Поцелуй Валькирии - 3. Раскрытие Тайн

Чернее самой черноты, ингатус приковывал взгляд, завораживая и ужасая одновременно…

Черный порошок, насыпанный в чашку с кровью Кэтрин и Элеоноры, все это перемешано палочкой, украшенной какими-то ритуальными символами, и Нора вдруг попросила Кэтрин открыть глаза, капая на ее ладошку зельем, затянувшим ранку.

– Я не могу его снять, хочу сразу предупредить, - заметила женщина. – То, что я сделаю сейчас, избавит тебя от вспышек злости и ярости, при которых ты не сможешь себя удержать, но это все равно останется в тебе, пока или их с тебя не снимет Тадеуш, или Димитр не скончается, иных вариантов мы придумать не смогли. Но у этого есть оборотная сторона – если ты доведешь себя до состояния ярости, хотя это станет куда сложнее, чем сейчас, ты убьешь. Как минимум, причинишь серьезный вред. Ты готова на это?

– Это единственное, что можно сделать? – Элеонора мрачно кивнула.

– Еще один способ их заглушить – забрать твой дар валькирии, но не думаю, что это хорошая идея. Я поставлю очень сильный блок на эти чары, и свяжу нас с тобой в некотором роде. В общем, когда будешь злиться, опасную черту это не перейдет, потому что все, что зайдет за нее, буду испытывать я. Меня на этом поймать не должны, - мрачно улыбнулась она. – Я умею контролировать себя даже в минуты страшнейшей ярости, так что рассудок должна сохранять, тем более что самих-то чар на мне нет и не было… Идет?

– Рискнуть стоит, - серьезно кивнула Кэтрин. – Это хотя бы шанс дает на избавление от них, что важно. Ребенку, - внезапно вздрогнула она. – Не повредит ребенку?

– Нет. Все самое опасное я делать буду над собой, что дольше, но лучше для тебя в твоем положении… - отозвалась Элеонора, что-то рисуя на своих по локоть открытых руках смесью из крови и непонятных порошков, - ну так что, рискуем? – улыбнулась женщина, пальцем рисуя на щеках Кэтрин пентаграммы и заключая каждую в круг. Валькирия кивнула, успокаивающе поглаживая засветившийся маховик.
– Нарисуй мне такие же, обязательно указательным пальцем и абсолютно одинаковые, - Элеонора вручила Кэтрин чашку с черной вязкой жидкостью, получившейся из крови обеих девушек, и зажмурилась. Кэтрин, сделав глубокий вдох – от чашки пахло кровью, что вызывало у нее тошноту, недрогнувшей рукой нарисовала на щеках Хранительницы две одинаковых пентаграммы, пока Элеонора что-то неслышно, одними губами, шептала на латыни… Запах тлеющего Розмарина окутывал кабинет с задернутыми шторами, освещаемый лишь черными свечами с неприятным запахом. Из чего последние были сделаны, Кэтрин предпочитала не знать… - А вот теперь, ифрит, выйди. Даю слово, с ней все будет в порядке, - не открывая глаз, скомандовала Нора стальным голосом. Кэтрин, увидев холодное выражение лица женщины, подтвердила приказание взглядом, заставившим Майкла выйти, кивнув «сестре» и одарив Элеонору недоверчивым взглядом. Нора открыла глаза, переплетя пальцы, измазанные в крови, с пальцами Кэтрин, и попросив девушку неотрывно смотреть ей в глаза. Мгновение спустя в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь шевелением губ Бутти, шептавшей слова заклинания, призванного максимально избавить Кэтрин от влияния чар Димитра. Заклинания, делавшего их, в недалеком прошлом едва ли не врагов, а сейчас – хороших знакомых, даже, быть может, подруг, в некотором роде сестрами по крови. Заклинания, после которого Нора подвергала себя впервые за долгие годы опасности провала. И все же она сама предложила этот вариант. Прекратить безумие и вернуть жизнь в нормальное русло – вот чего ей по-настоящему хотелось. И неважно было, какую цену придется за это отдать…

Комментарий к Платить нужно за все… (от третьего лица)

(1) Немецкое разговорное слово, выражающее недовольство и огорчение по поводу неудачи и невезения, примерный аналог русского “блин”, “проклятье!”

(2) Я знаю, как это тяжело, я знаю… (нем.)

========== Вдалеке от Англии… (Кэтрин) ==========

Тихий шепот, черные свечи, горевшие вокруг нас и тошнотворный запах крови, смешанной с какими-то порошками. Я прижала руку к животу и приоткрыла глаза. Сначала мы смотрели глаза в глаза, не моргая, так, что мои заслезились, но потом Элеонора позволила мне их закрыть. Нора сидела с закрытыми глазами, монотонно шепча заклинания, от одного звучания которых мне становилось дурно. Я чувствовала что-то странное, протекавшее по моим рукам от пальцев к плечам и голове, прокатывавшееся волнами. Сплетавшееся, казалось, с каждым сосудом в моем теле. Я закрыла глаза, осознав, что по щекам Норы течет вновь ставшая свежей кровь, которой нанесены были символы на наших щеках и на ее руках, оголенных по локоть. Мне казалось, что я торчу тут с ней уже бесконечно долгое время, но я боялась открыть рот и помешать тому, что она делала. Внезапно я осознала, что Элеонора шепчет слова сквозь стиснутые зубы, а ее пальцы едва заметно дрожат. Я знала, что может вызвать такое состояние – сильная боль. При том, что мне не было больно, Нора явно расплачивалась за совершаемое нами куда больше.

