Поцелуй бабочки
Шрифт:
В Наташиной голове запели ангелы, она обвила руками голову Митяя… Стены аудитории начали вращаться, Наташа ослепла, оглохла, провалилась в бездну…
Когда поцелуй закончился, она долго не могла прийти в себя. Пошатываясь, с пьяными глазами, отвела руку Митяя, готового продолжить учебу. Восстанавливая координацию, облокотилась о стойку с приборами — посыпались стеклянные колбы, потекли реки химических реактивов… Медленно Наташа приходила в сознание. Было видно, что она потрясена. Наконец Наташа начала различать предметы вокруг себя, из нерезкости появилось лицо Митяя.
— Вы!..
— Это я, Наташка, я!
— Вы зачем там языком
Митяй развел руками.
— Положено.
— Но ведь негигиенично?
— Зато приятно.
— Приятно… — согласилась Наташа. Пошатываясь, направилась к выходу. — Чудо…
— Подожди, а как же учебный процесс: зачеты, экзамены…
Наташа погрозила пальчиком.
— Я все поняла, Димитрий. Теперь я знаю…
— Что ты знаешь?
— Знаю, что меня ждет…
_____
Свадьба состоялась в мае.
Когда через грохот Мендельсона прозвучала долгожданная команда: «…в знак верности и любви молодые целуются!», Наташа успела подумать: «Не упасть бы!» — и подняла фату. Лицо жениха приблизилось. Наташа приоткрыла губы, как учил Митяй, закинула голову и приготовилась терять сознание…
Поцелуй прошел под умильные взгляды родственников и закончился аплодисментами, которые с чувством выполненного долга принял жених. Ни он, ни возбужденные гости не заметили смятения на лице невесты — чуда не произошло.
«Нет, в этом надо разобраться», — решила Наташа, повернула к себе лицо Виталия и повторила поцелуй.
Жених добросовестно подставил губы. Гости еще раз похлопали, кто-то крикнул «Горько!», и снова никакого эффекта. Ни музыки, ни головокружения, ничего, кроме разочарования.
Никто ничего не успел сообразить — Наташа вынырнула из под венца, направилась к выходу и исчезла, громко хлопнув дверью.
Свадьба расстроилась.
Скандал, как принято в интеллигентных семьях, протекал тихо, незаметно для постороннего глаза. Добиться у Наташи внятного объяснения происшедшему так и не удалось. Родственники терялись в догадках. Недоумевали все, кроме бабушки Шарлотты, которая лишь покачала головой и, закуривая «Беломор», сказала:
— Слава богу, девочка в меня…
— Что хорошего-то?.. — возмутилась бабушка Вера.
— Скучно не проживет! — отрезала бабушка Шарлотта.
Как в воду глядела.
ОНА
Она издевалась надо мной как хотела.
— Ты совсем не говоришь мне комплименты, — вдруг заявляла она. — Я тебе не нравлюсь?
Я горячо протестовал:
— Ты самая прекрасная женщина в мире!..
— Нет-нет, умоляю, пошлых комплиментов не надо. Я не это имела в виду… — Увидев в моих руках книжку, заметила: — Если хочешь произвести впечатление образованностью, читай приличных авторов.
— Например?
— Джойса, Кафку… Да мало ли.
Спустя некоторое время на полке в моей комнате обнаружила Джойса.
— Дурачок, я пошутила, — сказала она. — Зачем ты читаешь эту чепуху?
Но самыми изощренными издевательствами сопровождалась наша физическая близость. На предложение провести время в моей квартире, пока родители в кино, предупреждала:
— Только не хватай меня сразу за все места… Будь мужчиной.
Проведенные наедине драгоценные минуты утекали безвозвратно. Вынужденный таким противоестественным способом демонстрировать наличие мужской чести, я дрожал от
возбуждения, не решаясь прикоснуться к любимой… За минуту до возвращения родителей она с обидой в голосе заявляла:— Я думала, мы проведем время интереснее.
— То есть?
— Мы так редко бываем наедине…
— Но ты же сама!.. — захлебываясь от возмущения, кричал я.
— Неужели я должна была тебя соблазнять?! Ты же мужчина!
— !!!
Власть ее надо мной была безгранична, а мое добровольное рабство — без надежды на избавление. Ни прихвастнуть, ни приврать, ни приукрасить себя!.. Малейшее желание произвести впечатление пресекалось в зародыше. Невинные юношеские фантазии и те не позволялись.
— Когда я закончу институт… Если стану богатым… После того как выучу английский…
В ответ тончайшая улыбка возлюбленной.
— Ты прелесть!.. — говорила она, глядя взглядом, полным любви и снисхождения.
Взглядом, от которого меня охватывало желание то ли обнять возлюбленную, то ли убить сию же минуту. Голова кружилась, внутри что-то пульсировало, дрожало… Это была любовь.
Я постоянно что-то доказывал: что не дурак, не фанфарон, не пустомеля, не позер… Но и после предъявления убедительных доказательств моего превосходства над всеми мужчинами мира страдания не кончались — назавтра мне вновь предстояло завоевывать сердце возлюбленной. Я выворачивался наизнанку, из кожи лез вон, умирая от любви у пьедестала моей богини. Ненавистное «ты прелесть» — все, на что я мог рассчитывать в награду за собачью преданность и любовь.
Так прошла молодость. Счастье не случилось — мое рабство длилось до тех пор, пока ей не наскучила роль госпожи. Тогда она вышла замуж за другого, и свет померк в моих глазах.
Что дальше? Все, что положено было пережить, я пережил: отчаяние, одиночество, разочарование и потерю идеалов… Потом идеалы вернулись, любовь постепенно рассосалась, осталось беспокойство и желание что-то доказать. Как страстно хотелось, чтобы холодное сердце, отвергнувшее мою любовь, пожалело о содеянном!
— Ах, зачем я это сделала?! — зарыдала бы она. — Почему не вышла за него?! Зачем разбила свою жизнь?!
Кому предпочли другого, тот знаком с этой мечтой. Она не покидала меня долгие годы. Я уехал из родного города, женился, потом разошелся. Еще раз женился, потом еще… растил детей, добывал хлеб насущный, суетился, самоутверждался, искал признания, и в этих поисках забрел черт знает куда — стал артистом. Прошли годы, и к аптекарскому имени Валериан, которым меня наградили родители, добавилось звание: народный артист. Такая приключилась история, я известный артист. О своей популярности узнаю по реакции дальних родственников, чья любовь ко мне в последние годы возгорелась с неожиданной силой, значит, слава пришла. Меня узнают на улицах, по телевизору все чаще мелькает знакомая физиономия.
Вернувшись в родной город спустя двадцать лет, я выглянул в окно гостиницы и прочитал свою фамилию на афише такого размера!.. Стало ясно — час расплаты настал.
Она пришла на спектакль и все видела. Море цветов, овации, льстивые речи местного начальства, из которых следовало, что «…малая родина гордится своим лучшим сыном». Вынос подарков… Адреса, вазы, почему-то охотничье ружье.
Мы встретились после спектакля. Клянусь, я был великодушен и уже не настаивал на раскаянии — мечта, как обычно, скончалась за минуту до осуществления, едва лишь я увидел сорокалетнюю женщину, принявшую псевдоним моей богини.