Побочный эффект

///

— Мне не нравится, когда за мной следят, — недовольно произнёс Оберон, заметив взгляд, которым Соломон проводил Жылдызкан.

— Ты об этом не знал, — равнодушно заметил Уваров. — Зато теперь знаю.

— Но ведь удовольствие ты получил, — добавил Терри. — Значит, всё в порядке, мы ничего не испортили.

— А ты кто? — поинтересовался в ответ вампир.

— Мой напарник, — сообщил Иван. — Будь с ним вежлив.

— Терри Соломон.

— Очень приятно. — Однако на него Оберон не посмотрел, сосредоточившись на Уварове. — Раз уж явился, не хочешь поведать, что творится в городе? Чисто по дружбе? А я обещаю никому ничего не рассказывать.

Несколько секунд Уваров молча смотрел на разговорившегося вампира, затем без спроса опустился в кресло и жестом велел облачённому в один лишь халат Оберону устроиться напротив. Терри остался стоять.

— Мирам заходила к тебе за ночь до смерти?

— Нет.

Вампир ответил очень уверенно. Могло сработать с кем угодно, но на Уварова не подействовало: он знал, какой ответ хочет слышать, и собирался его услышать.

— Мне повторить вопрос?

Оберон прищурился, но промолчал. Пришлось перейти к угрозам.

— Мы оба знаем, что будет дальше. Я заберу тебя в «Малевич Куб» и стану прессовать до тех пор, пока не выдавлю из тебя не только чужую кровь, но и твою собственную. Где-то в промежутке ты расскажешь всё, что я хочу знать, но поскольку я буду зол, то вряд ли остановлюсь.

— А почему ты будешь зол? — тихо спросил Оберон.

— Время, — объяснил Уваров. — У меня его очень мало, а ты его тянешь.

— Самое трудное в нашей работе — справляться с внутренними демонами, не идти у них на поводу, — идеально бесстрастным тоном добавил Терри. — В Биобезопасности не любят, когда сотрудники становятся садистами, но если это случается, на наши выходки закрывают глаза, поскольку результат мы даём.

Теперь вампир посмотрел на Соломона, посмотрел в глаза. Затем перевёл взгляд на Уварова. Подождал, надеясь, что кто-то из детективов что-нибудь скажет, не дождался, сглотнул и промямлил:

— У меня есть права. — Его пальцы заметно дрожали.

— Не сегодня, Оберон, — ответил Иван. — Ты спросил, что творится в городе? В городе большая проблема. И сейчас между тобой и обвинением в терроризме стоит только наше многолетнее знакомство.

Но ты делаешь всё, чтобы я о нём забыл.

— Мне нужен иммунитет, — решился вампир.

— Что ты натворил?

— Я только подчищал хвосты. И я ничего не знаю о терроризме, мы тут другим занимаемся.

— Тогда у тебя есть иммунитет, — твёрдо произнёс Терри. — Рассказывай, как всё было.

— В общем… — Оберон откашлялся. — В общем, Мирам была у нас за ночь до смерти. Развлекалась…

Иван, ты знаешь…

— Мы все знаем, — кивнул Уваров. — Мирам заигралась?

Он уже понял, что произошло.

— Да, — кивнул Оберон. — Обычно опытным вампирам крышу от крови не сносит, это за неофитами нужно приглядывать, но Мирам явилась к нам изрядно «подогретой» и сорвалась на младшем партнёре.

— А вы не успели её остановить?

— Мы, в отличие от Биобезопасности, за гостями не подглядываем, — язвительно ответил вампир. — Вопли услышали, решили, что игра у них жёсткая. Потом рычание характерное — это Мирам его рвала, тогда и вломились в спальню. Но парень уже мёртвый был. Мирам ему три артерии порвала и каталась в крови.

— От чего тебе нужен иммунитет? — равнодушно осведомился Соломон.

— Мы тело сожгли, а в комнате прибрались.

Терри кивнул. Сделка заключена.

— Кто это был? — спросил Иван.

— Клиент, — пожал плечами Оберон. — Заглядывал к нам регулярно. Ему нравилось отдавать кровь, кайф ловил.

— Вы клиентов проверяете? — жёстко бросил Терри.

