Победители Первого альтернативного международного конкурса «Новое имя в фантастике». МТА III

– Не кричи, твое величество, – шепнула ведьма, – и на помощь не зови, никто на крик не придет.

– Не понял, почему?

– Потому что все твои судебно-исполнительные амбалы заодно с кухарками и шоферами во дворе перед домом еле-еле, как морская трава, колышутся.

– Как это – колышутся? – недоуменно скривил шею канцлер и выглянул в окно.

На улице и впрямь обрисовалась чудная картина. Вся канцелярская администрация остолбенела на площади перед Бледным домом в плавных хореографических комбинациях: кто хватался за кобуру и никак не мог из нее выхватить огнестрельное содержимое, кто падал в обморок и никак не мог упасть, оставаясь в тупоугольном преклонении, а кто, выкинув одну ногу вперед, спасался наутек и никак не мог оторвать ботинок от гудрона, испуганно разинув пасть. И весь этот грандиозный скульптурный кордебалет вместе с увязшими в небе птицами и подбросившими брызги автомобилями важно и степенно продвигался вперед короткими содроганиями, как иногда бывает в слезоточивые моменты заморских контрабандных фильмов, когда одно мгновение нерасторопно переворачивается вслед за другим.

– Ну, ты даешь! – схватился за прическу канцлер. – Слушай, у кого это со скоростью нарушилось – у них или у нас?

– У них, конечно, у них, только им это невдомек.

– А долго твой вареный рапид будет продолжаться?

– Да покамест за яблоко со мной не рассчитаешься, гангрена недорезанная, – прищурясь, отозвалась ведьма.

– Так, погоди, постой, не спеши с определениями, – оторвавшись от зрелища, забормотал канцлер Полкан. – Мы же с тобой уже спелись. Я беру тебя к себе в команду, завожу на твое конспиративное отчество трудовую книжку в швейцарском банке и плачу аховый гонорар.

– Какие банки, какие команды? Провались ты с ними со всеми в свой музыкально-развлекательный колодец! Просто так отделаться от меня хотел? Нет, меня не проведешь, – развевает пальчиком перед канцелярским носом ведьма. – У меня с Чохом давным-давно договор по поставке душ населения подписан, и ни разу еще Чох не пытался меня спелою отравой угостить или шаткое основание из-под ног вышибить. А ты, чуть я только ступила на порог, уже дважды старался из меня покойницу состряпать.

– Но и ты тоже хороша: за здорово живешь облепила всю мою стражу заколдованным временем и пространством по рукам и ногам и строишь из себя пресвятую деву Марию.

– А ты думал! От таких, как ты, предводительствующих олигофренов не знаешь, чего ждать. Сегодня ты в бадминтон со мной сыграешь, а завтра в серной кислоте прополощешь.

– Тогда есть другое предложение.

– Не собираюсь я твою демагогию выслушивать, питекантроп левоцентристский. Ты отец ребенка, твоей жене по рецепту выписано яблоко, значит, тебе и ответ нести.

– Постой, а почему так скоро? Куда такая спешка? Нельзя, что ль, мне еще пару-тройку лет на грешной планете понежиться?

– Какие пара-тройка? Я и так тебе дала 16 лет пошастать по белу свету. Собирай свои манатки и пошли к богу смерти сдаваться в последнюю инстанцию.

– Да на что же я ему сдался, этому паразиту неблагодарному? – запричитал канцлер, скроив плаксивый сковородник на лице. – Ведь я ж все свое сознательное время ему, подлецу, и посвятил. Сколько я безвинных жизней на его алтарь положил – это же и не сосчитать! Если меня не станет на Земле, он же сдохнет без провианта у себя в космической стратосфере. Ну, хочешь, – хлопнувшись на пузо, пополз он к ведьме со слезами, – я еще штук пять народностей погублю? У меня страна большая, мне не жалко. Я их всех могу наместо себя оформить, отпишу в счет оплаты твоего чародейского яблока, и вся недолга. А хочешь, я земной шар расколю вообще на две части и вторую половину целиком отдам ему на еду? Я такой, я ведь могу.

– Это ты с ним сам разбирайся, кто кому чего расколет. У меня с Чохом свои расчеты.

