Поцелуй победителя

— У тебя есть кольцо.

— Нет.

— Уколи меня.

— Нет.

— Прошу тебя.

— Я сам толком не знаю, как им пользоваться. Это может тебя убить.

— Мне все равно.

Он разозлился:

— А мне нет!

Тогда она вдруг поняла, почему у него так блестели глаза. Она сама готова была заплакать. Незнакомец пошевелился, пододвинулся ближе. Теплое тело прижалось к ее спине. Ей показалось, что она опустилась в горячую ванну. Волосы на шее шевельнулись от его дыхания.

— Так будет теплее. — Его слова прозвучали как вопрос.

— Ты сказал, что мы друзья.

— Да.

— Так уже бывало раньше?

Снова пауза.

— Нет.

Ее уже не трясло так сильно. Она обнаружила, что пододвинулась к нему еще ближе, а затем прижалась всем телом и почувствовала стук его сердца. Он обнял ее, и под тяжестью его руки она ощутила себя не такой невесомой и хрупкой, более настоящей. Тепло помогло ей успокоиться.

Но уснуть она по-прежнему не могла и чувствовала, что ее спутник тоже не спит. В голову почему-то пришла мысль, что это вполне в его духе — ждать, пока уснет она. Откуда взялась такая уверенность — непонятно. Она не могла совместить ощущение с единственным воспоминанием о своем спутнике — когда он на рынке смотрел на нее издалека: лицо и глаза врага.

Но вот он здесь, спас ее и ни разу не попросил ни о чем — только вспомнить все. Теперь он перестал умолять даже об этом. Его запах казался знакомым и приятным. Пальцы коснулись ее шеи в том месте, где бился пульс, и с силой впились в кожу, будто он хотел убедиться, что она жива. Неужели они никогда раньше не спали в одной постели? Нет. Она бы такое не забыла. Ведь правда?

Далеко на просторах тундры раздался мелодичный вой. Волки. Их голоса звучали одиноко, но в их зове была необъяснимая красота.

Очнувшись утром, она поняла, что все-таки сумела заснуть. Просыпаться было почти больно. Спутника в палатке не оказалось. Сердце вздрогнуло от неясного страха. Должно быть, она слишком резко поднялась, потому что снаружи раздался голос:

— Я здесь!

Выбравшись из палатки, она увидела его возле костра: запах дыма должен был сразу это подсказать, но в ту минуту страх, что он ее бросил, затмил здравый смысл. По-прежнему нетвердо переступая, Кестрель подошла ближе к огню. В голове крутилась мысль, что она никогда не обладала особым изяществом, но раньше, по крайней мере, могла управлять собственным телом. Она уселась напротив него. Между ними, потрескивая, плясали бледные язычки пламени.

Кольца на его руке больше не было. Интересно, куда оно делось? Но задавать вопросов она не стала, желая одного: лишь бы он ничего не говорил о прошедшей ночи. Позавтракали они молча.

Он все время украдкой косился на раненую кобылу, на которой нельзя было ехать. Во время одной из остановок она перехватила его взгляд, брошенный на больное животное.

— Не вздумай.

— Я и сам не хочу.

— Да и как бы ты вообще это сделал?

Спутник пожал плечами. Она впервые обратила внимание на кинжал у него на бедре, который тот снял с тюремщика. Раньше она тоже носила клинок. Вдруг она поняла, что до сих пор говорила на его родном языке, а не на своем.

В голове возникла картина: он берет нож и перерезает кобыле горло. Кровь бьет фонтаном. Копыта скользят по земле. Тело дрожит в агонии.

— Она для нас обуза.

— Нет, говорю тебе!

Наконец он кивнул. В памяти ее что-то шевельнулось. Ей и раньше приходилось приказывать ему. Но, с другой стороны, она была уверена, что он никогда не слушался ее беспрекословно, даже если не возражал вслух. Нет, друзьями они не были. Между ними что-то другое.

Следующая ночь не отличалась от предыдущей. Она согрелась в его объятиях. Напряжение немного отступило. Похоже, иначе ей никак не заснуть.

— Ты купила меня, — вдруг произнес он.

— Что? — Она лежала к нему спиной и едва расслышала его бормотание.

— Ты спрашивала, как мы познакомились. Это произошло на рынке. Меня выставили на продажу, а ты меня купила.

Душа требовала повернуться и посмотреть ему в лицо. Она не посмела довериться себе и не двинулась с места.

— И зачем я это сделала?

— Не знаю.

— Ты все еще принадлежишь мне?

Палатка закачалась от порыва ветра.

— Да.

Он ответил слишком прямо.

— В это невозможно поверить. Ты же понимаешь, что потеря памяти не делает меня дурой?

— Да.

— Ты сказал, что я была твоей шпионкой, а значит, я на тебя работала. Затем ты заявляешь, что я тебя купила? Получается, ты служишь мне. В то же время ты утверждаешь, что мы друзья. Господа и рабы друзьями не бывают. И потом, вот это все… — Договаривать не хотелось, тепло его тела манило. — Ты говоришь нелогичные вещи. Я тебе не верю.

Она почувствовала, как поднялись при вдохе его ребра — два костяных крыла.

— Если бы ты позволила мне объяснить…

— Прекрати. Прекрати! Не хочу слышать твой голос.

Он замолчал. Но она никак не могла заставить себя отодвинуться.

Спустя какое-то время он снова сделал глубокий вдох. Опять попытается объяснить? Ее охватила паника. Снова показалось, что она падает, летит на дно утерянной памяти и ее голова вот-вот треснет. Она не хотела ничего слышать. Отчего-то ей пришло в голову, что он хочет спеть.

— Не надо, — резко сказала она.

Он промолчал.

Она проснулась от холода. Ее спасителя рядом не было. Но ночь еще не кончилась. Куда он мог уйти? Она выбралась из палатки. Он стоял, запрокинув голову, и разглядывал удивительное небо. В черной тьме, между мелких колючих звезд, сияли зеленые и розовые пятна с фиолетовой каймой по краям. Она никогда такого не видела, поэтому спросила:

— Что это?

— Боги.

— Нет никаких богов. — Она не знала, почему так в этом убеждена, но твердо верила в свои слова.

— Есть. И они пришли, чтобы наказать меня.

— Это из-за тебя, — озвучила она свои смутные подозрения. Его лицо исказилось, подтверждая ее правоту. — Из-за тебя я оказалась в тюрьме.

Он посмотрел ей в глаза:

— Да.

10

Арин сам не понимал, как они добрались до дома. Кестрель стало хуже. Днем ее постоянно рвало, но ночью она мучилась еще больше. Тогда он обнимал ее, и ей как будто ей становилось легче. Потом Кестрель словно накрывала волна, погружавшая ее в сон. Арин каждый раз чувствовал, как ее сознание гаснет, и малодушно радовался этому. Он знал, что не может ничем ее утешить, потому что от него она не примет никакой поддержки.