Поцелуй Осени
Шрифт:
— Стоять! — взгляд Осенм не отрывался от Туве, когда она подняла другую руку. Стражники, рванувшие вперед, застыли на месте.
Глава 12
— Осень, — Кирэлл опустился на колено рядом с ней, пытаясь привлечь ее внимание, но она отказывалась отвести взгляд от Туве. — Осень, не надо.
— Надо. Неужели ты думаешь, что этому куску дерьма есть дело до того, что случилось с моим братом? С моей матерью? С отцом? Неужели его волнует, что мой отец мог только моргать, глядя на меня, пока умирал? Что у моей матери, которая никогда в жизни никому
Боль в голосе Осени была так же легко различима, как и слезы, бегущие по ее лицу. И то, и другое ранило сердце Кирэлла глубоко и навсегда, как и шрамы на спине его пары.
— Я знаю, но мы не узнаем правду, если ты убьешь его.
— Как будто кому-то здесь есть дело до того, что случилось на низшей планете двенадцать лет назад.
Киран поежился, когда Осень повторила то, что он сказал поначалу. Но это было до того, как он узнал ее, и ему хотелось бы думать, что он чувствовал бы то же самое, даже если бы Осень не была парой его сына.
— Мне есть дело, — сказал Киран, вставая. — Смерть любого Драгуна на Монду или где-то еще воспринимается Советом очень серьезно, и если кто-то из наших имеет к этому отношение, я клянусь, он будет жестоко наказан.
— Конечно, — недоверчиво сказала Осень.
— Мне есть дело, — сказал старейшина Пеле, Желтый Прайм, вставая. — Я понимаю, что вы не знаете меня, леди Осень, и что действия и заявления некоторых членов этого Совета показали нас не в лучшем свете. Но я прошу вас не судить обо всех по поступкам немногих. Я стал старейшиной не потому, что хотел властвовать над своими собратьями, а потому, что хотел помогать им и защищать их. Я не могу этого сделать, если не знаю всей серьезности угрозы.
— Мне есть дело, — Гэл, старейшина Золотых Младших, тоже поднялся. — И я поддерживаю то, что сказал старейшина Пеле. Не все Золотые чувствуют то же, что и Туве.
Вскоре только Лэндо остался сидеть, но через мгновение и он медленно поднялся, сказав только:
— Я тоже согласен, что этот вопрос должен решить Совет.
— Осень, — взмолился Кирэлл, и наконец она повернула голову, чтобы посмотреть на него. — Отпусти стражу. Если ты не веришь, что Совет решит, то поверь хотя бы мне. Твоя семья будет отомщена.
Все затаили дыхание, ожидая, что же предпримет Осень. Она уже показала, что обладает большей силой, чем кто-либо мог себе представить. Она поразила старейшину Прайма и сдерживала восемь стражей, и все это без превращения в драконью форму.
— Клянусь, Осень, — пообещал Кирэлл и снова посмотрел на Туве.
Если она решит разорвать ему горло, он не остановит ее, но он надеялся, что Осень одумается и не сделает того же, что сделали варанианцы с ее родителями. Иначе это будет преследовать ее до конца дней.
Пока он ждал, она опустила руку, освобождая стражу. Затем один за другим она медленно убрала свои когти, оставив после себя пять кровавых отметин на шее Туве.
Кирэлл принял ее в свои объятья.
Стражники остались там, где их остановила Осень, все еще потрясенные тем, что она смогла сделать такое, и ждали указаний от Совета.
— Стража, задержите
Туве, — приказал Киран.Прежде чем стражники успели выполнить приказ, Туве принял драконью форму. Его дракон встал на дыбы, чтобы испепелить тех, кто оказался под ним, но Кирэлл уже тоже изменился и расправил массивные крылья своего красного дракона, защищая Осень и столько стражей Совета, сколько мог.
Огонь золотого дракона ударил красного дракона прямо в грудь и должен был отбросить его назад. Именно этого Туве и ожидал, потому что так было всегда, но Туве забыл одну вещь. Кирэлл теперь был Высшим, и огонь Золотого лишь причинил ему дискомфорт.
Вокруг воцарился хаос. Люди на трибунах пытались убраться с пути огня Туве, кто-то даже пытался изменить форму, но в тесноте уровней это было трудно
Старейшинам было проще. Все как один они приняли драконью форму, вскочили на стену и расправили крылья, чтобы защитить тех, кто стоял позади. Они палили по Туве огнем, волна за волной, пока он не рухнул на пол, его крылья обгорели, чешуя почернела и начала осыпаться.
— Кирэлл! — закричала Осень, не в силах понять, что происходит и как сильно пострадала ее пара. Она уже собиралась трансформироваться…
— Стой на месте!
Приказ на мгновение ошеломил ее. Никогда еще Кирэлл не говорил с ней таким властным тоном. Он сразу же обездвижил ее, и к тому времени, как она пришла в себя, Кирэлл уже опустил крылья и вернулся в человеческую форму, чтобы она могла видеть, что он невредим.
— Никогда больше так не делай! — закричала она, бросаясь на него и колотя кулаками по его груди. — Никогда! Я не переживу, если потеряю тебя. Я не хочу!
— Чш-ш-ш, — прошептал он ей в волосы, обнимая ее и прижимая к себе. Если его когда-нибудь спросят, причинили ли ему боль ее маленькие кулачки, он будет все отрицать, но удары были чувствительными. — Успокойся, Осень. Со мной все хорошо.
— Как ты мог?!
— Я знал, что Туве не может мне навредить. Но ты и люди внизу… Ему было все равно, кого убить, лишь бы добраться до тебя. Я не мог этого допустить.
— Стража! — приказал Киран, вернувшись в человеческую форму. — Задержите Туве.
— Нет! Вы не можете! Он же старейшина! — закричала пара Туве, Макави.
— Он — Драгун, который пытался убить не только тех, кто обращался к Совету, но и стражу, которая призвана нас защищать, — сказал ей Киран. — Он готов был причинить вред всем нам. И все из-за того, что его не устроила правда, которая была здесь открыта.
— Но он — моя пара!
— И это единственная причина, по которой он все еще жив. Если бы он был старейшиной без пары, я бы без колебаний прикончил его. Но ведь ты ни в чем не виновата, — взгляд Кирана стал жестче, когда он посмотрел на нее. — Ведь так?
— Что?! Конечно же, я невиновна! Как ты вообще можешь спрашивать меня об этом? Никсел…
— Потому что ты — пара Туве уже почти тысячу лет. Кому, как не тебе, знать, как он добыл такой камень.
— Я… Я не знаю. Он у него уже много лет.
— Двенадцать.
— Если верить ей, — выплюнула Макави, размахивая рукой и указывая на Осень.
— Будь очень осторожна, Макави. — Никсел, доселе оглядывающая своих детей, чтобы убедиться, что они не пострадали, посмотрела на свою старую подругу. — Осень — пара моего сына, и я не потерплю, чтобы кто-то, даже давний друг, оскорблял ее в моем присутствии.