– Послушай, родная единомышленница, милостиво тебе заявляю: не надо меня к нему водить. Возьми лучше взамен меня одного экземпляра по имени Елпидифор, – не зная уже, за какую спасительную соломинку схватиться, ляпнул изобретательный Полкан. – Во-первых, это он, вредитель, за твоим апельсином по грибы-ягоды ходил. Во-вторых, он своей реанимационной увертливостью от опасностей не только мне, но и самому Чоху наверняка поперек душевного спокойствия встал. В-третьих, он мужик-то еще ничего, и ежели к нему перед смертью подвести деловую госпожу в ажурной эротической спецодежде, то жерло-то ей он ко взаимному облегчению прочистит. А ты как раз, я вижу, женщина занятая, а значит, искать тебе подходящие параметры некогда. Вот и использовала бы мужчину по прямому назначению, а потом сдала бы в макулатурный металлолом.

– Чего-чего? Ты какое безобразие измыслил? Да за одну такую подоплеку я знаешь что с тобой сделаю?!

– Тихо-тихо, – включая задний ход, сказал канцлер.

– Что тихо-тихо, что тихо-тихо? Не выводи меня из терпимого поведения. Прочитай молитву аль стихотворение какое, пальни из ядерного чемоданчика напоследок – и ступай за мной на встречу с делегатами от вечности. Бог смерти Чох давно тебя за круглым столом дожидается.

Долго бы еще ведьма уговаривала канцлера пойти на прием к божественной персоне, если бы в тронную комнату не забежала общественно озабоченная дева Архицель и не закричала трясущимся воплем:

– Папа, папочка, что у тебя во дворе за синхронное плавание развелось? Я вышла из салона парикмахерской красоты, подошла к нашей хате, а тут кругом народ, и все тычут пролетарскими ногтями в административную обслугу, тычут и со смеху свихиваются. И еще бы не свихнуться, когда сам шеф безопасности на клумбе такое па-де-де с непечатным мычанием затянул, что и не знаешь, что делать – хлопать аплодисментами или звонить дежурному невропатологу. Здравствуйте! – обратив лицо на посетительницу, поклонилась головой канцелярская дочка.

– Здравствуй, здравствуй! – потрясенно пропела Ягиня. – Значит, ты и есть вот этого кретина дочка? Чертовская сила! Вот, стало быть, какая мечтательная гармония из моего семечка проклюнулась. Куда там сисястой Софи Лорен до нашей яблочной закваски, а, канцлер?!

Надо сказать, что ведьма хоть и была коварной сволочью, но все же, будучи принадлежностью женского пола, носила в себе все подобающие особенности этого несовершенного рода существ, поэтому, как только увидела Архицелюшку, сразу испытала ревностную зависть к ее пригожести. И, конечно, за это нельзя было ведьму бранить. В самомнении целого дамского населения канцелярии елейная наружность царской наследницы с ее раскосым макияжем торчала гигантской душевной занозою. У сильной половины электората, повторюсь, вид ее порождал иную проблематику. Шестнадцатилетняя блондинка грудным габаритом и извилистой ягодичной обширностью наносила счастливый дефект мужескому воображению, повышая показатель неконтролируемого выброса семени в стране. Слабая же половина, включая и беспардонную ворожею, не могла выносить созерцание подобной телесной оболочки без того, чтобы не пожелать себе такого же гармоничного вздутия в излюбленных мужиками местах, а Архицелке – чтоб она поскорее потрескалась, обветшала, захирела и скопытилась, кобыла отъявленная.

– Папа, – заслоняясь вспотевшей отеческой спиной от скандальной натуры, пролепетала Архицель, – чего надобно от нас этой досточтимой мымре?

– Не дрожи, девочка моя, не дрожи, идет переговорный процесс.

– Слушай, канцлер, – вдруг переменила интонацию колдунья, – а хочешь, я оставлю тебя в покое? Язык устал об твое непроницаемое слуховое восприятие чесаться. Оскомина у меня в глазах от твоей ослиной дипломатичности вскочила.

– Ну так, – обрадовался Полкан, – а я тебе о чем толкую? Сколько ты времени на порожние хлопоты потратила! Иди, конечно, отсюда с миром, я твою подлую бесцеремонность прощаю и зла на тебя не держу. Передавай своему знакомцу мои страстные рукопожатия.

– Нет, канцлер, ты не понял, – оборвала его Ягиня. – Я имею в виду, что Чох – большой охотник по части выпуклых женских окружностей, и если я ему вместо тебя, сковырнутая бородавка, приведу один такой дамский соблазн, как твоя раскрасавица дочь, знаешь, какую долгосрочную инвестицию мне Чох выпишет?

– Папочка, о чем это она выражается? – тревожно постукивая фарфоровыми зубками, спросила дива.

– Погоди, погоди, старуха, – осерчал отец канцелярского народа на чародейское отродье, – что-то ты не то лепишь. Мы так с тобой не поладим!