Поцелуй шипов

В голове я искала какие-нибудь доказательства, которые могли бы меня предупредить и не нашла - но если я ничего не нашла, может ли это значить, что мне нельзя доверять и Колину тоже? Возможно ли такое, что и он охотился за моим отцом, как Анжело? Был ли он рядом, когда это случилось, один из застывших фигур на скалах, фигур без лица? Почему у них не было лица? У всех Маров, которых я до сих пор встречала, имелись лица, даже очень впечатляющие. Да, возможно Морфий изменил свои воспоминания, скрыв от меня лица, чтобы я не увидела, что Колин находился среди них. В конце концов он оберегал меня ... Лицо Тессы я тоже не смогла увидеть, когда прошлым летом находилась в воспоминаниях Колина. Мары могут смазывать сохранившиеся в памяти образы.

Но смог бы Колин просто смотреть и ничего не сделать, в то время, как моего отца убивали? Смог бы?

И почему, ради всего святого, во мне всё ещё что-то скучает по Анжело? Почему становилось так больно, когда я пытаюсь представить, какой будет жизнь без него. Без роскоши наблюдать за тем, что он делает, даже если это только игра на пианино, что-то, в чём я на самом деле ничего не смыслю? Почему мне становится страшно, когда я думаю о том, что никогда больше не смогу его увидеть?

Да, в том, что касалось Анжело, я могла думать о будущем. Сомнительные же чары наложил на меня Морфий. Не мог он учесть и этот пункт? Это ведь извращение, то, что я всё ещё хочу вернуться к нему и всё искупить. Извинится! Мне нельзя извинятся, за что?

Я ведь точно знала, что он сделал, мне нельзя дарить ему даже секунды моей близости, это я понимала!

В то время, как моё желание и разум ожесточённо ссорились друг с другом, я медленно доела всё, что было на тарелке, расплатилась и вышла из ресторана. Часов у меня больше не было, поэтому я не знала, сколько время, но на улочках стало намного тише.

Только сейчас я заметила собак. Я не любительница собак; спасение Россини было лишь необходимой мерой, и этого требовало моё сердце, в конце концов он ведь не виноват, что у него был такой кошмарный хозяин, а у господина Шютц он находился в хороших руках. На самом деле я скорее предпочитала кошек. Но эти животные смотрели на меня по-другому, чем те, с которыми я была знакома до сих пор.

Очевидно они были дикими, хотя казались хорошо упитанными; не на одной из них не было одето ошейника, и они образовали небольшие стаи. Они никогда не лаяли и не рычали, предусмотрительно избегали людей, спали на краю улочки или на небольшом каменном заборчике, иногда на крышах, расположенных уровнем ниже домов. Хотя речь шла здесь о настоящих дворнягах, они излучали величественную гордость. Никогда бы не подумала, что собака может иметь такую.

Я села на край забора и заболтала ногами. Небольшая стая, состоящая из старой, седой дворняги, немного похожей на овчарку, вожака группы и четырёх собак неопределяемой, достающей до колен помеси, с длинными ногами и узкими головами, легли передо мной на дорогу в ожидании, сложив морды на лапы. Их коричневые, нежные глаза оставались открытыми, уши навострёнными. Чего они ждут? Я пыталась вникнуть в их терпеливые взгляды и испугалась, когда человеческий голос коснулся моего слуха. Короткий смех, потом бормотание, показавшееся мне знакомым, но, когда я подняла взгляд, увидела только затылки нескольких пожилых, бойко марширующих туристов, дамы с фиолетово-отсвечивающей завивкой и лысые мужчины. Собаки встали и зевая и тяжело дыша, потянулись. Вожак стаи призывно посмотрел на меня.

– Ладно, значит, мне нужно следовать за вами, да?
– спросила я сухо. Он развернулся и со слегка перекошенным задом побежал вперёд, остальные увязались за ним. С покорным пожатием плеч, я встала последней в ряд. Я держалась на расстояние в несколько метров, это дикие собаки, нужно оставаться осторожной. От одной собаки я могла сбежать; с пятью собаками это будет сложно. Они могут покусать меня до смерти, если захотят. Но всегда, когда расстояние между мной и ими становился слишком большим, овчарка останавливалась, оборачивалась ко мне и высунув язык ждала, пока я их догоню.

Существа, которые могут чувствовать ... Я должна смешаться с существами, которые могут чувствовать, сказал Морфий. Он имел в виду вовсе не людей. Он имел в виду собак, которые теперь так преданно и тихо вели меня в ночи. На окраине городка они, как по команде, единодушно завернули налево в небольшой дворик отеля. Снова вожак посмотрел на меня. Отель ... Я ведь не могу проникнуть в неизвестный мне отель!

