Победительница

Но я ни с кем из них не подружилась. У меня были другие цели: продолжать учебу, которая меня сильно и искренно увлекала. Мир книг и знаний был мне не менее интересен мира людей, если не более, потому что на людей аллергия у меня продолжалась, а на книги и знания ее не было.

Из-за патриархальной тогдашней неторопливости, из-за того, что время не ценили, ибо его всё равно мало, по улицам тогдашние московцы ездили очень медленно, но мне приходилось передвигаться на авто, я не хотела в метро узнавания, из-за которого ни одна мало-мальски знаменитая известность там не могла ездить спокойно. Варварские обычаи того времени позволяли любому человеку не просто приблизиться к другому без его разрешения, но даже заговорить с ним и даже, Володечка, потрогать, как дети трогают из-за решетки какого-нибудь жирафа в зоопарке. Жираф – это млекопитающее животное, пятнистое и с длинной шеей. Зоопарк – место, где собирают много животных для показа людям. То есть – собирали. Когда были зоопарки и когда были жирафы... Я опять почему-то плачу, Володенька...

Еще была привычка выпрашивать самопис знаменитости, то есть графическое изображение его имени, начертанное им самим. Этот самопис не имел абсолютно никакого значения для того, кто выпросил его, кроме единственного – показать кому-то и сказать: «Вот, у меня это есть!» – с таким видом, с каким горделивые индейские дикари показывали соплеменникам коготь орла на шее, как доказательство, что они его убили.

Да и атмосфера метро, эти запахи сотен людей, невидимый, но густой бульон их перемешавшихся дыханий...

Но однажды мой кар намертво встал из-за поломки, я вызвонила свой сервис, они обещали приехать только через два часа, а мне нужно было спешить на доклад, который я должна была делать в университете преподавателю и соученикам. Я не хотела опоздать или не прийти, я всегда была человек долга, поэтому, оставив машину (у служащих из моего сервиса были запасные ключи), я спустилась в метро, где не была со школьного возраста. Меня потрясла станция метро, которая была красива и просторна. Сводчатый потолок, мрамор или гранит на стенах, а главное – я представила, что это колоссальное подземелье находится на глубине нескольких десятков метров, я почувствовала эти десятки метров земной толщи. Как прекрасно, что люди сумели это сделать, выкопать и станции, и тоннели, создать целый подземный город! На меня всегда впечатлительно действовала мощь людей, которые, однако, сделав что-то грандиозное, тут же забывают об этом и относятся как к чему-то заурядному. В каком все были восторге, когда космический корабль с тремя астронавтами на борту летал на Марс и обратно: эпохальное событие для человечества, новые горизонты... А лет через пять никто уже не вспоминал: ну, слетали и слетали, тоже событие. Говорят, с первыми полетами в космос и посещением Луны было точно так же: сначала восторг, потом привыкание, забвение.

Эти мысли меня ненадолго развлекли, потом пришлось зайти в вагон. Я забилась в угол, отвернувшись спиной, задержала дыхание, будто нырнула под воду. Но дышать приходится – и я делала это широким ртом. Вдруг мне показалось, что стало тише. Я повернулась и увидела, что в вагоне не так уж много людей. Наверное, была какая-то переходная станция и многие вышли. И тут у меня возникло какое-то странное ощущение. Вскоре я поняла, в чем дело. Я уже привыкла к взглядам на меня со всех сторон, потому что бывала только там, где меня все гарантированно знали. Я, в сущности, ни разу не попадала в такое вот общество анонимных простейших людей – но сама-то я оставалась не анонимной, меня они должны были узнать! Нет. Все, у кого на меня падал взгляд, смотрели спокойно. Оценивая, возможно, что там стоит красивая девушка, но не более того. Меня никто не узнал. Видимо, свершилось то, о чем предупреждал Павлик, – я уже не новость. Что ж, мне это даже понравилось.

По инерции меня все-таки еще иногда куда-то звали, я соглашалась редко и неохотно. Однажды на каком-то толпилище и шумилище я тоскливо слонялась и уже собиралась уйти, когда ко мне подошла девушка примерно моего возраста, одетая в модное и яркое, красивая, тонкая, с голубыми глазами, слегка подгорелая, тогда еще увлекались ультрафиолетом, хотя и знали, что он убийца кожи.

