Побег из Невериона. Возвращение в Неверион

В другое время он объяснил бы, что если по дороге на север его остановит досмотрщик и ничего незаконного не найдет, то при следующей ездке на юг тот же таможенник может пропустить без досмотра. Но сейчас он сказал лишь:

– Ладно, подумаю.

– И не забудь, что я тебе говорила про земли принцессы Элины.

Женщина, осматривающая повозку грабителя, что-то крикнула. Вран ответила ей и спросила:

– Ты точно ничего оттуда не хочешь?

Он хотел только кожаную покрышку, но даже это у него не было сил сказать.

– Нет, – вымолвил он, думая про себя: «Курак ты, дурак».

Женщина у повозки произнесла нечто явно нелестное для него. Другие, смеясь, подошли к ней и стали разбирать то и это.

Он поднял свой дырявый мешок, глядя, не закатилась ли куда пара-другая астролябий.

– Дай-ка мне. – Вран забрала у него мешок, зашвырнула в его повозку, затолкала поглубже, накрыла холстиной. Надо бы сказать ей спасибо – отчего же он молчит? Откуда в нем эта пустота, из которой хоть убей ничего не выжмешь?

– Спасибо, – процедил он с вымученной улыбкой. – Все, мне пора…

– Поехали с нами, – вдруг предложила она. – Так тебе безопасней, а то и веселей будет.

– Куда это с вами?

– Э, не забивай лишним свою умную головку, красавчик.

– Надо же мне знать куда.

– Ну, вот он опять. Не твоя забота.

– Да не могу я! Спасибо, что позвала… и что спасла, конечно. Я ж недотепа, со мной у вас хлопот будет больше, чем с тремя мужчинами, вместе взятыми. Всегда таким был, таким и останусь, хоть плетьми меня бей. Защита мне пригодилась бы, спору нет… но у меня ведь свои дела.

Вран и проходившая мимо женщина понимающе хмыкнули.

– Поеду я… вдруг злодей этот где-то в кустах засел. – «Было бы чего бояться, это ж мужик», – подумал он ни к селу ни к городу. Их, вот кого он боится! (Спроси ее про покрышку…). Но они ведь его спасли? – Надо ехать. Не задерживай, сделай милость!

– Милость? – Вран, больше не улыбаясь, склонила голову, будто покорившись судьбе. – Едем с нами!

Он ощутил разом испуг, гнев и обиду. Что он может ей сказать? Только «нет». Вспомнив, что испытывал то же самое с тремя своими последними женщинами, он поступил с ней так же, как с ними, хотя эта воинственная кроха вызывала в нем еще меньше желания, чем мужчины, порой уводившие его с моста: взял ее лицо в ладони (она удивленно захлопала глазами под маской) и притянул к себе. Она, как и другие при расставании, не поддалась. Он обнял ее, и это, как и в трех других случаях, было все равно, что обнимать дерево или камень. Самая последняя, юная дурочка, точно так же сопротивлялась ему – неужели все женщины на свете и впрямь одинаковы? Он попытался вспомнить, как она села к нему под дождем. Ее намерение прибегнуть к мужской помощи было, по его мнению, признаком женской слабости, и держалась она с ним игриво и забавно, хотя и странно. Теперь же, с приходом ее подруг, стало ясно, что ни в какой помощи она не нуждается и слабости в ней ни на грош. Ее кажущаяся женственность была иллюзией (только в ней или во всех других женщинах?). Его опыт как с женщинами, так и с мужчинами говорил ему, что слабым она считает как раз его. Чувствуя в ней ту же удивительную, невероятную силу, что и в тех трех, он отпустил ее еще раньше, чем их. Сердце у него билось сильней, чем он ожидал, дыхание пресекалось. Страх, вот что это такое! Сколько женщин в его стране вот так же покидает своих спасителей, наскоро поблагодарив их? И откуда у этих чужеземок такая сила? Простые понятия, в которых он жил, не позволяли ему ложно заявить «от меня» (как и любому его современнику, ищущему источник собственной силы), и поэтому он чувствовал себя тревожно и неуверенно, как юная девушка.

Вран улыбалась, как и все остальные.

– Поеду, – пролепетал он. – Пора…

– Хуп-а! – крикнула одна женщина, и повозку грабителя с оставшимися пожитками дружно перевернули.

