Победа достается нелегко

Они вклинились в людской поток и поплыли по течению. Вокруг было много нарядных, красивых девушек. Взбитые прически, короткие модные платья. Друзья чувствовали себя в людском потоке как дома. Они соскучились по ярким праздничным огням, по большому городу.

— Корж, стреляй вправо. У киоска газводы три грации…

— Нас только двое.

Зарыка уже переключился на другой объект. Впереди шли две девушки-узбечки. Стройные, тонкие, у каждой черные косы, словно скрученные толстые жгуты, свисали вдоль спины. Руслану одна из них показалась чем-то похожей на Гульнару. Он сразу вспомнил о ней, о последней встрече, ощутил на своих губах ее поцелуи, и ему стало не по себе, он почувствовал себя в этом шумном людском потоке одиноким, и поход в парк сразу потерял свою привлекательную прелесть, показался пустым и никчемным.

— Смотри, Корж, а крайняя прелестна! Кино «Бродяга» видел? Так она вылитая героиня!

— Жень, оставь, — тихо сказал Коржавин.

— Нет, ты только посмотри, крайняя великолепна! Какая у нее фигурка!

— Оставь, — повторил Руслан, дергая друга за рукав.

Девушки хихикнули, повернулись и, наградив друзей улыбками, поспешили вперед.

— Корж, за мной, — повелел Евгений.

— Валяй один.

— Ты что? — Зарыка недоуменно посмотрел на товарища.

— Так, ничего.

— Знаешь, разборчивой невесте, как говорят, жених достается горбатый и кривой.

— Может быть… Я почему-то вспомнил Гульнару… Да и вообще… — Коржавин не договорил, махнул неопределенно рукой и вдруг предложил: — Может, повернем назад? А? Выспимся по-человечески… У меня спина гудит от каменных мешков, а завтра опять на разгрузку… Какой смысл шляться без монет в кармане?

Евгений сначала скорчил удивленную рожу, потом пожал плечами, словно говоря, как хочешь, и стал тихо насвистывать грустный вальс «Осенний сон». Последний довод Руслана оказался самым убедительным. Даже мороженым они не смогли бы угостить девушек.

— Да, без этих бумажек жизнь становится тусклой. — Зарыка скривил губы, покачал головой. — Скоро ли мы в коммунизм придем? Сколько еще ждать? Тогда житуха станет совсем другой… Ни у кого денег не будет! Здорово! А?

Они свернули в боковую аллею и не спеша двинулись к выходу.

Глава седьмая

1

Боб Черный Зуб видел, что Валиев почему-то не желает встречаться со своим другом по тюрьме, даже боится этой встречи. Между Валиевым и Серегой Косым существовала какая-то тайна, которую Боб не знал. В жаркие длинные дни, валяясь на ковре, Боб мучительно вспоминал все, что когда-то ему рассказывал Серега Косой. Как жаль, что тогда он слушал его небрежно! Сейчас каждая деталь важна. Боб старался показать, что ему все известно, хитро щурился, многозначительно подмигивал и почти каждый день говорил:

— Баста! Завтра отстукаем телеграмму Косому. Верно, Валидол?

— Какой Валидол? Зачем Валидол? — Юсуп менялся в лице. — Юсуп надо! Юсуп!

Наливал пиалу до краев водкой и протягивал Бобу:

— Борис-ака, ты моя друг?

— Спрашиваешь!

— Пей! Ичинг, Борис-ака!

Не успевал Боб осушить пиалу, в которой вмещался добрый стакан, как Валиев снова наполнял ее.

— Ты моя друг?

— Спрашиваешь! — отвечал Боб, снимая пальцами с горячего алюминиевого прутика кусочки зажаренного сочного мяса, и, взяв щепотку мелко нарезанного лука, отправлял в рот. — Закуска блеск!