— Обязательно, — в тон ему ответил вампир. — Перед каждым посещением обязательно изучаем состояние здоровья через биочип.

— Запись сохранилась?

— Конечно. Глупо ведь взламывать биотерминал из-за такой ерунды. Вот мы и придумали легенду: парень у нас был, развлекался, но ушёл.

— Покажи файл парня.

— Сейчас… — Оберон связался со специалистом, и через пару минут на мониторе настенного коммуникатора появилась интересующая детективов информация. — Зелёным отмечены собственные ткани, жёлтым — генофлекс. Как видите, всего девять процентов. Если бы у парня были проблемы, то появился бы красный цвет, но он чист: ни алкоголя, ни натуральных наркотиков, ни «синтетики».

— Вирусы? Инфекция?

— Только следы заболевания.

— Какого заболевания? — насторожился Соломон.

— Система определила следы как «хвост» гриппа. — Оберон помолчал и зачем-то пояснил: — «Хвост», значит, остаточные следы. Система решила, что парень переболел гриппом, но безопасен.

— Сбрось мне результаты сканирования, — распорядился Иван. — И все материалы на парня.

— Конечно.

— Вообще все!

— Я понял, понял.

Информацию Уваров переслал напарнику и в Биобезопасность, а когда детективы вышли на улицу, сказал:

— Боюсь, мы никогда не узнаем, как его заразили.

— Достаточно одного укола, на который можно не обратить внимания. — Терри коротко выругался и вздохнул: — Что будет дальше?

— Главная атака, — ответил Иван, жуя зубочистку. — Дальше будет главная атака.

ДЕНЬ ГНЕВА

Первую смерть, положившую начало Большой Московской Катастрофе, официально зарегистрировали в два пополудни.

Конечно, всё началось с гибели Мирам Абашевой, но, во-первых, к тому времени о ней помнили только люди, так или иначе связанные с расследованием, во-вторых, законы медиарынка требуют, чтобы «первая смерть» случилась в первый день эпидемии — так драматичнее. Ну, а если быть совсем точным, до скрупулёзности, то вычислить «первую» смерть в многомиллионном мегаполисе невозможно в принципе, но всё те же законы медиарынка гласили, что она необходима, что кто-то должен официально открыть счёт жертвам, и выбор пал на коренного горожанина Eрмурода Атаева, уважаемого владельца магазина текинских ковров на Ордынке. В два пополудни Eрмурод пил чай с друзьями, вёл приличный разговор, перебирая чётки, но неожиданно вздрогнул, замолчал, глядя на свои руки, затем попросил передать жене и детям, что он их очень любит — во всяком случае, именно так говорили друзья, после чего стал медленно разваливаться на куски, демонстрируя окружающим все признаки классического разлома. Разумеется, поднялась суета. Кто-то стал звать врача, хотя его появление было сколь неотвратимым, столь и бессмысленным; кто-то предлагал звонить в полицию, кто-то в Биобезопасность; а независимый блогер Гарягды повёл прямую трансляцию, взяв умирающего в кадр крупным планом, и благодаря этому уважаемый Eрмурод вошёл в историю. Ну а если быть на сто процентов точным, то в два пополудни никто ещё не знал, что Eрмурода назовут первой официальной жертвой Большой Московской Катастрофы. В то мгновение ещё не появилось само сочетание — Большая Московская Катастрофа. И никто не представлял, что грядёт. Все молча смотрели, как владелец лавки текинских ковров разламывается, а когда действо закончилось, кто-то сказал:

— Eрмурод не использовал столько генофлекса, чтобы проскочить «барьер 66».

— Откуда ты знаешь?

— Он сам говорил.

— Он мог врать.

— Зачем?

— Приличные люди стыдятся принимать много генофлекса.

— Чего тут стыдиться? — громко спросил невысокий брюнет с атлетической фигурой, которую он старательно подчёркивал облегающей одеждой. — Все сидят на генофлексе.

Остальные мужчины, подкачанные красавцы с идеальными зубами, волосами и полным отсутствием морщин, помолчали, после чего дружно посмотрели на того, кто упомянул о стыде. На человека, который абсолютно не выделялся в толпе следящих за собой мужчин, лет двадцати-тридцати.