Контрабандист заметил, что пострадала не только повозка: камни вокруг костра раскидали, горшок опрокинули, тарелку разбили, мясо затоптали в грязь.

– Идем? – сказала, обращаясь не к нему, женщина, знающая здешний язык.

– А как же осел? – спросил он, распутывая поводья обоих животных, чтобы отвязать своего вола.

– Оставим здесь, – ответила она. – Для него. Он вернется – ему надо. Верно?

С этими словами она извлекла свой двойной меч и рубанула осла по шее – чуть голову ему не снесла. Осел с булькающим звуком припал на передние ноги, наткнулся на вола, на женщину, повалился набок. Его ребра трижды шевельнулись и затихли совсем.

– Вот. – Женщина убрала меч в ножны. – Оставим ему. Он найдет.

Осел фыркнул вдруг в свою торбу, взбрыкнул ногами и умер. Вол обошел его. Кровь брызнула контрабандисту на ногу – он не стал вытирать.

Сердце у него колотилось. Ужас стоял вокруг стеной, как туман.

Вран опять отошла, но рыжая не сводила с него глаз. Он перевел дух так шумно, что Вран оглянулась. В ноздри ударил запах свежей убоины. Вол замычал, не глядя на труп; хозяин взял его под уздцы и повел прочь, приговаривая успокаивающие слова.

Женщины, считая и Вран, потолковали о чем-то; тощая обмакнула длинную палку во взятый из перевернутой повозки горшок и сунула в огонь. Когда палка занялась, женщина подняла факел повыше и закидала костер ногой.

Бок вола был весь в ослиной крови. Женщины, переговариваясь, уходили в туман, контрабандист двинулся следом. На том месте, где он поначалу оставил повозку, факел осветил лошадиный глаз и пятнистую шкуру, послышалось ржание, зашуршали копыта. Женщины, отыскав своих спутанных лошадей, садились на них; контрабандист остановился, гадая, не бросят ли его одного в темноте. Потом голос Вран сказал откуда-то сверху:

– Не беспокойся, мы шагом поедем. Следуй за нами.

Они и правда ехали медленно достаточно долго, чтобы вывести его на дорогу. От первого факела зажгли еще два, дешевое масло сильно чадило.

Вран подъезжала к нему трижды – то одна, то со спутницей.

– Куда вы теперь? – спросил он ее в третий раз.

– В Западную Расселину! – разделяя общее веселье, сказала она. – Мы наконец-то покидаем Неверион.

Убившая осла женщина прокричала что-то в ночь, размахивая факелом.

– Там нам хорошо будет, – объясняла Вран. – Створки Расселины имеют такую же форму, как наши внутренние клинки. Оказавшись внутри, – она хлопнула в ладоши, – мы снова попадем в область цивилизации и здравого смысла. Оставим позади эту безумную страну с ее рабами и освободителями, страну, где якобы правит императрица, а на самом деле – злокозненные мужи, которых невозможно застать на месте. Хочешь со мной, мой умный красавчик?

– Нет! Я не могу!

Она объехала его повозку кругом и ускакала вперед. Верно ли судила о своей подруге рыжая, едущая вместе со всеми? Еще через пару стадий он залез на козлы, щупая сзади и под сиденьем. Не достать ли на всякий случай что-нибудь из оружия? Он решил не делать этого и потащился дальше, вдыхая и выдыхая туман. Факелы впереди превратились в размытое розовое пятно, но возгласы и смех еще слышались.

Не окликнуть ли их, обеспечив себе защиту, хоть и пугающую? Он чувствовал себя покинутым, брошенным.

Он представил, как стоит на троне в том подземелье, а Вран лежит у его ног, скованная. Или наоборот? Перебирая в уме разные картины, он ждал прилива желания, могущего открыть ему причину пережитой этой ночью тревоги.

Но кладези его тела оставались безмолвными, будто их вовсе не стало.

Нет, решил он. Эти фантазии слишком близки к правде (пусть и непознанной), чтобы представлять себя или ее в цепях.

Пусть себе едут. И она в том числе.

Вздремнул он, что ли? Повозка все так же дребезжала в рытвинах, но света впереди больше не было.