Боб Черный Зуб томился от вынужденного безделья, пьянствовал. На душе было муторно и неспокойно. Он не доверял ни Юсупу, ни его отцу Джуманияз-баю, старому узбеку с маленькими плутоватыми глазами на широком лице, обрамленном густой, аккуратно подстриженной черной бородой. Джуманияз-бай обычно сидел в другой комнате на низкой тахте и не спеша пил зеленый чай. Бобу казалось, что сын и отец могут в любой момент выдать его, что они просто временно терпят его, пока у Боба водятся деньги и им выгодно содержать опасного гостя.

Деньги у Боба водились: ему удалось «схватить» кассу в промтоварном магазине, взять всю дневную выручку.

Несколько раз Боб слышал, как глубокой ночью старик и сын о чем-то жарко спорили шепотом. Боб ни слова не понимал, но догадывался, что разговор шел о нем. Конечно, от него хотят избавиться, но так, чтобы самим остаться чистыми. Боб стал еще более подозрительным и осторожным. Он изучил все подходы и выходы из дома и проулка. Дом Валиева находился в одном из кварталов старого города, неподалеку от базара. Квартал сложился еще в прошлые века и с тех пор не перестраивался. Дома с плоскими крышами, высокие глинобитные дувалы, узкие чистые переулки и тупички, такие узкие, что две встречные машины не разъедутся. Неподалеку стояла мечеть, ее высокий шарообразный купол, украшенный замысловатой цветной мозаикой, возвышался над темно-зелеными запыленными карагачами и чинарами. По вечерам, когда садилось солнце, в мечети начиналась молитва.

Землетрясение не тронуло азиатскую, или, как в Ташкенте принято называть, старую часть города. Эпицентр находился в европейской части Ташкента. Толчок был вертикальным последовательно, далеко не распространился. К тому же в старом городе дома, как правило, строились каркасного типа, они легко выдержали напор стихии.

Создавшимся положением воспользовалось местное духовенство. Оно пустило слух, что «аллах наказал европейцев, которые поселились на мусульманской земле, и разрушил их жилища».

Боб в приоткрытые двери видел, как к Джуманияз- баю приходили два седобородых старика в старых засаленных халатах и потрепанных сапогах. Только на их головах возвышались пышные чалмы, удивительно белые и чистые, как больничный бинт. Старики пили чай и важно беседовали. Потом к Бобу явился Юсуп и сказал:

— Уч сум бер. — И добавил по-русски: — Давай трешка, три рубля.

— Если на пол-литра, так бери сразу два. — Боб полез в карман за деньгами.

— Бугун ичмаймиз, сегодня пить нельзя. — Юсуп говорил как-то странно, тихо и твердо.

— Для чего же тебе деньги?

— Вся махаля собирайт. Весь квартал, по-вашему… Будем белый барашка покупать, потом такой важный плов делать, понимаешь? Мулла будет делать. Вечером, когда будет намаз… ну, как это по-русски, вечерний молитва называйтся, все мужчины идет главный махалийский чайхана. Там будет такой специальный намаз… Аллах узбеков любит, а русских нет. Аллах сердился и земля шатался, дома ломался… Надо аллах подарка делать…

Боб дал Юсупу пять рублей, но пойти на такое пиршество, хотя и уверял, что в его жилах течет мусульманская кровь, потому что его дед был татарином, отказался: там его могут схватить. Юсуп слушал его, внимательно глядя в лицо, но Бобу показался подозрительным пристально-холодный взгляд узбека.

После ухода Валиева Боб вынул пистолет, на всякий случай проверил и перезарядил его. Кто знает, до чего могут дойти фанатичные мусульмане?! Когда-то, давным- давно, еще в детстве, он где-то читал о том, что в Средней Азии совершают жертвоприношения, убивают людей и варят из крови ритуальную жертвенную трапезу. Тогда Борис не поверил в такую дикость. А сейчас, когда на его глазах собирали деньги на покупку жертвенного белого барана, Боб встревожился не на шутку. Если землетрясение в ближайшее время не утихнет, эти фанатики, чего доброго, подумают принести в жертву и человека… А он, как Бобу казалось, единственный европеец, который живет в таком глухом квартале. К тому же и старый Джуманияз-бай и сам Юсуп с радостью избавятся от опасного постояльца.