Поцелуй небо

Трахни... меня.

Прежде чем войти, он гладит меня по заднице и погружает пальцы в место между моих ног.

— Что надо сказать? — спрашивает Коннор.

Я улыбаюсь прижатая к коже сидения.

— Пожалуйста, сэр? — я почти смеюсь над этими словами.

Он так сильно шлепает меня по заднице, что на глазах наворачиваются слезы.

— Не называй меня сэром, всезнайка, — напоминает он мне сурово, без юмора в голосе. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на его лицо, проверить, говорят ли его глаза то же самое. Но он хватает меня за шею и заставляет смотреть прямо.

Ладно.

Пусть будет так, Ричард.

— Что надо сказать? — спрашивает он снова, на этот раз более хрипло.

Он издает низкий стон, приближаясь ко мне. И ослабляет свою хватку на шее, чтобы помассировать мою грудь, потом опускает мое платье, чтобы я была свободна для его прикосновений.

Когда он щиплет мой сосок, я снова задыхаюсь.

— Роуз...

Я сглатываю.

— Пожалуйста... трахни меня, — умоляю я.

Я проверяю, поднят ли в лимузине экран конфиденциальности. Да. Слава Богу. Гиллиган, его водитель, не видит этого. Но интересно, слышит ли он мой голос, когда мой рот раскрывается в форме огромной буквы «О»?

Коннор одной рукой ласкает мою грудь, а другой ласкает мой клитор. А потом его пальцы погружаются в меня, заполняя меня так сильно, что из-за короткие погружения я почти что впечатываюсь в дверь.

Он отодвигает меня назад, чтобы я оставалась на безопасном расстоянии от неё. И обхватывает одно из моих плеч, чтобы приковать меня к этому месту.

Его движения решительны, тверды и неумолимы.

— Коннор! — хнычу я.

Он трахает меня своей рукой так быстро, что мои веки ещё не начали трепетать, как я чувствую, что моя киска сжимается вокруг него. Кайф — вот он, в поле зрения. Еще немного...

И он останавливается.

Убирает свои блестящие от моих соков пальцы. Каждая часть меня, разум и тело, умоляет и желает его.

Кажется, теперь я его ненавижу.

— Я знаю, что ты испепеляешь меня взглядом, а я ведь даже не вижу твоих глаз, — говорит мне Коннор. — Ты бы назвала это интуицией или магией?

Ну, Коннор не верит в магию. Если бы Хогвартс действительно существовал, я уверена, что они послали бы сову насрать ему на голову.

— Прости, — говорю я, вместо того чтобы ответить на вопрос. Я пытаюсь расслабить лицо.

И тут его длинный, твердый член входит в меня. Боже...

Мои руки слабеют, и я стону в сиденье, кусая кожу в одном месте. Блять... блять...

Мои мысли были полностью выбиты из колеи, оставив только ругательные слова.

Трахни... меня...

Он держится за складки моих бедер и задницу, когда врезается в меня сзади. Слава Богу, не в задницу. К этому я ещё не готова.

Его дыхание более контролируемое, чем мои рваные вздохи. Но он издает глубокие, удовлетворенные стоны, которые вибрируют в моем сердце. Каждый толчок в моё тело превращает мои конечности в желе, меня поддерживает только его хватка на моей талии.

Блять... ах... блять, блять, блять...

— Коннор!

И тут водитель резко поворачивает, и всё моё тело дергается вперед вместе с машиной, моя голова врезается в ручку двери. Сильно. На долю секунды в глазах темнеет и мелькают точки.

— Твою мать, — едва слышно ругается Коннор.

Я дезориентирована от оргазма и удара по черепу.

Я прихожу в себя, когда оказываюсь у него на коленях в крепких объятиях, трусы и брюки уже на нём.

— Роуз, Роуз, — он смотрит мне в глаза. — Посмотри на меня. Роуз! — его голова поворачивается к экрану конфиденциальности. — Гиллиган, мы едем в больницу!

Что?

— Нет, — тихо говорю я, найдя его взгляд и пытаясь сфокусироваться на нём. Я моргаю несколько раз. — Я... в порядке. Просто позволь мне... — я касаюсь своей головы, ощущая набухшую шишку.

Я вздрагиваю. Прекрасно.

Коннор осматривает это место с беспокойством в глазах.

— Мне очень жаль, — тут же извиняется он.

Он поглаживает мою руку и нежно обнимает меня, словно пытается починить любимую игрушку, которую он уронил на пол. Осознавать, что ты принадлежать кому-то приятно. Потому что это означает, что он не собирается уходить в ближайшее время и что он никогда не причинит мне боль. Намеренно, то есть.

— Это не твоя вина. Это был несчастный случай.

Он гримасничает при этом слове.

— Я не ребенок, который обмочился в постели. Это серьезно.

— У взрослых бывают несчастные случаи.

— Ты была без сознания несколько секунд, Роуз, — он осторожно одевает мое платье обратно на плечи, прикрывая грудь. Нежная привязанность — это та его сторона, которую я очень люблю. — Я должен был держать тебя крепче, — он пропускает боль через себя. Может быть, ему уже все равно, вижу ли я его эмоции. — Гиллиган, — снова зовет он. — В больницу.

Голос водителя звучит через динамики лимузина.

— Уже в пути, мистер Кобальт.

— Я в порядке, — говорю я снова, — просто голова кружится.

— Я все равно хочу, чтобы тебя осмотрели, — он кладет два пальца на мою шею, проверяя пульс. Он изучает мои черты лица пристальным взглядом.

— Что ты делаешь, Ричард? — тихо спрашиваю я. Я моргаю ещё пару раз, чтобы удержать его лицо в поле моего зрения.

— Убеждаюсь, что с тобой всё в порядке.

— Ты теперь мой врач? — спрашиваю я. — Как неуместно. Ты спишь со своей пациенткой.

Он улыбается только тогда, когда его удовлетворяет темп моего дыхания и все остальные части меня, которые он осмотрел.

Я знаю, что у него в сердце.

И если бы он не любил меня, он бы не переживал так сильно. Я просто жду (довольно нетерпеливо) того дня, когда он сможет признаться в этом самому себе. Если это никогда не произойдет, то, по крайней мере, я буду умнее его, смогу увидеть то, к чему он слеп. Я приму эту победу, если это всё, что он мне даст.

Я кладу голову ему на грудь, пока лимузин мчится по дороге. Коннор гладит меня по волосам, внимательно следя за моими движениями.

— С тобой я чувствую себя в безопасности, — говорю я ему, — даже если ты позволишь мне влететь в четыре двери машины.

— Не будет ни второй, ни третьей, ни четвертой, — шепчет он, прижимаясь губами к моему уху. Его горячее дыхание щекочет мою кожу. — Этого больше не повторится, я обещаю.

Обещания Коннора Кобальта подобны клятвам, пролитым на крови.

Перевод: Я умру за тебя.

Я широко улыбаюсь.

Я умру за тебя.

Это никогда не устареет.