“Все самое страшное – над собой”, - произнес в голове ее всегда чуть язвительный голос. Видимо, из-за ребенка Нора старалась максимально облегчить процедуру для меня.

– Все готово, - внезапно произнесла она. Потрескивание в ту же секунду затихло. Я открыла глаза и встретилась взглядом с темными глазами женщины, блестящими в свете свечи. – Осталась самая малость, но тебе не предлагаю, впрочем, так даже лучше… - усмехнулась она, проводя рукой над чашкой с остатками смеси из нашей крови и каких-то порошков. – Вынуждена признать, щиты на свою работу он изрядные наложил.

– Ты сняла их?

– Если бы я их не сняла и своего не добилась, я бы не прервала обряд, - Нора поднесла чашку к губам. – Однако мне это стоило несколько неприятных ощущений. После войны ты точно будешь мне еще долго за все, что я для тебя сделала, должна, - улыбнулась она. И выпила содержимое чашки одним глотком. При виде тонкой струйки крови, стекшей из уголка ее губ, меня затошнило. Нора провела рукой по лицу, стерев капельки темно-красного цвета и отставила пустую чашку. – Мерзковато на вкус, - она погладила свою щеку и внимательно изучила измазанные в свежей крови растекшихся символов пальцы. – Итак, Сестра Кэтрин, все получилось.

– Сестра Кэтрин? Разве не валькириям можно так нас называть? – спросила я, улыбнувшись. Странное чужеродное ощущение внутри притупилось, постепенно исчезая, словно бы становясь привычным. – Нора, это точно не опасно для ребенка?

– Более чем точно. Ну разве что в некотором роде его будущая тетушка – Хранитель, но… Думаю, он не будет возражать, - Нора поднялась на ноги, протягивая мне руку. Я встала, с удовольствием выпрямив затекшие ноги, и сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить тошноту. Элеонора взмахнула палочкой, собирая свою поклажу и загасив почти не прогоревшие черные свечи.

– Тетушка? – спросила я. – В смысле тетушка? – Бутти огляделась, взмахнув палочкой еще раз. Ее глаза приобрели странный оттенок серого цвета, с искорками зеленого. В свете загоревшихся обычных свечей я это заметила.

– Ну, чтобы помочь тебе, мне пришлось смешать нашу кровь, так что в каком-то роде я тебе теперь прихожусь сестрой по крови. Потому-то мы и не сможем выдавать маленькие и большие секретики друг друга, - она улыбнулась. – Ты не рада? – голова закружилась от усталости и недавнего напряжения. – Эй, тебе плохо? – встревожилась Элеонора, усадив меня в мягкое кресло. – Кэт?

– Просто слабость… Ты же знаешь, я в несколько необычном положении, - я выдавила улыбку, поглаживая животик. Два месяца… То, о чем я мечтала, когда еще был мир, случилось в разгар войны. Я боялась за не рождённого еще ребенка и молила Свет о том, чтобы родился он уже в мире, где не будет войны. Чтобы его она не затронула так, как нас с Гарри уже в раннем детстве. По сути, я не помнила жизнь до войны, а Гарри ее вообще не знал. И я понимала, что едва ли когда-нибудь сумею не просыпаться в холодном поту от кошмаров. Тогда, в те трудные годы, даже когда Белла исчезла и еще не вернулась, я не умела жить, не боясь. И не знала, смогу ли научиться…

– Даже не хочу знать, как вас обоих угораздило, но твоя беременность, прости, несколько несвоевременна, - она поставила сумку на пол и опустилась рядом с ней на колени, что-то ища. Достав склянку с безобидным на вид желтым прозрачным зельем с золотистыми крапинками, она протянула ее мне. – Вот, принимаешь по утрам и перед сном по половине чайной ложки, насколько хватит. Уменьшит тошноту и головокружение, укрепит вас с ребенком. Ему не вредит, - я встретилась взглядом с почерневшими снова глазами Норы. Она сунула бутылочку мне в руку и сжала вторую руку в своей. Теплые мягкие руки… Руки человека, ставившего себя под удар, чтобы я смогла выполнить то, что мне суждено. Женщины, рисковавшей ради помощи мне и моим близким жизнью. Женщины, так и оставшейся для меня загадочным и неоднозначным человеком. Но от этого не менее дорогим…

Пожалуй, не только ритуал сделал нас в некотором роде сестрами крови. Но и все то, через что нам пришлось пройти рядом.

– Спасибо, - я сжала склянку в руке. – Ты уверена, что помогает? Оно ведь не… Ну, я хочу быть уверена в том, что оно подействует, ты же понимаешь… - я замялась, внезапно осознав всю нетактичность этих слов. Элеонора никогда не была замужем и едва ли у нее есть или были дети. Я до знакомства с матерью Анж вообще не знала, рожают ли Хранители и что из этих детей получается… Нора никогда не заводила разговора о своей личной жизни, до того дня, когда погиб Райли, но и тогда она рассказала мне только о своей первой влюбленности и том, чем та закончилась. И я не знала, насколько болезненна для нее эта тема, однако интуиция – не валькирии, обычной женщины, говорила, что она ей как минимум неприятна.