Побег в Тоскану

Я иду к реке по длинной узкой улице, внимательно глядя по сторонам – вдруг увижу что-нибудь знакомое? Здесь еще сохранилось несколько старых витрин, но теперь они перемешаны с тату-салонами, коктейльными барами и модными ресторанами с выставленными напоказ водопроводными трубами и абстрактной живописью на стенах. Ничто на первый взгляд не напоминает бабушкин бар. Может, я неправильно запомнила? Может, он вообще не на виа деи Серральи? Солнце печет в макушку, я проголодалась, а ведь я и забыла, когда в последний раз бывала такой голодной. Какое чудесное чувство. Как зародыш меня прежней – той девочки, которая обожала пасту и могла пересечь всю Флоренцию, если на другом конце города водилось по-настоящему вкусное фисташковое джелато.

Справа траттория, входная дверь открыта прямо в маленький зал. Простые деревянные столы, на белых стенах там и сям развешаны черно-белые фотографии. В зале людно, наплыв едоков – наверное, подошло время обеда. Я медлю, высматривая свободные места, и тут хозяин – я решила, что это хозяин, – встречается со мной глазами.

– Buongiorno, signora.

– Buongiorno. У вас есть столик на одного?

– Certo. – Хозяин указывает на столик, притаившийся у двери. Я его и не заметила. – Присаживайтесь, я принесу вам меню. Хотите воды?

– Без газа, пожалуйста.

– Сейчас принесу.

Едва я успеваю устроиться, как он возвращается с бутылкой воды и меню – обычным листом бумаги с написанным от руки коротким перечнем блюд. Я заказываю брускетту, спагетти карбонара и бокал домашнего красного, после чего достаю планшет и начинаю печатать. После звонка Риченды я заставляю себя давать письменный отчет обо всем, что со мной происходит, не откладывая в долгий ящик. Иными словами, записывать все, что я делаю. Опилки, но этих опилок у меня набралось уже на четыре тысячи слов. Чем больше я буду записывать, тем больше наберу материала, который смогу превратить во что-нибудь, что не стыдно будет отправить Риченде. Во всяком случае, рассуждаю я именно так.

Я успеваю написать примерно страницу, когда на тарелке, сбрызнутой полупрозрачным зеленоватым маслом, приносят брускетту. Брускетта изумительна: крупно порезанные, гладкие, ярко-красные помидоры на двух кусках хрустящего ноздреватого хлеба, в котором пор больше, чем собственно хлеба. Я пытаюсь откусить от одной половины, но хлеб разламывается, и помидоры сыплются во все стороны. Запихивая остатки в рот, я понимаю, сколь недостойно это выглядит, но мне все равно, потому что помидор свежий, масло острое, а я во Флоренции; стоит прекрасный солнечный день, и я – писательница. Я отпиваю терпкого, насыщенного танинами вина и проглатываю второй кусок брускетты.

Виа деи Сарральи заполняется людьми, спешащими на обед. Я смотрю, как мимо меня проходят, поодиночке или взявшись за руки, юные хипстеры с парными татуировками до плеча и офисный люд в костюмах, а вот модные туристки в кремовых рубашках, широких укороченных брюках, губы накрашены красной помадой, огромные солнечные очки (крик сезона) – их различишь невооруженным глазом. А потом, когда передо мной ставят тарелку с пастой, я замечаю на другой стороне улицы их обоих. Марко в темно-синем костюме, пиджак закинут на плечо, рядом Кьяра. Держит его под руку, смотрит на него, они о чем-то увлеченно беседуют.

Почему бы им не беседовать? Они, наверное, знакомы не один год, и знакомы близко, Кьяра явно обожает его. Почему бы им не быть вместе? К тому же это меня не касается. Я клиентка, а очень скоро и клиенткой быть перестану. Чем Марко занимается в свободное время, меня никак, абсолютно никак не касается.

– Signora?

Я, наверное, ненадолго отключилась. В глубокой тарелке остывает карбонара. У стола с озабоченным видом стоит хозяин ресторанчика.

– Что такое? Не вкусно? Что-то не так? Если хотите, я приготовлю вам что-нибудь другое.

– Нет-нет. – Весь мой итальянский куда-то испарился. – Я только… я не… мне не очень…

Глаза хозяина тревожно округляются:

– Вы заболели?

– Нет, не заболела. Не беспокойтесь, паста очень вкусная, и есть хочется, только… – Боже мой, что за детский лепет. – Я кое-что увидела, – выговариваю я наконец, чувствуя себя идиоткой, ну увидела и увидела, не стоит так расстраиваться, но вот пожалуйста – расстроилась. – Кое-кого. Мне… мне сейчас нелегко. Извините.

Хозяин кивает и кладет руку мне на плечо. От этого доброго жеста глаза у меня чуть затуманиваются, хотя я не плакала уже целых два дня.

– Не волнуйтесь. Посидите спокойно. Как будете готовы, я принесу вам что-нибудь другое. Остывшую карбонару есть невкусно.

Он легонько сжимает мне плечо и уносит тарелку с нетронутой пастой. Я делаю четыре глубоких вдоха, одним духом осушаю бокал и открываю ноутбук. Если я испытываю иррациональные чувства, то пусть от них хоть литературная польза будет. Я начинаю печатать, появившаяся официантка подливает мне в бокал вина.

Как же я люблю Италию.

9 Тори

Дункановы предки-кальвинисты были правы: работа действительно душеполезна. Не зря я теперь только и делаю, что работаю. До дедлайна, назначенного Ричендой, три дня, и я сумела написать почти девять тысяч слов. Написанное еще править да править, но это все же не совсем дичь. Честно признаться, меня начинает это радовать. Я решила писать о бабушке – о наших отношениях, о поездках во Флоренцию, о том, что я чувствую во Флоренции, в которой больше нет бабушки, и о попытках начать все заново. В конце концов, Риченда сказала, что я должна предложить читателям свою историю, – так вот она, история.

Я завела привычку переходить на другой берег реки и сидеть после обеда в другом кафе «Дитта Артиджинале» – в том, что на виа делло Спроне. Главный плюс этого заведения – чай, поскольку много кофе я выпить не могу. Еще там есть окно-витрина, выходящее на узкую улочку, а возле окна – барная стойка и высокие стулья, так что можно работать и разглядывать людей. Сегодня я сижу здесь с половины третьего. К пяти часам я написала… у-у. Триста слов. Не лучший день. Большую часть времени я пыталась вспомнить бар на виа деи Серральи – тот самый, куда бабушка ходила без меня. Может быть, поэтому он и кажется мне важнее других мест, связанных для меня с бабушкой. Но воспоминания рассеянны и запутанны, и я не могу извлечь из них ничего осмысленного.

Жужжит телефон. Чарли прислала фотографию своего старого песика Хомски. Он развалился в кресле, наряженный в футболочку с надписью «СДЕЛАНО В ДАГЕНХЭМЕ» [22] . «Класс!» – отвечаю я, щелкаю свой чайник на фоне уличного пейзажа и отправляю сестре. Тут же телефон жужжит снова. Марко.

«Ciao, come va? [23] Связались с аудитором?».

«Да, спасибо, – отвечаю я. – Вчера ходила. Он такой серьезный! Я там четыре часа просидела».

22

Фильм Найджела Коула (2010) о женской забастовке швейного цеха концерна «Форд» в 1968 г. Результатом забастовки стало принятие в Британии Акта о равной оплате.

23

Как дела? (ит.)