Поцелуй небес
Шрифт:
– Да, нас хорошо учили. Мы даже разыгрывали сценки из "Сида." Корнел, читали Расина… Ну и, конечно, всю мировую литературу тоже…
– А что, там уже полно гостей? – в пол уха слушал девушку Жан-Поль, думая лишь о том, прибыла ли Антония.
– Кажется, все на месте. Только один гость из Америки что-то запаздывает. Я его встречала. Во всяком случае твои родители и сестра уже давно здесь… У тебя такой славный отец… У меня был тоже очень веселый…
– Жан-Поль остановился, передыхая:
– Почему был? Ты хотела сказать есть.
– Я уже не путаю простейшие временные формы. Мой отец погиб этим летом. А ты… ты совершенно мокрый… Она замолчала, обидевшись на себя за неуместную откровенность. …В доме все уже хватились Вику и бросились к ней, а не к гостю.
– Боже мой, зачем ты нас
– Я хотела встретить господина Уилси. А привела вам этого промокшего юношу.
– Бенджамен только что звонил. Он не приедет. У него что-то в последний момент не получилось с визой. Право, я так ждала этой встречи с внуком! – обратилась "маргаритка" уже к сочувственно кивающей Елизавете Григорьевне. Дани и Сильвия попеременно обнимали сына, а за колени его крепко уцепилась Мари. Жан-Поль поднял сестру на руки:
– Ого, тяжеленная стала! Теперь на шее не потаскаешь… А ну, посмотри на меня? Вылитая Дюваль.
– Отпусти, намочишь! – спрыгнула девочка на пол, отряхивая праздничное платье. – Ты что – тонул? Под елкой я и для тебя подарок припрятала!
– Живо переодеваться! Не хватает нам сегодня вечером второго больного! – скомандовала Сильвия.
– А кого еще сразила непогода? Надеюсь, с дядей Ехи все в порядке? – Жан-Поль сбросил мокрое пальто и присел, расшнуровывая ботинки. – Лучше их сразу выбросить – полны воды.
– Йохим приводит в чувства Антонию, ее, кажется, укачало. Надеюсь ничего серьезного. Переодевайся – и выпье по рюмочке грога! – похлопал Дани сына по спине, – да ты, старик, уже выше меня. Я-то думал, что растут только до 16 лет.
– Гупости, Тони растет до сих пор. Ей регулярно замерявшей рост: уже 173 см., – заметил с балюстрады второго этажа Артур. – Наша "больная" в полном порядке. Сейчас мадмуазель облачится в свой вечерний туалет и предстанет перед вашими очами… Но вначале, конечно, ванна, беседы с матушкой и бабушкой… Ох, непросто быть воспитанной девицей. Жан-Поль не слушал: в висках стучала кровь, пульсирующая мощными, ликующими толчками: "Тони здесь! Черта с два он заболеет в такой вечер!"
…Алиса тревожно смотрела на посеревшее лицо дочери. Как она боялась этих загадочных недомоганий, аж колени подкашивались. А молящий взгляд все время обращался к Йохим.
– Алиса, оставь меня на пару минут с Тони, – попросил он и, выпроводив мать, устроил девушке подробнейший допрос, в результате которого из дебрей невнятных симптомов, неожиданно выступила совершенно стройная версия. Йохим с облегчением вздохнул. Ничего особенного. Не то. Не самое страшное. Девушка просто-напросто беременна. Он даже удивился, насколько нелепыми были первые мысли при взгляде на эту фантастическую красавицу, так чудесно повторяющую юную Алису. "Молодец, Пигмалион, отличная работа! Лучшее твое, творение… Неповторима!" – ликовало тщеславие профессора… "Это же твоя родная дочь, твоя дочь, болван! – спорил с ним голос отца. Твоя девочка готовится стать матерью! а следовательно, ты сам будешь дедом!"…Но где же радостное потрясение, страх и восторг? Нету, увы, нету. Господи, какая нелепость…
– Отдохни, девочка. Я не могу сказать точно, надо сделать простейший анализ, но мне кажется, диагноз вполне обнадеживает – ты, возможно, беременна, – Йохим попытался улыбнуться, но не вышло. А вся речь прозвучала как признание врача, обнаружившего у больного СПИД. И точно такая реакция отразилась на лице больной: она изумленно открыла рот, хватая воздух и еле-еле вымолвила: "н-не-может быть…" Йохим позвал к Антонии ожидавшую у двери Алису:
– Ничего серьезного. Она тебе сама все расскажет. С моей стороны все чисто. Здесь совсем другое. Он вышел на террасу, где когда-то июньской ночью под звездным небом мечтала о будущем вся компания… Сейчас здесь было темно, сыро и лишь на каменные плиты ложились квадраты цветного света из гостиной, где Мэри пробовала зажигать гирлянду праздничных лампочек, привезенную ею в подарок Крису: лампочки, управляемые маленьким автоматом, мерцали то вместе, то поочередно, образуя миниатюрное северное сияние. Ветер пах морем и навсегда ушедшей тревогой дерзаний. Угрожающее рокотание волн внизу и накрапывание дождя не вызывал смутного
желания ринуться в бурю, наперекор стихии и собственному страху. Тянуло в теплую полудрему и тихое одиночество. Как же случилось, что все ушло? Жизнь проскочила мимо счастья и радости, как скорый поезд минует маленькие, затерянные в полях и лесах, полустанки. Сейчас Йохиму казалось, что он и не жил вовсе, а перешагнув через последние два десятилетия, превратился из полного дерзновенных идей хирурга в немощного, равнодушного ко всему на свете старца. "Выхожу один я на дорогу, под луной кремнистый путь блестит…" Значит, вот оно о чем…" В углу кто-то деликатно кашлянул. Йохим оглянулся – в тени, прижавшись к колонне, стояла Виктория.– Я давно не выходила на воздух, доктор. Сегодня первый день отменен постельный режим, – она подошла и робко заглянула ему в лицо. – Без шляпы вы выглядите не так строго.
