Поцелуй небо
Шрифт:
Я засовываю телефон в сумочку и беру бокал шампанского у ближайшей официантки, которая одета в облегающее черное плиссированное платье от Calloway Couture. Еще одна причина, по которой сюда пригласили более ста человек, которые пристально наблюдают за нашими выходками — у них большие чековые книжки. Они, возможно, захотят стать нашими инвесторами или купить кое-что из одежды, которую Лили, Дэйзи и я носим на шоу.
Я в миллионный раз прокручиваю свой телефон, проверяя веб-сайт Calloway Couture. Не дай Бог, он выйдет из строя во время шоу. Вот это было бы моим везением.
На самом большом плоском экране,
Где, чёрт возьми, Коннор?
Моя нервозность достигает нового уровня, и я сдерживаю себя от того, чтобы вытащить телефон и в очередной раз проверить веб-сайт.
Я быстро оглядываю толпу и замечаю Лорена и Лили, стоящих в стороне рядом с большим растением в горшке. Это их первое мероприятие, организованное семьей Кэллоуэй с тех пор, как сексуальная зависимость Лили стала достоянием общественности. Половина людей в комнате бросают в их сторону любопытные и укоризненные взгляды. Другая половина сплетничает шепотом.
Лили и Лорен выглядят настолько неловко, насколько это возможно, они переминаются с ноги на ногу и избегают зрительного контакта со всеми. Ло обнимает Лили за плечи, успокаивающе касается и поворачивает ее тело каждый раз, когда камера приближается слишком близко.
Сегодня здесь работают двенадцать операторов. Лишь для того, чтобы убедиться, что каждый момент запечатлен для шоу.
Я собираюсь подойти к Лили, чтобы морально ее поддержать, но едва я делаю шаг, как к паре подходит Райк. Он протягивает Лорену банку «Fizz», а Лили — тарелку со шведскими фрикадельками. Что бы там Райк не сказал, но это заставило Ло впервые улыбнуться за весь вечер.
Два года назад Ло и Лили стояли бы несчастные в углу. Зависимые и бесконтрольные. Несколько месяцев назад никто не смог бы убедить мою сестру выйти из дома из-за постоянных сплетен и насмешек.
Теперь они здесь.
Улыбаются.
Обычно я не такая сентиментальная. Но наблюдать за тем, как моя сестра прошла путь от лгуньи до сломленной девушки, а затем до относительно нормального состояния, невероятно трогательно.
Всегда легче родиться сильным, чем обрести эту силу, о существовании которой ты и не подозревал. Поэтому, я считаю, что у Лили больше мужества и отваги, чем когда-либо было у меня.
Мой взгляд задерживается на них, прежде чем я снова начинаю искать Коннора. Сначала я нахожу Дэйзи, которая развлекает мою маму, кивая головой по несколько раз. В то время как Лорен крадет одну из фрикаделек с тарелки Лили, Райк наблюдает за Дэйзи с другого конца комнаты, его улыбка исчезает, а черты лица застывают от беспокойства.
Никому из парней не нравится, когда мы слишком долго находимся рядом с мамой. Я правда не хочу, чтобы Дэйзи проводила с ней больше часа или двух. Мама может высосать нашу энергию досуха, все из-за ее грубого, всепоглощающего характера. К этому невозможно привыкнуть, придется просто иметь с этим дело.
Когда я, наконец, замечаю Коннора, все уходит на задний план, и те теплые (как правило, чуждые мне) чувства сменяются раздражением.
Я наблюдаю, как он приветствует более молодого парня, притягивая его в объятия и похлопывая по спине в типичной мужской манере. Это так не похоже на Коннора Кобальта — на настоящего Коннора Кобальта, которого я знаю и люблю.
Мои каблуки громко стучат по мраморному полу, когда я с важным видом направляюсь к нему. Я залпом
выпиваю остатки шампанского и ставлю пустой бокал на поднос, прежде чем подхожу к Коннору.— Ричард, — говорю я, бросая на него резкий взгляд. Мне плевать, что я выгляжу как сука. В этом-то и дело. Я та, кто я есть. Почему он просто не может позволить людям увидеть себя настоящего? Кого волнует, что он может кому-то не понравиться?
— Вот ты где, детка, — говорит Коннор, обнимая меня за талию. Он кивает своему другу. — Патрик, ты ведь знаком с Роуз, верно?
— Нас никогда официально не представляли друг другу, — говорит Патрик и протягивает мне руку. — Патрик Ньюбелл.
Я не пожимаю ее.
— Ньюбелл, как печенье «Ньюбелл»?
В этом есть смысл. Коннор не любезничает с кем попало. У него должна быть причина, чтобы уделить вам свое время. Деньги и престиж — два важных фактора. Компания «Ньюбелл» идет сразу за компаниями «Крафт» (Орео) и «Киблер» на рынке. Хотя печенье «Ньюбелл» имеет более натуральный состав и менее приятный вкус.
Патрик смеется и опускает руку, понимая, что я не собираюсь ее пожимать. Он не выглядит оскорбленным. Может быть, он слышал о моей репутации. В этих социальных кругах меня часто называют ледяной королевой.
— Да, эту компании основал мой прапрадедушка, — объясняет он. — Ты, наверное, знаешь, каково это. Люди постоянно спрашивают, какой вкус газировки «Fizz» тебе нравится больше всего. Ну, я полагаю, ты предпочла бы с нугой или корицей.
Я ничего не отвечаю, что дает Коннору возможность сказать:
— Безусловно, мужик, — он кивает, как будто в восторге от разговора про нугу и корицу.
Конечно, я, наверно, могла бы найти с Патриком общий язык, но у меня сейчас нет времени, чтобы налаживать связи. Осталось… — я смотрю на часы — четыре минуты до выхода шоу в эфир. И мне нужна ободряющая речь. Желательно от Коннора Кобальта, а не от того придурка, за которого он себя выдает.
— Ты не оставишь нас на минутку, Патрик? — спрашиваю я.
— Да, конечно, — он уходит, вероятно, на поиски кого-то такого же молодого, как он, в толпе людей среднего возраста.
Когда я поворачиваюсь к Коннору, его взгляд падает на меня.
— Мне это настолько же неприятно, как и тебе, — сразу же говорит он. — Поверь, мне пришлось использовать слова «убойный» и «чувак» в одном гребаном предложении.
— Тебе вообще не нужно было ничего делать, — парирую я. — Ты серьезно назвал меня деткой? — я ударяю его по плечу. — И заключил его в объятия, Коннор? Кто ты вообще такой? — я не даю ему времени ответить, потому что знаю, что бы он ни сказал, это только усугубит ситуацию. — И что ты тут делал с печеньем «Ньюбелл»? Пытаешься начать с ними сотрудничество? Звучит просто фантастически. Положите магниты в банки с печеньем, и всех стошнит.
Я заканчиваю свою тираду, и он широко улыбается. Но на этот раз по-другому.
Он улыбается мне так, как будто каждое сказанное мною слово было особенным. Как будто оно принадлежит ему и мне.
— Что? — огрызаюсь я, но мой голос смягчается, когда я замечаю его взгляд, говорящий, что я значу для него все.
Он переплетает наши пальцы и притягивает меня к своей груди.
— Ничего, дорогая, — его дыхание согревает мне ухо, когда он наклоняется ближе. — Ты выглядишь великолепно в этом платье. Оно твое?