Победа достается нелегко

Боб погладил рукоятку пистолета. Положение было невеселое. Осторожно вышел, проверил, нет ли кого в доме. Убедившись, что он один, достал деньги, пересчитал потертые, замусоленные ассигнации. Крупные купюры, достоинством в двадцать пять рублей, положил отдельно. Немного подумав, свернул их и спрятал в карманчике на трусах. Остальные деньги снова рассовал по карманам.

«Надо уходить, — решил он. — Сматываться, пока не поздно».

Подошел к зеркалу, внимательно осмотрел загоревшее лицо, Усы росли томительно медленно. Надо подождать еще с недельку. Усы изменяли его лицо, придавая ему какое-то восточное выражение. А если их подкрасить, то и вовсе можно сойти за кавказца. Темные очки Боб уже достал. В очках и с черными усами его не сразу распознает даже самый опытный оперативник.

Вдруг тонко зазвенели стекла в окнах и посуда в шкафу. Чуть слышно затрещал потолок. Пол дважды тихо дрогнул. Боб рывком пересек комнату и застыл в дверном проеме, который он считал самым безопасным местом. Если даже рухнет потолок, он сможет спастись.

— Опять трясется. — Боб смачно выругался и посмотрел на лампочку.

Круглый бумажный абажур, свисавший в центре потолка, плавно раскачивался.

В переулке послышались голоса, соседи обсуждали толчок, где-то за дувалом затявкали собаки. Боб, прислонившись спиной к косяку, ждал. Минуты текли медленно. Повторных толчков не было, а от напряженного ожидания заныли спина и ноги.

— Нервишки барахлят, — сказал Боб с укоризной и заставил себя шагнуть в комнату.

Первые дни он легко переносил подземные толчки. Но сейчас, после того как насмотрелся на развалины, на покосившиеся дома, на зияющие трещины в многоэтажных зданиях, на обвалившиеся балконы, стал опасаться за свою шкуру. Непонятное волнение охватывало его всякий раз, когда почва под ногами приходила в движение. Нет, это был не страх, а какое-то животное чувство, инстинкт самосохранения. И побороть его не хватало сил. Боб злился на себя, на свою слабость, но ничего не мог сделать.

Он подошел к низкому столику, налил в пиалу остывшего чаю, выпил залпом. Долго разглядывал потолок. Вверху, пересекая комнату поперек, на расстоянии метра друг от друга лежали квадратные тесаные бревна. Между ними густо, одна к другой, теснились выстроганные полуовальные дощечки. И бревна и дощечки аккуратно покрашены масляной краской. Потолок солидный, прочный. Держится он на добротных каркасных стенах. В стенах глубокие ниши, там на легких полках расставлена посуда и всякие безделушки. Стены также покрашены масляной краской. Нигде ни царапинки, ни трещинки. Такой домина и в десятибалльное землетрясение устоит.

Боб Черный Зуб опустился на ковер, сел, поджал ноги. Снова налил холодного чая. Но только поставил круглый фарфоровый чайник на стол, как вновь качнулась земля. Пиала перевернулась, и вода разлилась по столу, по ковру. Боб вскочил и в два прыжка достиг спасительного дверного проема. На лбу выступили капли холодного пота. Боб проглотил густую слюну, выругался:

— Не земля, а пружинный матрац. Все время трясется!

«Сматываться надо», — в который раз решил он и даже подумал, что убираться надо не только от Валиева, а вообще из проклятого Ташкента. «Сотворю приличное дело и рвану когти».

2

Палаточный городок просыпался рано, когда добрая половина жителей Ташкента досматривала сладкие утренние сны. Горнист трубил побудку, и из палаток выскакивали заспанные, зевающие солдаты, загорелые до черноты. В трусах и кирзовых сапогах, ежась от утренней прохлады, они спешили на просторную вытоптанную солдатскими сапогами площадку, проделывали положенный комплекс гимнастических упражнений и с полотенцами на шее бежали на берег Анхора, плескались холодной и коричневой от глины водой, которую шутя называли «разбавленным какао».

— Корж, опять на стадион? — унылым голосом спросил Тюбиков.

Спортсмены во главе с Коржавиным устраивали ежедневно утром дополнительную тренировку.

— Как всегда! Три круга с рывками, бой с тенью, а потом на лестницу.

— Не, я сегодня не гожусь…

— Тогда не завидуй чемпионам, — сказал Зарыка. — Отваливай!

— Разве мало днем вкалываем? Руки-ноги к вечеру прямо отваливаются… — пробурчал Тюбиков. — А соревнования неизвестно когда будут.

В бетонной чаше стадиона пахло разогретым цементом и свежескошенным сеном. На зеленом футбольном поле двое рабочих подстригали траву. Монотонно стрекотали бензиновые моторчики, и машины для стрижки газонов медленно двигались по полю.

После тренировки опять купались в Анхоре. Быстрое течение относило в сторону. Приятно плыть против течения, ощущая каждую мышцу, радуясь своей силе и ловкости!

— Кончай, а то на завтрак опоздаем! — Руслан, цепляясь за траву, выбрался на глинистый берег.

На построении лейтенант Базашвили объявил, что сегодня они вместе с подразделением строителей будут расчищать завалы, разбирать аварийные дома.

Новое назначение солдаты встретили одобрительным гулом. Разгружать вагоны с цементом ракетчикам порядком осточертело.

— Порядок! — пробасил сержант Тюбиков. — Разрушать мы мастера.

— Не разрушать, а разбирать, — тотчас поправил Бавашвили и пояснил: — Мы будем помощниками, подсобными рабочими у строителей. А те знают, что к чему. Важно сохранить пригодные материалы. Потом строить будем.

Коржавин и Зарыка попали в бригаду ефрейтора Корнея Астахова. Узкоплечий, с добродушным лицом, на котором светлели белесые брови и короткий чуб, бригадир, пожимая ракетчикам руки, сказал:

— Вот что, паря. У нас работенка такая, черная. Куда не след, носа не совать. А что скажу, делать без пререкательства. Лады?

— Лады, — в тон ему отозвался Руслан.

— Инструмент у нас не сложный, дедовских времен еще: топор, лом да пила. Однакось инструмент требует сноровки и того, заботливости. Не умеючи не берись. Палец, а то и руку оттяпаешь за здорово живешь. Тут вам не кнопки нажимать. С плотницким делом знакомы?

— Мы, паря, токаря по металлу, по хлебу и по салу, — сказал Зарыка, пряча усмешку.

Астахов снизу вверх посмотрел на Зарыку светло- голубыми, чистыми, как стеклышко, глазами, понимающе улыбнулся и погрозил пальцем.

— Не боги горшки лепили, научим. — И скомандовал: — В машину!

Строители и ракетчики разместились в кузове грузовика. Быстро знакомились.

— А мы тебя знаем. — К Руслану подсел невысокий с большими цыганскими глазами солдат. — В прошлом году ты дрался на ринге с чемпионом округа, тебя засудили, не дали победу. Знаешь, как мы всей бригадой за тебя болели! Свистели и орали до хрипоты. Потом вон Лешка к доктору ходил, горло лечил. Лешка! — позвал он долговязого солдата. — Узнаешь боксера?