Победитель

Еще его звали “трехтактным” – это пустили в оборот умники из ЦКБ-29, знаменитой “шарашки”, где Берия, повыдергав из лагерей, собрал весь цвет авиастроения. Устинов руководил КБ Мясищева. Как-то к нему обратились два заключенных инженера – с предложением создать двухтактный бензодвижок для аварийного питания самолетной электросети. «Двухтактный? А какие употребляются сейчас?» – поинтересовался Устинов. «Четырехтактные». – «Переходить сразу на двухтактные рискованно, – заметил будущий нарком. – Не лучше ли сначала заняться трехтактным?»

Стрелковое оружие, артиллерия, танки, ракеты, космос – все было на нем. Все требовало развития. Просило хоть одним глазком уметь заглядывать в будущее.

Он старался. Он хотел. Он мог.

Но если честно спросить у самого себя – стратег ли он?..

Вот еще глупости!..

А кто тогда?.. Брежнев?.. Охо-хо!..

Дмитрий Федорович знал лишь одного человека, достойного звания стратега и в полной мере доказавшего свой гений.

Это был Сталин.

Да, Сталин!

Дмитрий Федорович произносил про себя – Сталин! – и как будто грозовое облако застилало горизонт. Боже! как он любил его! как преклонялся! как хотел быть таким же, как он! Как прощал все, все!.. Да и что было прощать?

В конце сорок первого года нарком вооружения – сизый от недосыпа, с ввалившимися черными глазами самоубийцы, но чисто выбритый, в крахмальной рубашке – явился на ежевечерний доклад. Один из пунктов доклада гласил, что N-ский завод при дневном плане в десять тысяч винтовок изготовил девять тысяч девятьсот девяносто восемь.

Конечно, ему приходило в голову, что Сталин обратит на это внимание. Но днем раньше тот же завод за сутки выдал на пять винтовок больше планового количества. И нарком был уверен, что завтра тоже можно рассчитывать на перевыполнение.

– Значит, вы говорите – девять тысяч девятьсот девяносто восемь? – неспешно сказал Сталин, когда доклад, сопровождаемый его внимательными кивками, подошел к концу.

Откинулся в кресле и вскинул сощуренный взгляд казавшихся желтыми, как у тигра, глаз.

– Так точно, товарищ Сталин, – ответил Устинов. – Товарищ Сталин, завтра они…

– Что же, товарищ Устинов, – произнес вождь, не слушая слов Устинова, но зная, что, как только прозвучит первый звук его собственного голоса, собеседник испуганно замолкнет. Голос его был задумчив и доброжелателен. – Если еще раз придете с таким докладом, ваши перспективы будут определены.

Так он сказал! Устинов понимал, какие именно перспективы имеет в виду вождь. И вождь знал, что Устинов это понимает. Все всем было понятно. И не требовало лишних объяснений.

Теперь, когда прошло много лет, Устинов не мог бы вспомнить своих тогдашних чувств. Страшно ли ему стало? Испугался ли он, что его, честного и преданного, поставят в один ряд с людьми, по вине которых не были изготовлены в срок две недостающие винтовки?

Сейчас казалось – нет, не испугался. Сейчас было приятно вспомнить ту предельную ясность. (Она была похожа на внезапно возникшую пустоту в голове – черную, звенящую от напряжения). Да, Сталин! Ясность – вот его знак! Простота и ясность!

Теперь такого нет… Хрущев?.. Брежнев?.. Кишка у них тонка быть как Сталин…

Не то, конечно, не то…

Но все-таки Брежнев есть Брежнев.

Он – Генеральный секретарь. То есть – всё. Вершина. Пик. Окончательность. Конечно, он не Сталин, нет… но в этом он – как Сталин.

Брежнев решил вводить войска. Пока решение не состоялось, можно было высказывать свои суждения, даже противоречить. Но когда оно прозвучало из уст Генерального – какие могут быть возражения?..

Самому Устинову с самого начала эта идея казалась привлекательной. Ведь если существует армия, должна быть и война. Армия требует войны. Пусть небольшой, пусть совсем маленькой – но войны. Нужно в реальных условиях обкатывать новые системы вооружения, нужно встряхивать личный состав… выявлять недочеты, резервы…

А Огарков – против. Вот так. У него, выходит дело, своя голова на плечах… Так-так-так!..

Устинов сощурился.

День был ясный, холодный.

* * *

На яркой голубизне неба горели рубиновые звезды Кремлевских башен.

Солнце заставляло ослепительно сверкать золото церковных куполов. Иван Великий сахарно светился.

Под бой кремлевских курантов правительственный «ЗИЛ» и две черные «Волги» проехали по Красной площади и нырнули в ворота Спасской башни.

Через пять минут Устинов и Огарков уже молча шагали по красной ковровой дорожке коридора – Устинов впереди, Огарков на полшага сзади.

В зале заседаний Политбюро присутствовали Андропов, Громыко, Черненко, Суслов. Леонид Ильич, как обычно, сидел во главе стола.

Устинов занял свое место. Маршал Огарков встал у торца стола напротив Брежнева.

– Товарищ Огарков, присядьте, – сказал Леонид Ильич, но Огарков, вопреки его предложению, только пуще вытянулся. – Товарищ Устинов информировал, что у вас есть какие-то соображения…

– Так точно! Разрешите?.. Товарищ Генеральный секретарь ЦК КПСС. Товарищи члены Политбюро. Афганистан представляет собой сложный сплав народностей, традиций и верований. Страну населяют пуштуны, таджики, узбеки, туркмены, арабы, хазарейцы, белуджи, чараймаки, муританцы, нуристанцы, племена сафи, моманд, шинвари…

Брежнев недоуменно почмокал, потом сказал, прерывая:

– Покороче, пожалуйста.

– Афганцы – нация профессиональных военных, – продолжил маршал. – Афганистан никогда не был завоеван противником. Наиболее показательны англо-афганские войны. На протяжении пятидесяти лет Англия несла огромные потери, но так и не смогла сломить сопротивление…

Брежнев закрыл глаза. Через секунду его голова начала клониться набок.

Огарков громко откашлялся.

Генсек вздрогнул.

– Да, товарищи, – пробормотал он, окинув присутствующих мутным взглядом. – Гм, гм. Продолжайте.

– Жестокие и неумелые действия афганского руководства, предпринимаемые со дня Апрельской революции, привели к укреплению афганской оппозиции. В настоящее время она контролирует две трети территории, где проживает почти все сельское население. Ввод войск в составе семидесяти пяти – восьмидесяти тысяч человек не поможет решить эту проблему. Наивно рассчитывать, что можно будет распределить советский контингент по крупным городам в виде гарнизонов, поручив ему решение исключительно миротворческих задач. Он неминуемо будет вовлечен в широкомасштабные военные действия!

– В Афганистане нет военного противника, который мог бы нам противостоять! – громко и недовольно сказал Устинов, решительно отмахнувшись. – Как только наши войска появятся в стране, оппозиция тут же сложит оружие, я в этом уверен! И народ сможет наконец спокойно заняться строительством нового общества!..

– Товарищ министр обороны, – сдержанно ответил Огарков. – Ваша уверенность является положительным фактором. Однако пока она не подтверждена никаким опытом. Зато очевидно, что этот безрассудный шаг приведет к очень большим внешнеполитическим осложнениям. Мы восстановим против себя весь восточный исламизм и политически проиграем во всем мире…