Поцелуй ночи
Шрифт:
– Мои сны что-то значат. – Продолжаю я. – Иногда мне кажется, что я вижу прошлое, иногда – будущее. Но чаще вообще не понимаю, что вижу. Все так… реально. Как в тот раз, когда я увидела Стину и пошла за ней в лес, а встретила тебя.
– А что говорят твои родные? – Его лицо от напряжения затягивается мелкими паучками-морщинками.
– Тетя Ингрид что-то знает, но оберегает меня, не рассказывает. Иногда я думаю: вдруг моя мать была ведьмой или что-то в этом роде? Вдруг все из-за этого?
– Нет. – Парень мотает головой. – Ты из простой семьи, я наводил о тебе справки сразу, как ты появилась в
– Ты уверен?
– Абсолютно.
Меня покачивает на ветру.
– Тогда не знаю, что и думать. А зачем ты наводил обо мне справки?
– Мы всегда стараемся узнать как можно больше о каждом, кто приезжает в город. Такова наша обязанность. Мы должны быть уверены, что чужаки не несут угрозу для города и его жителей.
– Ваша… обязанность?
– Да. – Кивает он. – Моя и моей семьи.
– Вы… - У меня пересыхает в горле.
– Таких, как мы, - Бьорн наклоняется к моему уху, - в наших краях называют Дхампири. Тебе знакомо это слово, Нея?
28
Я не произношу ни звука.
«Нет» - качаю головой.
– Сейчас уже никто не говорит так. – Поясняет парень. – А если и произносят это слово, то лишь шепотом. Считается, что таких, как мы, больше не осталось, поэтому Хельвины держат свое происхождение в строжайшем секрете. Никто не должен знать о нас: мы – тайная сила, которая годами поддерживает равновесие в здешних краях. Когда умрет последний из моего рода, и некому будет встать на страже спокойствия этих мест, тогда мир погрузится во тьму.
– Дхам-пи-ри? – Повторяю я, пытаясь осознать и почувствовать это древнее труднопроизносимое слово на языке. – И кто вы такие?
Холодный ветер пробирает меня до костей, а поверхность каменного парапета жжет мои пальцы.
– Мы – прирожденные охотники за нежитью. – Говорит он торжественно и печально.
– Эти инстинкты заложены в нашей крови, отравленной древним вампиром еще несколько веков назад.
– Кем, прости?
– Это трудно понять, знаю. – Бьорн хмурится. Так, будто сам до конца не осознает глубину и важность своего признания.
– Поверь, мне тоже не было радостно узнать об этом в юности, когда впервые проявились и начали усиливаться мои способности.
– Что ты там сказал про вампира?
– Когда-то давно женщину из нашего рода силой взял древний вампир. От этого союза родился первый полукровка. Он обладал нечеловеческой силой, ловкостью и гибкостью, а также хорошо видел в темноте. Зачатый от вампира, но сохранивший человеческий облик, первый дхампири не отбрасывал тень и потому стал чужим среди людей. Его боялись и сторонились. Свыкнувшись со своей природой и совладав со своими особенностями, он посвятил всю оставшуюся жизнь битве против нежити - в отместку за мать, отдавшую свою жизнь в родах. Далее его заветы передавались из поколения в поколение в нашей семье.
– То есть, это был твой предок?
– Да.
– И вы типа вампиры? – Я с опаской кошусь на него.
– Вы пьете кровь?
– Нет. – Хельвин слегка теряется.
– Дхампири не нуждаются в крови. Мы – живые, теплокровные и можем иметь потомство. Хоть это и сопряжено с… тяжелыми страданиями.
– Какого рода?
– Женщина, дающая жизнь дхампири, умирает во время родов. – Он сутулится и прячет
взгляд.– Поэтому я никогда не знал своей матери, а моя сестра никогда не знала своей. Мать моего отца и мать моего брата – тоже погибли, подарив им жизнь. То же самое было с моей бабушкой и прабабушкой. И так далее.
Тучи на небе наливаются чернотой, пожирая тускнеющий диск луны.
– Но это ужасно! – Восклицаю я, поворачиваясь и глядя на него в упор.
– Верно. – Подтверждает Бьорн с горечью.
– Ген силы и ярости передается лишь по мужской линии. Все женщины нашего рода слабы здоровьем от рождения и не могут иметь детей. Как и моя сестра Катарина – она немая.
Я вспоминаю: Сара говорила о Кайе, что та уже полгода находится в коме, но не решаюсь спросить его об этом. Парень только начал мне открываться: боюсь, если ковырнуть глубже, то его душу до краев затопит кровью.
– То есть… - Мне приходится собраться с мыслями. – Твой отец женился на твоей матери, зная, что, родив ему наследника, она умрет?
– Да.
И пережив ее смерть, он женился снова – так родилась Катарина. Еще одна жизнь – еще одна смерть. Чудовищно несправедливо.
– А знала ли она, что ее ждет?
– Это мне неизвестно. – Отвечает Бьорн приглушенно.
– Но мой дядя по той же самой причине стал священнослужителем и отказался от плотских отношений: ему претит сама мысль о том, что он может стать виновником чьей-то смерти.
– Теперь я понимаю. Полиция, церковь… Это те структуры, которые стоят на страже покоя граждан.
– Да, это не случайно. Мы выбираем свой путь так, чтобы постоянно быть в курсе происходящего в городе и держать руку на пульсе. – Он слабо улыбается.
– Реннвинд – настоящая энергетическая воронка, куда вечно лезет всякая нежить, чтобы подпитаться и стать сильнее. Кто-то должен охранять границы города, иначе ситуация выйдет из-под контроля.
Я дрожу, впиваясь пальцами в каменное ограждение.
– А нежить это… кто? Вампиры, оборотни, зомби? Призраки?
– И то, и другое. – Парень потирает рукой шею.
– Призраки, по сути, безвредны. Это эхо чьих-то душ, бестелесные создания, мятущиеся души. Я – единственный из рода, кто видит их.
– Серьезно?
Теперь мне многое становится понятнее.
– Да. – Он кивает.
– И как ты их видишь?
Меня охватывает волнение.
– Иногда просто вижу дымку, а иногда более отчетливые силуэты и даже раны на их теле. – Его голос хрипит и срывается.
– Бывает, неупокоенная душа обращается ко мне, чтобы показать что-то – например, своего убийцу. Они не говорят, но могут повести за собой: так я несколько раз помогал отцу раскрыть преступления, совершенные в Реннвинде.
– А ты их не боишься?
– Кого? Призраков? Нет. Они не могут физически ранить живого человека. – Бьорн издает горький смешок.
– А вот предметы могут: если призрак сердится, что его игнорируют, он может создавать в пространстве энергетические вибрационные узлы, которые заставляют двигаться предметы. Так одна старушка в прошлом году чуть не зашибла меня упавшим с подоконника цветочным горшком: ей очень хотелось показать мне паренька, который ее ограбил и довел до инфаркта.
– Не представляю, каково это. – Искренне говорю я.