Поцеловать небеса. Книга 1

Я думала, что скажут мне завтра соседи, как оценят мои подвиги близкие люди и просто знакомые? Как я теперь появлюсь в школе, на родительском собрании, если мое лицо не просто узнаваемо, а теперь уже и знаменито???

Подать на ТВ-канал в суд? А какие у меня права? Для них я – ничто…

– Так, почему Вы занимаетесь проституцией?

Этот вопрос задавали мне, здесь не было ошибки. И меня прорвало. Я всегда была не из молчаливых.

– Денег нет. Кто будет кормить мою дочь? Неужели вы? – я зло блеснула абсолютно трезвыми глазами.

– Но все кормят детей другими способами…

– У меня нет прописки, жилья, возможностей и высоких покровителей! Вы бы хотели, чтобы я повесилась? Не дождетесь! Уберите свой объектив! Мне еще жить здесь! – я стукнула ладонью по камере, оператор немного отодвинулся, но продолжил съемку. Видимо, я была сюжетна.

– Уберите камеру, – медленно сказал симпатичный майор, и мне захотелось поцеловать ему ноги, совсем как тогда бандитам в сауне, – Будешь курить?

– Буду, – ответила я благодарно.

Оператор вышел и мы закончили допрос без свидетелей.

– Сколько лет?

– Тридцать.

– Сколько? – поперхнулся майор.

– Тридцать!

– И тебе не стыдно перед дочерью?

– Не дай вам Бог, товарищ майор, почувствовать однажды то же самое… Она хочет есть, она хочет жить. Мы выберемся. Я знаю. Это все временно…

– Проводите, – крикнул он кому-то за дверью, – Давайте следующую.

Меня вывели из кабинета под аккомпанемент печального взгляда майора и повели прямо в камеру, КПЗ проще говоря. Вели под конвоем, словно я сейчас убегу, вдоль темных стен, вниз на два этажа и сразу налево в ту сторону, где особенно сильно пахло туалетом. Там, на уровне подземелья, коридор был особо мрачен, выкрашен темно-синей краской, а вдоль стены тянулись унылые железные двери с глазками.

Я хотела лишь одного, чтобы подсадили к своим, к Сашке, Ленке, Людке. Нас собрали сегодня со всего города, а девочки с разных точек всегда недолюбливали друг друга.

Дверь распахнулась, совсем как в кино, после жуткого лязга ключом по железу. Я сразу увидела: темно-зеленые стены, две скамьи вдоль стен, сплошь усаженные девочками, вдали предусмотрительно виднелось одно место и для меня. Стены были оштукатурены, как сейчас принято говорить – «фактурно», они были щербатыми на вид и острыми на ощупь. Местный дизайнер был не очень разборчив в средствах.

Девочки встретили меня очень тепло, они вообще не унывали здесь и вовсю дымили сигаретками. Здесь были и наши, и чужие, но общая беда сдерживала амбиции со всех сторон. Молоденькая Сашка приютилась в углу, она вообще оказалась здесь случайно. Именно сегодня она пришла на «точку», чтобы стрельнуть у меня сигарет или денег. Сашка восседала в домашнем халатике, тапочках, одетых на высокие гетры и осеннем пальтишке, которое накинула, чтобы просто перебежать через дорогу, от сестры.

– Ну что? Сходила за хлебушком? – доброжелательно спросила я.

Мне было жаль Сашку, она только начинала жить. Девки одобряюще заржали, а Саша горько ухмыльнулась в ответ. Она была даже без макияжа. Передо мной на скамейке сидела обыкновенная молодая мама годовалой доченьки, которую по грубой ошибке зачем-то привезли сюда. Я присела рядом с ней, обняла ее за плечи, а она, словно ждала именно этого, заплакала в мой белый воротник горючими слезами.

– Теперь сестра отберет у меня дочь! И точно выгонит меня!

– Саша, все обойдется. Перестань.

А она все плакала и плакала, бередя мою, и без того несчастную, душу.

Девочки скучали, много курили и балагурили, когда, вдруг, одна из них предложила:

– А надуем презервативы? Менты придут, а здесь шарики, фонарики!

Идея понравилась всем! Через десять минут весь арсенал резинок был использован не по прямому назначению, и по камере плавно полетели, закружились одноцветные грустные шарики, тонкие и призрачные, как моя надежда.

Надо сказать, что в камере было почти темно, горела лишь одна лампочка, сороковатка, на площадь в десять квадратных метров. Было и душно, ведь нас усадили в количестве – десять, и каждая курила за двоих. Сидеть нам определили до девяти утра. С такой простой арифметикой я быстро сообразила, что курева хватит ненадолго, и решила «стрелять» сигареты у всех приходящих стражей порядка. А они и начали приходить, потому что шарики лопались громко и задорно! Но в сигаретах нам сразу было отказано. Из-за презервативов. Меняться на деньги милиция тоже не хотела… В итоге, нам пообещали вообще выключить свет, если мы не заткнемся. И мы, соответственно, притихли.

Никто не уснул до рассвета. Веселое отчаяние сменилось сначала неуместным гневом, а затем тихой обреченной печалью. Каждая из девочек, не вдруг, вспомнила о ком-то или о чем-то, оставленном там, в нормальной жизни, в стенах собственного или чужого дома.

Первое движение за дверями камеры раздалось в семь утра. Милиционер, медленно прогуливаясь по коридору, с изощренным чувством юмора весело покрикивал:

– Чай! Кофе! Кому чай, кофе?

– Вот скотина! – незамедлила себя ждать наша реакция.

Мы давно не ели, не спали, не пили, и эта издевка особенно больно ударила по нашим вздернутым нервам.

Начиная с восьми утра, нас медленно, по одному стали выводить из камеры, и те, кто ушли, назад уже не возвращались. Это была обычная проформа, повторный допрос и подпись под протоколом об уплате положенного штрафа. Дошла очередь и до меня. Симпатичный майор был еще здесь. Он приветливо улыбнулся, указал взглядом на стул.

– Ну, как?

– Больше никогда!

– Здесь все так говорят…

– Я же сказала – никогда! И… Спасибо вам. Спасибо за все!

– ?

– Неважно. Я могу идти?

– Идите. Удачи вам.

– И вам.

Глава 34

Я выпорхнула из РОВД на свежий морозный воздух, и мой собственный резкий, камерный, затхлый запах так напугал меня, что я остановилась. Куда можно пойти в таком виде? До первого поста милиции? Даже не видя себя, я чувствовала всю степень своего падения. Помню одну из мыслей, посетивших меня некстати: «Надо пойти на прием к П.».

И тут я заплакала. Сама ситуация, вся невозможность и нелепость моего существования были настолько ужасны, что я впервые не могла принять никакого решения. Потоптавшись у перекрестка, я отправилась на остановку. К моему счастью, деньги на проезд у меня оставались.

Я шла сквером, через слякотные лужи, еще не скованные льдом, через людей, спешащих в свою жизнь, через свои сомнения и знаки вопросов. И вот тут, я буквально почувствовала, как надвигается на меня моя оглушительная слава, и поняла, что это такое – проснуться однажды знаменитой. На меня смотрели. Меня узнавали. Я более чем интересовала проходящих и догоняющих меня людей. В течение следующих десяти минут стало понятным, что и эту белую шубу, и этот печальный взгляд отныне и навсегда будут ассоциировать с простым и понятным словом – проститутка, ибо новостной канал в городе был действительно очень популярен. «Добрую» весть о нас успели прокрутить шесть раз за три часа!!!!