Победа. Том 1

Об этом они говорили уже на ходу и усаживаясь в "ДЖИП".

"Странный парень",-подумал Воронов. Чем-то он был ему все-таки симпатичен. Чем именно? Может быть, оеззащитной растерянностью, с которой он глядел на свои разбитый аппарат? Или порывом искренней, даже восторженной благодарности,, охватившим его, когда Воронов предложил ему помощь? А может быть, просто ребяческой, улыбчато-веснушчатой физиономией? Но какова бестактность с часами! После нее Воронов с удовольствием отделался бы от Брайта.

Прежде чем включить зажигание, американец посмотрел на часы.

– Все в порядке, - сказал он.

– У нас вагон времени.

– Пожалуйста, не гони, - угрюмо попросил Воронов.

– Боишься быстрой езды?
– с добродушной усмешкой спросил Брайт, включая двигатель.- Но ведь ты храбрый Это у тебя ордена?
– Он посмотрел на орденские планки на пиджаке Воронова и, не глядя вперед, тронул машину.

– Теперь у всех ордена, - не отвечая на вопрос, неприязненным тоном отозвался Воронов.

– У меня тоже есть, - увеличивая скорость, сказал Брайт.

– За что?

– А-а - мотнул головой Бражт, - не хочется вспоминать. Тащил на себе раненого командира полка. До медпункта. Жирный был боров!

– Это же подвиг!

– Какой, к черту, подвиг! Толстяк воооразил себя Патоном! Сначала выгнал меня из полка, а потом я же его тащил. Полез куда не надо. Видеть не хочу эту медаль.

Валяется где-то в комоде.

Воронов понял, что этот парень, очевидно, отведал пороха.

Брайт опять разогнал машину - ездить спокойно, с нормальной скоростью, он просто не умел.

– Как тебе понравился Гарри?
– неожиданно спросил он, поворачиваясь к Воронову. То, что Брайт вел машину на такой скорости, не глядя на дорогу, пугало Воронова.

– Какой Гарри?

– Наш президент.

Пренебрежение, с которым Брайт говорил о новом президенте США, показалось Воронову дешевым снобизмом.

Впрочем, и самому Воронову Трумэн не понравился, но он не хотел обсуждать это с Брайтон.

– Ты говоришь о президенте так, будто он твой близкий знакомый.

– Первый раз в жизни вижу, - пожал плечами Брайт.
– Мой старик рассказывал, что в свое время не раз заходил к нему в лавочку.

– Какую лавочку?

– В его лавочку. Я ведь родом из Индепенденса. Ты, видимо, не знаешь биографии нашего нового президента.

Впрочем, не смущайся, ее и в Штатах мало кто знает.

А Индепенденс - маленький американский городок. Его тоже мало кто знает. Все вы думаете, что Америка - это Нью-Йорк, Вашингтон и Чикаго.

– При чем тут лавочка?

– Я же тебе объясняю: Трумэн был хозяином галантерейной лавочки. Мой старик покупал в ней товары.

– Значит, в прошлом он бизнесмен?

– Отец? Нет, у него была ферма под Индепенденсом.

Мы .родом из Миссури.

– Я говорю о президенте.

– А-а...
– пренебрежительно протянул Брайт.
– Трумэн имел грошовый бизнес. Потом стал сенатором. У нас это быстро делается. Страна равных возможностей. Но машина у него хороша! Шесть тонн веса, броневая сталь, пуленепробиваемые стекла... Кстати, тебе удалось что-нибудь заснять?

– Что именно?

– Ну, президента. Его "Священную корову"...

– Какую корову?

– Боже мой, так называется его самолет! Ты не заснял и тех, кто его встречал?

– Зато ты это сделал, - сухо ответил Воронов, делая ударение на слове "ты".

– Верно, - самодовольно улыбнулся Брайт.
– Один - ноль в твою пользу. Впрочем, и в мою тоже. Стимсон, Гарриман Мерфи - все они оказались в твоей коробочке. Ты хоть своих-то узнал в лицо?

– Своих?!

– Слушай, парень, при самом огромном спросе на фотокорреспондентов в Штатах у тебя не было бы никаких шансов. Я говорю о вашем после Громыко, Вышинском и...

– Разве они тоже были?
– с искренним удивлением воскликнул Воронов.

– Были! И Колли, и Спаркс, и Клей! А кто нес почетный караул, знаешь? Солдаты и офицеры из дивизии "Черт на колесах".

"Этот парень, кажется, умеет работать!" - подумал Воронов, с невольным уважением посмотрев на Брайта.

Дорогу преградила группа военных. Насколько Воронов мог разобрать, это были англичане. Они стояли спиной к машине и о чем-то разговаривали. К удивлению Воронова, Брайт нажал на газ, хотя машина и так мчалась на огромной скорости. Метрах в десяти от военных англичан он дал оглушительно-резкий сигнал. Люди разбежались в разные стороны.

– Ты в уме?
– воскликнул Воронов.

– Не люблю снобов, - сквозь зубы процедил Брайт.

...В ветровом стекле показалось поле аэродрома.

Теперь подъезды к нему охраняли уже не американские, а английские патрули. Первым предъявил свою белую карточку американец.

– Мистер Брайт?
– спросил офицер.

– Герман Геринг, сэр, - с насмешливой почтительностью ответил Брайт.

– На виселицу не сюда, - без тени улыбки сказал офицер, возвращая Брайту карточку.

Потом он взял в руки документ Воронова.

– Россия?

– Советский Союз!

– Поторопитесь, джентльмены, - сказал офицер, протягивая Воронову его пропуск.

– Эти снобы не лишены юмора, о-уу, май диэ-э-э... [О, мой дорогой! (англ.)] - пробормотал Брайт, пародируя английское "оксфордское"

произношение. Он рванул машину вперед. Через минуту они уже были неподалеку от стоявшей на прежнем месте "эмки" Воронова.

Оставив ключ в замке зажигания, Брайт выскочил из машины почти одновременно с Вороновым.

– Я побежал, - торопливо сказал он.
– Надо еще отвоевать себе место. Еще раз спасибо тебе, Майкл. Ты отличный товарищ, но... никудышный бизнесмен. И всетаки...

Он запнулся и с огромным усилием, едва ворочая языком, сказал по-русски:

– Я тьябя... лу-у-у... блу!

Помахивая "контаксом", Брайт побежал к своим коллегам, уже толпившимся у взлетной полосы.

Воронов отсутствовал не более сорока пяти минут, но за это время на аэродроме все изменилось. Вместо американского почетного караула стоял английский. Солдаты строились в некотором отдалении друг от друга, примерно на полшага. Музыканты в черных мундирах, высоких меховых шапках, с трубами, тромбонами и флейтами напоминали персонажей экзотической оперы. Особенно странно выглядели барабанщики, одетые в своего рода фартуки из леопардовых шкур.