– Кажется, вас тоже не очень тянет в компанию… А как головные боли? – Йохим вспомнил о просьбе Остина присмотреться к девушке.
– Спасибо, теперь бывают все реже и реже, только когда сильно нервничаю. Но сегодня особенный день – сегодня у меня голова идет кругом от радости… Это тоже, наверно, стресс. Вы помните моего брата, Максима? То есть мы не родные… но…
– Конечно помню. Еще бы… – вздохнул Йохим, подумав, что этот "брат" стоил жизни его жене. А теперь является угрозой и для сестры.
– Вы действительно так сильно привязаны к Максиму?
– Мы выросли вместе. И не знали, что мы не родные, да это и не имеет значения. И главное… – Виктория проглотила ком застрявший в горле, – у меня больше никого нет… Не знаю, что произошло со всеми нами на самом деле, но надеюсь, что хотя бы Максим будет счастлив… Я ведь думала, что потеряла его. Все лгут, пытаясь меня успокоить… Но ни мама, ни Катя никто не ищет меня… А сегодня Максим нашелся – позвонил прямо сюда! Сказал, что помнит обо мне и мы обязательно увидимся… Только… Виктория вдруг помрачнела и отвернулась – Только мы с Августой не сказали ему правду… Ну то, что произошло с нашим отцом. То есть с моим отцом… Но он был нашим… – Девочка сбилась, не умея объяснить и Йохим остановил ее:
– Прошу вас, Вика, успокойтесь. Я очень хорошо вас понимаю. Мы ведь здесь оба в трауре. И если бы я хоть как-нибудь мог объяснить, какой пустой вдруг оказалась жизнь. И совершенно ненужной!… – в темноте блеснули его очки или слезы.
– Понимаю, понимаю! Я все время думала, думала об этом и хотела понять – за что? За что такое горе, почему живы и веселы другие – плохие, злые, чужие… А папа… -Вика, сегодня большой и светлый праздник. Праздник, дающий надежду. Сейчас мы соберемся все вместе в этой большой, теплой гостиной и прочтем молитву. Мы будем просить у Всевышнего защиты и справедливости… Я буду просить за вас… И я уверен… Мне самому больше ничего не надо. – Йохим чувствовал, что готов расплакаться от жалостливого тепла, растапливающего ледяную глыбу в его душе. Он обнял продрогшую в своем барашковом жакете девушку и повел в гостиную.
– Пора, пора, нас уже, наверно, ищут. А ну – утрите нос, мадмуазель. – Он развернул ее к свету, идущему от двери и внимательно рассмотрел, легко, как слепой, пробежав кончиками пальцев по лицу.
– Прекрасные надбровье и скулы. Чудесные глаза… Простите Вика, это профессиональный анализ и комплимент.
– А у вас чудесные руки, легкие, теплые руки скрипача или пианиста… … В гостиной уже источал аппетитные ароматы овальный стол. На елке горели свечи, отражаясь в зеркальных шарах. Обе пожилые дамы, чрезвычайно торжественно одетые и удивительно похожие со своими седыми кудельками и стоячими воротничками розовых шелковых блузок, царственно восседали возле камина. Дани и Остин, в черных смокингах объясняли Мэри правила новой компьютерной игры.
– Вот, наконец, и наши гуляки явились. Что, нахватали гриппозных вирусов? – встретил вошедших с террасы Даниель.
– Ну, теперь дело за нашими красавицами, – Остин оглядел гостей. – А вот они! Музыканты – тушь! Дани нажал кнопку музыкального центра и под зазвучавший случайно второй концерт Рахманинова, в дверях появилась Алиса и Тони. Как тогда, десятилетия назад, в летний день, с букетами и в венках, выросли они на пороге, но вместо семилетней девушки рядом с матерью стояла великолепная молодая женщина.