Поцелуй навылет

— А я прощаюсь с тобой прямо сейчас, Сюзи. Я не знаю, чего ты собираешься добиться этой ложью, но позволь мне сказать — единственный агент-провокатор здесь — это я!

— Что?

— Считай это небольшой провокацией. Ты уволена! Ты больше не будешь моим агентом, дорогая.

— Феликс, ты не можешь так поступить! Феликс? Феликс!.. Феликс? Черт!

Следующие две недели Фоби виделась с Феликсом каждый день.

Единственным выходом для нее оставалось смотреть на их отношения так, словно она смотрит на ребенка, которому осталось жить всего неделю. Она могла проплакать эту неделю или сделать ее лучшим временем своей жизни. Если бы она плакала, то ребенок страдал бы, и возможно, умер до рождения. Если она будет жить полной жизнью, наслаждаться каждой секундой, сделает эту неделю лучшей в своей жизни, тогда у нее останется надежда, что произойдет какое-нибудь чудо и спасет его. Поэтому она сократила десять месяцев осторожного, внимательного ухаживания до десяти дней бурного, великолепного, наполненного смехом водоворота.

Ее удивляло то, что Феликс казался таким же отчаянным, энергичным и так же хотел сделать все и сразу. Казалось, что две отдельные жизни перестали существовать, и они жили одной — яркой.

Они много ели, еще больше занимались любовью, разговаривали до хрипоты и смеялись, как обкуренные.

Никогда в своей жизни Фоби не чувствовала себя так глупо, и это ее совершенно не заботило. Она улыбалась всем подряд, когда была с Феликсом и без него. Она обнаружила, что глупо ухмыляется пассажирам в метро, бизнесменам на улицах и плакатам с призывом заняться благотворительностью. Она вела с ним воображаемые разговоры, когда его не было рядом. Иногда вслух, прямо в общественном транспорте. Она выглядела лучше, чем могла думать, при таком малом количестве сна и таком большом аппетите. На нее все смотрели. Одним из побочных эффектов влюбленности, начала думать Фоби, было то, что ей делали больше неприличных предложений, чем супермодели с классной одеждой и шаткой моралью, которая также являлась единственной наследницей смертельно больных родителей.

Казалось, им с Феликсом совсем не требовался сон. В три часа утра они все еще разговаривали, танцевали, смеялись или занимались любовью. Фоби никогда не испытывала ничего подобного без помощи романов Джеки Коллинз или легких наркотиков.

И это было так же недешево. Деньги кончались у нее чаще, чем у азартного игрока.

— Я заплачу, — снова и снова настаивал Феликс.

— Нет, — мычала Фоби, вспоминая, сколько денег он потратил на Саскию, и отказываясь следовать ее примеру.

— Ты, — рассмеялся Феликс, — сумасшедшая и упрямая корова с забавными идеями. И я люблю тебя за это.

В субботу они просидели до глубокой ночи в полуподвальном ресторане, потом отправились в клуб, где они протанцевали несколько часов, и наконец, в шесть часов утра, зашли в закусочную «Шпага и якорь» на Смитфилдском рынке, чтобы позавтракать и выпить пива.

— Я люблю тебя.

— Нет, не любишь.

— Люблю.

— Нет.

— Ты любишь меня?

— Это хитрый вопрос. Я могу получить подсказку?

— Ты собираешься уйти от меня, Фоби. Скажи, ты же не собираешься бросить меня?

— Мы говорим о ближайшем будущем или об отдаленных перспективах?

— Ты хочешь совершенно измучить меня. Сейчас ты нужна мне больше всего в жизни. Я так боюсь потерять тебя.

— Меня довольно сложно потерять.

В то утро Фоби вернулась в Айлингтон и проплакала несколько часов. Это был один из тех немногих случаев, когда она не выдерживала. После обеда она пошла в магазин товаров для детей и купила Феликсу длинный пластиковый поводок, который надевался на руку непоседливым малышам.

— Теперь ты меня не потеряешь.

Казалось, его невероятно тронул этот подарок, и теперь он настаивал на том, чтобы гулять по Гайд-парку вместе с ней и Яппи, держа их на длинных поводках.

Во время этой недели щенок получил имя Яппи.

Иногда Фоби случайно сталкивалась с Диланом на кухне, когда она кормила щенка. Дилан был добрым, дружелюбным и небрежным, как всегда. Он обнимал и целовал ее при встрече, когда искал свой бумажник, носки или счет по кредитной карте.

Она всегда отворачивалась, хотя и не могла объяснить почему. Это было частью верности Феликсу, которой никто не просил. Тем не менее Дилан казался смущенным и обиженным. Он быстро перестал говорить с ней о Флисс, заметила она. Вскоре весь их разговор крутился вокруг Яппи.

В его случайных взглядах было что-то такое, отчего Фоби мгновенно готовилась к обороне, даже если Дилан просто хотел попросить ее передать пакетик чая. Она так хотела восхищаться им, но чувствовала, что он ей не доверяет. К счастью, большую часть времени он дипломатично проводил вне дома.

— Обычно Дилан заглядывает каждые две минуты, чтобы предложить кофе, — однажды заметил Феликс, когда они лежали в постели. — На этой неделе он почему-то залег на дно.

— Я бы назвала его глубоководной рыбой.

— Наверное, это из-за Яппи. Он ненавидит собак.

— М-м-м. — Фоби думала совсем другое.

После обеда Феликс и Фоби взяли с собой щенка и отправились по магазинам. Нагруженные резиновыми мячиками, кольцами и палками для жевания, которые были почти такого же размера, как сама Яппи, они задержались перед магазином антикварной одежды, на витрине которого Фоби обнаружила великолепное, сверхсексуальное платье двадцатых годов.

— Это платье, — она присвистнула, — просто идеально для вечеринки Флисс.

— Предупреждаю, что если ты его наденешь, то я всю ночь буду ходить за тобой с эрекцией.

— Значит, ты сможешь это сделать? — Она отвела взгляд, одновременно охваченная восторгом и ужасом.

— Ну, прямо сейчас нет. Мне нужно немного больше...

— Я имею в виду, ты сможешь прийти на вечеринку?

— Ах, это. — Феликс усмехнулся. — Я не уверен. Кажется, я вылетаю из Лос-Анджелеса в пятницу вечером. Это значит, что я должен успеть к главному веселью.