Поцелуй навылет

Как только она наклонилась, чтобы взять колготки, зазвонил телефон, и она вскочила с кровати, чтобы успеть подойти к телефону до того, как заработает автоответчик.

— Тебе нужна работа.

Это была Флисс. Она дышала тяжело, как собака в сауне, преодолев расстояние от Айлингтона до Кенсингтона за рекордно короткое время.

— Быстро ты добралась. Как тебе это удалось?

— Убедила шофера автобуса ехать без остановок. — Послышался шум помех. — И не меняй тему разговора. Тебе нужна работа.

— Я знаю. — Фоби уселась на пол и подтянула ноги. — Может, Ла Грегори нужна помощница, чтобы точить ножи?

Флисс засмеялась.

— Ах, Фоби, спустись с небес на землю. Если я посоветую взять тебя на работу, а ты снова продержишься неделю, что обо мне тогда подумают? И прежде чем ты спросишь, отвечаю: нет, о других предложениях я не слышала.

— Это значит, что Жоржет действительно кого-то ищет?

— Не совсем, — уклончиво сказала Флисс. — Она просто упомянула, что она думает о расширении и корпоративной работе. Но пока это только мысль.

— Ясно... — Фоби задумчиво обкусывала ноготь, прислонившись к кровати. — И когда я смогу зайти? Ты поможешь составить мне резюме, которое ей понравится?

— Нет, нет, нет! — в настоящем ужасе воскликнула Флисс. — Мне нужна эта работа, иначе я не смогу купить глину для моих скульптур. Черт! Она уже приехала.

Ее голос стал тише, когда она наклонилась, чтобы выглянуть из окна.

— Послушай, забудь об этом, Фоби. Было бы замечательно, если бы ты здесь работала, но тебя выгонят раньше, чем она попросит первую чашку кофе. Мне нужно идти. Встретимся в кафе после обеда. Я рано заканчиваю, а в ателье сегодня приходит водопроводчик...

— Хорошо. Где?

— В «Бочке», около четырех. Хотя нет, подожди. Приезжай сюда ко мне. Жоржет может решить, что ты ей нравишься, она немного сумасшедшая. Но ни при каких обстоятельствах не упоминай, что именно я о ней тебе рассказала. Я слышу, как она поднимается по лестнице. Пока.

Послышались короткие гудки.

Тихо напевая, Фоби повесила трубку. Работа у Жоржет Грегори стоила того, чтобы из-за нее сесть на диету, покрасить волосы и лгать, размышляла она. Она устраивала вечеринки для знаменитостей, куда хотел попасть каждый.

Жоржет Грегори была самым влиятельным устроителем торжеств. Ни одна уважающая себя хозяйка в престижном районе Лондона не организовывала большой вечеринки без участия Жоржет. Она заботилась о табличках с именами, заказывала цветы и даже предлагала услуги своего шеф-повара. Только Жоржет могла позаботиться обо всем.

Должно быть, Ла Грегори — это женщина из светской элиты, с громовым голосом и увешанная жемчугами, решила Фоби, поправляя льняной костюм, который ее мать прислала из Гонконга. Даже Флисс, чей стиль в одежде был ей очень хорошо знаком, раз в неделю одевалась прилично в ее честь.

Через три часа Фоби выглядела так, словно являлась членом благотворительной организации, выстроившейся для рукопожатия с английской королевой. По сравнению с яркими, блестящими нарядами, которые она обычно носила, ее туалет выглядел скучно и блекло.

Скромная юбка кремового цвета сочеталась с белой блузкой и темно-синим пиджаком. Фоби даже проглотила свою гордость и надела такие же темно-синие туфли лодочки, которые она купила в лечебных целях. Какое-то время из-за вросшего ногтя на пальце ноги она не могла носить ничего другого.

Она зашла в комнату Флисс, где находилось большое зеркало, и едва узнала тощую, костлявую девицу, которая на нее смотрела. Единственное, что напоминало прежнюю Фоби, были ее блестящие, каштановые, коротко подстриженные волосы.

Она как раз завивала их электрическими щипцами Флисс, когда раздался звонок в дверь.

— Да? — не прерывая своего занятия, Фоби подошла к домофону. Шнур от щипцов для завивки натянулся до предела. Она продолжала укладывать влажные волосы, ожидая ответа. От каждого нового завитка с шипением поднимался пар. В голове мелькнула безумная мысль, что это Дэн, и она тут же возненавидела себя за пустые надежды.

— Это мы, сестричка, — раздался хрипловатый голос.

Фоби уронила щипцы на ковер. Застонав, она прислонилась к стене, чтобы не упасть.

Только у ее сестры Милли был голос американского певца Барри Уайта, заболевшего ларингитом. А «мы», очевидно, означало, что она привела своего долговязого друга.

— Что заставило тебя появиться в такое время? — мрачно спросила Фоби. — Я почти двадцать лет не видела тебя до полудня.

— Заткнись и впусти нас, глупая корова. Я умру без кофе.

Через несколько минут она стояла перед открытой дверью квартиры, тяжело дыша.

— Вот это да! Иди и посмотри на это, Гоут! Ты умрешь от смеха. Тебе что, не хватило денег на полную перманентную завивку, сестричка? Только не говори мне, что это модно. Выглядит ужасно.

— Входи.

Одетая в кожаные брюки и черный мохеровый свитер, бесформенный, как медуза, Милли направилась прямиком на кухню и исчезла за дверцей холодильника.

— Вот дерьмо! Вы что, обе на диете? — громко сказала она, изучая его содержимое.

Фоби ничего не сказала. Она ждала, когда хриплые и неразборчивые звуки материализуются в физическое тело. Наконец появилась голова с жирными волосами, заплетенными в косички, за которой последовала грязная армейская полушинель и разбитые кроссовки с красными шнурками.

— Привет, Гоут, — поздоровалась Фоби с другом сестры, стараясь не смотреть на измятые, собравшиеся в складки джинсы. Они выглядели так, словно их тащили позади машины, разбрызгивающей навоз.

Гоут прошел мимо, волоча ноги и наклонившись к полу, под углом в сорок пять градусов. Он издал хрюкающий звук откуда-то из глубин горла, который так и не превратился в слово. Для Гоута это было длинным монологом.

— Мы как раз проходили мимо, — сказала Милли, когда Фоби зашла на кухню. — Наша королева-мать в своем последнем письме из Гонконга попросила меня проверить, жива ли ты тут.

Она уже отрезала шесть кусков хлеба Флисс со злаками и, опираясь локтем на чайник, открывала упаковку сливочного масла. Тем временем Гоут опустился на диван в гостиной, подтянув костлявые колени к редкой козлиной бородке, и начал переключать каналы телевизора.