Поцелуй или смерть

– Чемоданы в вашей комнате, мадам, – сказал шофер, спустившись по лестнице с фуражкой в руке.

– Спасибо, Андре, – ответила Галь.

Андре подошел к двери и повернулся.

– Я вернусь около пяти часов вместе с мистером Эбблингом. Он поручил передать вам, что приедет с кухаркой и горничной, а до этого времени вы с мистером Менделлом будете одни. Могу я еще что-нибудь сделать для вас перед отъездом?

– Ничего не надо, Андре, спасибо, – покачала головой Галь.

Она сняла манто и небрежно бросила его вместе со шляпкой на стул.

– Выпьем по стаканчику?

– С этим я вполне согласен, – ответил Менделл.

Галь исчезла в кабинете мистера Эбблинга в поисках графина. Ожидая ее, Менделл вновь почувствовал себя неважно. Как всегда, дом в Лайк-Форест угнетал его, он чувствовал себя здесь чужим, грубым и нелепым. Он действительно производил здесь впечатление только крупного парня – чемпиона в тяжелом весе. Менделл прикурил сигарету от предыдущей.

"А что произойдет, если у Галь родится ребенок? – подумал он. – Как он сможет заботиться о ней? И как она станет воспитывать его?"

Врачи не советовали ему больше выходить на ринг, и он обещал это и Галь, и мистеру Эбблингу. Мистер Эбблинг предупредил его, чтобы он не беспокоился.

"О деньгах не беспокойтесь, Барни. Я знаю, что нужно для вас всех, и найду для вас другое поле деятельности".

Это он сказал сегодня днем, и Менделл с ним согласился. Но какая другая работа ему по силам? Менделл нашарил в кармане оставшиеся монеты – у него достаточно денег до конца дней, при условии, что этот конец наступит через пять минут. Галь вернулась в двумя большими бокалами виски.

– Почему ты так мрачен, дорогой?

– Я размышлял, – ответил Менделл и взял бокал.

– За наше здоровье! – воскликнула она и отпила виски.

Менделл опорожнил свой бокал и поставил его на серебряный поднос.

– Послушай, любимая, ты помнишь канун того дня, когда меня отправили в клинику?

Галь поморщилась.

– Ты не сказал "за наше"...

– За наше! – произнес Менделл.

Галь прижалась к нему.

– Хочешь, я тебе что-то скажу, дорогой?

– Что?

– Я как-то странно себя чувствую после этого виски.

– Как это?

– Ты хочешь знать? – Галь тоже поставила бокал на поднос и ослабила ему галстук. – Ты же отлично знаешь, что я хочу сказать.

– Опять? Уже?

– Но мы же муж и жена.

– Знаю... Но, дорогая, одну минуту, сперва вспомни...

Галь зажала лицо Менделла руками и провела губами по его губам, прошептав:

– Отнеси меня наверх, Барни, прошу тебя... И на этот раз ты разденешь меня.

Менделл приподнял ее и прижал к себе.

– Тебя стоит отшлепать.

– Я и это позволю тебе сделать.

– А я и не отказываюсь.

Галь расстегнула ему две верхние пуговицы на рубашке и начала расстегивать третью.

– Ты меня любишь? – спросила она.

– Ты же отлично знаешь, что да.

– И ты счастлив, что мы снова вместе?

– Так счастлив, будто я только что победил Уоллкотта и нокаутировал Чарли и Луи!

– Идиот. – Галь расстегнула еще одну пуговицу. – Теперь с боксом и со всеми историями, связанными с ним, покончено.

Менделл пронес ее через холл и начал подниматься по лестнице.

– А теперь, что я теперь должен делать?

Галь немного подумала.

– Люби меня.

– Это самое лучшее предложение, которое мне когда-либо делали. Но мы же не можем заниматься этим весь день.

– Но мы можем попытаться. Вспомни, ведь мы не виделись два года!

– Верно, – Менделл крепче сжал ее в объятьях, – но я хотел тебе сказать только, что...

Галь закончила расстегивать ему рубашку.

– Что?

– О деньгах, которые я взял из банка... восемьдесят семь тысяч долларов, которые я дал тебе и просил посылать семьдесят пять долларов каждую неделю моей матери... И ты мне обещала...

Галь провела теплой ладонью по его груди.

– Мне так приятно, что у тебя под рубашкой ничего больше не надето, Барни, ты самый сильный, самый мужественный...

Менделлу хотелось закричать.

– Ты будешь меня слушать?

– Слушаю тебя.

Усилием воли он заставил себя говорить спокойно.

– Ведь ты мне сказала... Ты мне обещала...

Менделл остановился и посмотрел на Галь, чувствуя ее губы на своей груди. Она не обращала никакого внимания на его слова. Наконец она подняла глаза и посмотрела на него.

– Барни, тебе нравится, когда я так делаю?

Менделл смутился.

– Да, конечно, но...

В голосе Галь чувствовались те же колдовские чары, что и тогда в машине. Менделл разжал руки, и Галь растянулась на последней ступеньке лестницы, выпятив губы, опираясь на локти, с задранной на бедре юбкой.

– Иди сюда, Барни.

Менделл продолжал стоять, прислонившись к стене и опираясь о панель потными руками.

– Что? Здесь, на ступеньках?

– А почему бы и нет? Мы с тобой одни, и мы с тобой муж и жена.

– Знаю, но...

– Ты не хочешь меня? – ласково проворковала Галь. – Ты меня не любишь?

– Нет, люблю... Ради бога, дорогая... – запротестовал Менделл.

Потом стук своего сердца заполнил ему уши, руки Галь обвились вокруг его шеи, а ее рот прижался к его губам и они вместе скатились с лестницы, покрытой ковром, стукаясь о каждую ступеньку. Вскоре они оба впали в экстаз.

"Когда мы достигнем низа лестницы, я умру", – подумал Менделл.

И действительно, это было нечто похожее на смерть, и, вместе с тем, он умирал только для того, чтобы снова воскреснуть, снова жить, чтобы удовлетворять Галь и быть самому удовлетворенным.

Глава 14

Голова Галь оказалась на нижней ступеньке, но она, страстно изогнувшись, все еще продолжала их последний поцелуй. Потом, будто приходя в себя, она прошептала:

– Барни, я – похотливая девка, а?