосипед угнали. И опять от гастронома. На этот раз хоть какая-то примета была замечена — на похитителе кожаная куртка. С этой куртки и начал Виктор Сергеевич. Просмотрел списки всех, у кого были велосипеды. Обошел каждый дом, познакомился лично с каждым владельцем велосипеда. Переписал марки.

Через неделю еще раз обошел всех владельцев. У одного паренька был велосипед не той марки, что в прошлый раз. Оказалось, что у него есть и кожаная куртка.

Два года получил парень за угон велосипедов.

А того, что снял часы, никак не удавалось обнаружить. Из-за хождения с девушками на танцплощадку над Виктором Сергеевичем сослуживцы начали было подтрунивать.

И вдруг однажды вечером телефонный звонок.

— Товарищ капитан, тот парень, который отнял у меня часы, здесь, рядом, — услышал Виктор Сергеевич взволнованный девичий голос в трубке. — Только он, товарищ капитан, выпивши и с двумя дружками.

Как назло, в отделении никого, кроме Иванова да дежурного. Капитан пошел один. Нашел девушку, которая только что звонила по телефону. Она показала на скамейку, где сидели трое:

— Тот, что посередине, — он.

Грабителя Виктор Сергеевич взял, как он любит выражаться, «без шума». Оказалось, что парень действительно первый раз снял часы с чужой руки. Какой-то девушке надо было подарить. Но за преступление отвечают независимо от того, первое оно или второе.

* * *

— Под Выборгом пять дней мы вели беспрерывные бои. Представляете, пять дней — и ни одного пленного. Больше того, две группы разведчиков ходили и вернулись ни с чем. Так тоже бывало! Первая группа напоролась на засаду, вторую на нейтралке обнаружили. А «язык» нужен, как говорится, позарез. Сам командир полка майор Афанасьев провожал нас на задание.

Сейчас я уже не помню всех, кто был в группе. Но вот не забыл, что в прикрытие после захвата «языка» и отхода были назначены два брата-близнеца — мои однофамильцы из Саратова. Они были так похожи друг на друга, что никто не мог их различить.

Как брали «языка» — длинная история. Скажу только, что исползали мы тогда у немцев всю оборону и удалось нам накрыть пулеметное гнездо — расчет пулемета зазевался, ужинать сели в кружок. Их командира мы взяли с собой. И только начали отходить, как немцы нас обнаружили. Вина тут наша небольшая, местность насквозь просматривалась, ни лесочка тебе, ни бугорка — ровное поле, спрятаться негде.

Вижу, немцы из окопов со всех сторон ползут, собираются нас захватить живьем. Правильно они, конечно, рассчитали, ведь мы у них под носом, а до своих нам ползти через всю нейтралку. Что делать? Ввязываться в бой? А как же «язык»? Там ведь его ждут. Смотрю, близнецы наши развернулись и поползли назад, навстречу немцам. А мы изо всех сил с «языком» вперед, к своим.

Командиру полка мы, хоть и едва держались на ногах, лично привели «языка». Толковый оказался немец. Такой толковый, что я не успел даже присесть в своей землянке, как меня снова вызвали к командиру.

— Там, где вы взяли «языка», немцы танков не ждут, — начал майор Афанасьев. — У них здесь против танков ничего нет. Вы облазили у них в тылу все болото. Танки провести можете по болоту вот по этой дороге? — спрашивает меня командир.

Посмотрел я на карту, вижу, можно танки провести, если идти точно по нашему следу. Отвели меня к танкистам, залез к ним в башню, и мы двинулись на нейтральную. Вот там, на нейтральной полосе, я снова и увидел своих однофамильцев — братьев-близнецов из Саратова. Лежали они лицом к немецким окопам, истерзанные, прошитые в нескольких местах автоматными очередями. А вокруг — трупы немцев, тех, которые ползли к нам со всех сторон, чтобы взять живьем.

Видеть убитых боевых товарищей и на фронте, где смерть запросто гуляет промеж солдат, поверьте, больно и тяжело. Я помню, что мы всякий раз думали, когда стояли с непокрытыми головами перед черными зевами холодных могил, куда должны были закопать павших. Мы думали: цена победы стала на одно деление выше и дороже. И мы чувствовали — во всех нас незримо переселялись и мужество, и отвага погибших товарищей.

Когда мы хоронили близнецов Ивановых, мы думали о наших матерях, которых убивала не пуля, а наша смерть. И это мы тоже плюсовали к цене нашей победы, потому и стали называть ее Великой. Да и не только мы.

По роду своей работы мне постоянно приходится иметь дело с молодыми парнями. Разные у них судьбы, по-разному складывается жизнь. Но в конце концов все образуется, все встает на свое место, и ребята находят себя в жизни. Я бы мог назвать десятки молодых людей, которые, раз споткнувшись, нашли в себе силы, а мы им помогли стать на ноги, стать хорошими людьми. Но мы, фронтовики, так, видимо, до конца дней своих и будем каждого паренька оценивать по одному и тому же: как он следует делу павших в бою и тех, кто с победой прошел до Берлина, насколько похож он на них и сможет ли он то, что смогли мы, фронтовики!