– Это правда, что у тебя аллергия на людей? – спросила она.

– Мы вообще-то незнакомы, – ответила я довольно сухо.

– Ну да, ты откуда-то из глубинки, у вас там, типа того, приличия? Разговариваете грамошно, книксенами приседаете? Ну ладно, Винда меня зовут, – она протянула руку. – Здороваться можешь? А то у тебя волдыри вскочат, я буду виновата.

– Могу, – сказала я, хоть и не любила здороваться за руку.

Ладошка Винды была сухой, теплой, приятной.

– Нравится? – спросила она, задержав свои пальцы в моих. – Будто без костей, правда? Суперрелакс. Хочешь, я тебя в одну минуту вылечу от твоей аллергии?

– Не уверена. Может, она мне нравится? – заметила я.

– Да ты еще и не дура! – удивилась Винда. – Мисс Тамбов, а надо же!

– Я не мисс Тамбов.

– Да знаю, шучу. Нет, правда, хочешь? Понимаешь, у меня та же фигня – с детства. Но не на людей, а на все вообще.

– Так разве бывает?

– Бывает. Генетический сбой. Может, я для Венеры родилась приспособленная или какой-то другой планеты. Короче, с детства на колесах.

– Ездишь куда-то лечиться?

– Колеса – таблетки. Порошки тоже всякие. Инъекции. Всю жизнь лечат – вылечить не могут. Нет, подобрали все-таки неплохие средства, очень облегчают. Хочешь попробовать?

Она глядела с добродушной улыбкой. Вообще сразу понравилась – будто я ее сто лет знала. За всё время пребывания в Москве с этой девушкой, которую я видела две минуты, мне с первой захотелось не то чтобы поговорить по душам, а просто – побыть. Почеловечески.

А Винда оглядывала меня неназойливо, но внимательно. И неожиданно сказала:

– А ты и вправду красивая!

– Были сомнения? – усмехнулась я, показывая, что тоже умею live up to my reputation 63 .

63

Держать фасон, марку (англ., разг.).

– Конечно, – Винда улыбкой оценила мой юмор. – Мало ли кого выбирают всякими миссами, красами и тому подобное. Ты видела «Мисс Вселенная» прошлого года? Не колени, а булыжники, ребра выпирают везде, лицо асимметричное. Они там совсем уже с ума сошли и запутались. Хочешь поехать со мной в одно место?

– У меня завтра с утра лекции. Я учусь.

– Я тоже.

Что-то было в Винде убедительное, ее хотелось слушаться. Да и почему бы нет? Повторяю, Володечка, я не ждала никогда от людей плохого для себя. И хотя все-таки дожидалась, хотя было всякое в моей жизни, но я никогда к этому не могла привыкнуть. Недаром говорится в восточной пословице:

64 .

64

Кто дал себя обмануть три раза, даст и четвертый (араб.).

Мы вышли и поехали на машине Винды, потому что мою она, едва взглянув, забраковала. Конечно, ее кар был классом выше, «мерседес»-родстер, насколько я помню, с тремя сотнями конских сил под капотом.

По пути она расспрашивала меня о жизни в Саратове, о конкурсе и победе, об учебе, она задала много вопросов, и я с удовольствием отвечала, потому что чувствовала обычный интерес, до этого же были вопросы служебные, сотни вопросов интервью и анкет – никчемные, глупые или провокационные, в надежде на скандал.

Я почему-то думала, что мы направляемся за город, но это было где-то в районе Сокола. Сокол, Крылатское, Вешняки, Ясенево, Царицыно – так, Володечка, назывались районы этого дивного, сказочного в моей памяти города. Не то что здесь у нас – «21-й квартал, 3-я параллель, отсек 5, ячейка 1124». И это еще у тех, кому повезло, многим не досталось и такого обиталища, они ждут своей очереди, живя где придется.

У подъезда высотного дома нас долго рассматривала видеокамера, я видела ее движения вверх-вниз, она будто ползала по мне невидимым лучом с головы до ног и обратно.