Поцелуй победителя

Все они были богами. Они не могли быть ничем иным.

— Может, нам лучше вернуться, — сказал Арин, хотя он не это имел в виду. Слова неохотно слетали с его губ. Он послюнил палец и потер плитку мозаики, не отрывая глаз от пола. Солнечные лучи запутались в его растрепанных волосах. Широкий клинок света разрезал переносицу, согрел шею и плечи. Арин передвинулся, и солнце полностью завладело его лицом.

Руки и ноги Кестрел были легки, словно преисполненные благоговейного страха. Её кровь, казалось, превратилась в быстро несущуюся реку. Девушка ответила:

— Ещё рано, — и увидела, что его окатила внезапная волна счастья.

Она помогла ему убрать растения и обнажить перед небом всю мозаику.

Все осколки заняли свои места, собрались в образ когда-то утраченного мира. Юноша открывает его ей. Девушка видит искры и блики и понимает сейчас, что она чувствует. Она понимает, что чувствовала это уже давно.

Лазурит, переплавленное стекло, оникс и золото, ракушки и слоновая кость. Нефрит. Аквамарин. Кестрел едва могла различить соприкосновение плиток мозаик. Так они плавно перетекали одна в другую. Плиточка к плиточке. Она прижала ладонь к полу и представила этот образ, запечатленным на своей коже.

Позже Кестрел пожалела об упущенном тогда времени. Девушка пожалела, что ей не хватило смелости в то мгновение сказать Арину, что она наконец узнала правду: что она любила его всем сердцем.

Глава 31

Оставшийся день пути до пляжа Лерален Кестрел была необычайно тиха. Поначалу Арин решил, что в храме между ними зародилось нечто тонкое, нежное. Но после посещения храма она держалась от него на расстоянии, и Арин не мог понять, в чём причина. Он перебирал воспоминания о храме, о ней, горячих от солнца зелёных листьях, гладких плитках, скрытой под растениями мозаике, и как Кестрел тоже захотела её увидеть. Но он не мог найти ничего плохого. Хотя ошибка непременно случилась. Наверняка. И все же, ему хотелось уместить на ладони каждое мгновение каждого воспоминания этого дня, чтобы надежно сохранить их, спрятать. Убрать куда-нибудь подальше в карман. Оставить их только себе.

Его напугал этот порыв. Он подозревал, что его могли подловить на этом как ребёнка, коллекционирующего сокровища, которые на деле оказывались совершенно бесценными: пуговица, речной голыш, кусок лески.

Или жёлтое в крапинку перо. Ему безумно хотелось сберечь его. Ему было интересно, сохранила ли Кестрел это перо. Скорее всего, оно просто выпало из её волос, когда они спускались с холма, чтобы присоединиться к армии.

Степная трава шла рябью от ветра. Воздух запах солью. Они уже почти добрались до моря.

Когда войско остановилось, чтобы напоить лошадей из бочек, что они везли с собой в телегах с провизией (за два дня пути им не встретился ни один источник пресной воды), Арин нашел Кестрел, чистящей своего коня. Она взглянула на него, а потом отвела глаза, её взгляд остановился на чем-то другом. Арину хотелось разобраться — дело было в нём или... тогда в чём? Что привлекло её внимание? Синее небо, разрезанное перистыми облаками? Вон та чайка, летящая наперерез ветру?.. отчего она казалась ещё меньше.

С продвижением на юг волосы девушки порыжели ещё сильнее. Её кожа стала цвета поджаренного хлеба. Длинные пальцы невзначай начали перебирать гриву Джевалина.

Это было не небо. И не чайка.

Арин попытался задать их общению непринужденный тон:

— Итак, стратег, каковы наши шансы? Или же мы идем прямиком к своей смерти?

Уголки рта Кестрел приподнялись — знак признательности его усилиям смягчить ощущение тревоги, а также благодарность за то, что он спросил её об этом, пусть непринужденно, и выглядело это несколько странно. Но сработало. Кестрел уже твёрже стояла на земле. И шелковистость конской гривы успокаивала.

Значит, дело не в битве.

Не в коне, не в тихом похрустывании песка под ногами. Это не касалось ни мест, ни событий.

Только его.

— Существуют три сценария развития событий, — сказала Кестрел. — Мы опоздали, и мой отец уже захватил пляж. Или мы прибыли в качестве подкрепления к битве, которая уже началась. Или мы прибываем до появления моего отца и ждем. — А потом добавила: — Разумеется, существует и четвёртый: что я ошиблась, он вообще не собирается сюда, а мы непоправимо переместили большую часть своих сил туда, куда не следовало.

— Нет четвёртого варианта.

Она покачала головой.

— Я могу ошибаться.

— И это тебя беспокоит?

— Даже если я права, и мы явимся ещё до прибытия валорианцев, это та ещё удача. Его позднее прибытие будет означать, что он пришёл с подкреплением. Усиленный подкреплением. Больше людей и больше пушек занимает больше времени для мобилизации. Но и победить их труднее.

Джавелин ткнулся носом в девичье плечо. Арин заметил, как она улыбнулась. Его охватило смиренное, давно забытое чувство, подобное ощущению при погружении в сон, или чувство облегчения от прощения.

— Я сказала отцу, что люблю его. — Слова Кестрел прозвучали резко. — Это было последнее, что я ему сказала.

Арин не смотрел на неё. Он не хотел видеть её лицо таким.

— Когда мы проезжали пашни, я увидела корзину. Она полностью деформировалась и совершенно пришла в негодность.

— Кестрел, ты не корзина.

— Мне кажется... — она осеклась.

Арин задумался, может ли существовать нечто такое, настолько тяжёлое, чтобы об этом рассказать, что невозможно даже объяснить, насколько это сложно.

— Не можешь сказать, о чём думаешь?

— Нет.

— Почему?

Она прошептала:

— Я в ужасе.

— Из-за сражения.

— Нет.

— Из-за отца?

Её голос прозвучал бесцветно:

— Это ему нужно меня бояться.

Арин не хотел отпускать свою навязчивую потребность в смерти генерала. Она пульсировала в нём. Но что если... Ах, если бы он не совершил ту ошибку с храмом, если бы Арин не сделал того, в чём не было необходимости, и, похоже, тем самым вынудив её стараться не попадаться ему на глаза то ли из-за страха мести Арина, то ли из-за её собственной...

— Кестрел. — Он решил спросить прямо, без обиняков. Ему претило юлить. — Ты хочешь его смерти?

Глаза девушки вспыхнули.

— Я не стану этого делать, — сказал он, — если ты не хочешь.

— Убей его, если сможешь. Мне всё равно. Он послал меня на смерть. И даже хуже.

Ненависть Арина тугим узлом связала его.

— Если я это сделаю, ты простишь меня?

— Ты так говоришь, будто жить ему или умереть зависит только от тебя.

— Так было обещано.

Она прищурилась.