Перед открытой калиткой я неуверенно остановилась, поглядывая в сторону собак. Они расположились рядом друг с другом между двумя лежанками, снова положив свои головы на передние лапы, как будто это подходящее место, чтобы вздремнуть. И они не ошибались. Это был не роскошный отель с помпезным бассейном и великолепными садами, но обозримый и без всякого помпа. Бассейн маленький и не слишком глубокий, лежанки не заслужили бы награду за дизайн, комнаты скорее всего скромные. Но тот, как останавливался здесь, никогда не почувствует потребности переехать на другую часть острова. Можно весь день сидеть возле побелённого заборчика перед бассейном и смотреть на море, не ощущая скукоты и не испытывая чувства, что тебе обязательно нужно что-то сделать. И всё же разум остаётся ясным.

Я преодолела вежливую сдержанность, шагнула за калитку в сад отеля и подсела к собакам. Вожак тихо зарычал на меня.

– Тебе что-то не подходит?
– прошептала я.

Снова он зарычал. Он привёл меня сюда и правильно, что я последовала за ним, но видимо это не моё задание - сидеть рядом. И в чём же оно тогда заключается?

Мы в одно и тоже время вытянули шеи и навострили уши, собаки и я, когда по воздуху вновь донеслось далёкое бормотание. В этот раз у меня больше не было сомнений, что оно мне знакомо, что по крайней мере я уже раз слышала его, даже если только из далека. Оно доносилось из заднего апартамента. До него можно добраться, если обойти бассейн и пройти через узкую арку, заросшую зеленью. Я вопросительно посмотрела на овчарку. Другие собаки вновь опустили свои головы и закрыли глаза, только она ответила на мой взгляд и требовательно, но не угрожающе зарычала в третий раз.

Я должна пройти к апартаменту. Когда я встала, направившись туда, у меня было такое чувство, что я невидимая. Шаги не вызывали никакого шума, я не чувствовала ни ветра, ни тепла на коже, ничто не сможет оказать мне сопротивление. Я, если захочу, даже смогу преодолеть силу притяжения земли.

Я стала существом ночи.

Как только я положила руку на ручку двери, балконная дверь апартаментов бесшумно открылась. Мне даже не пришлось двигать или толкать её. Я тут же отпустила ручку и сделала шаг вперёд, зайдя в номер, где остановилась рядом с длинной, тёмно-синей шторой на стене. Я посмотрела на спящих в кровати, чьи сны только начинали образовываться, бесформенные и бесцветные.

Их сны были чёрно-белыми. У них в этом не было особого таланта. Эти сны не смогут надолго насытить, они сгодятся, если нет ничего другого, но не для сильного голода. Мужчина повернулся ко мне затылком, зато лицо женщины я хорошо видела. Да, горький привкус, который портил мне аппетит, исходил от неё. Тлеющий страх и беспокойство пронизывали её сон. Она чувствовала что-то, что не могла идентифицировать. Уже всё это время она это чувствовала, с тех пор, как они сошлись, хотя всё ведь казалось таким гармоничными и совершенным. Он красивый, умный, заканчивает образцовое образование, сделает карьеру и заработает хорошие деньги. Скорее всего у него даже есть качества, чтобы стать хорошим отцом. Он внимательный любовник и иногда делает ей подарки. Она любит его мальчишескую, озорную улыбку и игру его тёмных волос. Ей нравится смотреть на него голого, и она хочет быть рядом. Но всегда, когда она прикасается к нему во сне или заглядывает глубоко в глаза, у неё такое чувство, будто она сталкивается с незнакомцем, который приносит ей несчастье. И всё же она одержима им. Теперь тоже их руки прикоснулись друг к другу, а вскоре и их сны, мысли соединились, снова отделились и полный страха стон заглушил её затравленное дыхание. Её веки вздрагивали.

– Повернись ко мне, Кристьян, - сказала я, используя полную силу моих мыслей. Он сразу же подчинился, во сне. Я встала на колени, чтобы посмотреть ему в лицо, спокойно и так близко, как не могла никогда раньше. Он повзрослел. Вокруг глаз образовались первые тонкие морщинки; следы жизни, которые никогда не увидишь просто бегло взглянув, которые, однако, год за годом, будут становится всё глубже. Его лоб стал немного выше, а губы тоньше. Он всё ещё был исключительно красивым молодым человеком, но я задавалась вопросом, куда девалось очарование, из-за которого я каждый раз, когда смотрела на него, впадала в меланхолический транс.

Гриша Шёнфельд, тайная супермодель нашей школы - не только я так чувствовала, я была одна из множества. Красивый, красивее, Шёнфельд². Для меня он значил даже больше. Я не могла забыть его, как другие. Он навсегда остался со мной. А теперь ... самый обычный, спящий мужчина, положил голову на загорелую руку, тёмные пряди упали на глаза, рот слегка приоткрыт. Не ангельское лицо, а чисто человеческое, с ошибками и погрешностями.

– Что это было?
– спросила я шёпотом.
– Что все эти годы связывало меня с тобой? Почему ты казался мне таким близким? Почему мне всегда хотелось быть рядом?