Поцелуй Валькирии - 3. Раскрытие Тайн
Шрифт:
Еще один роман, после которого она перестала доверять мужчинам, считая их лишь средством или проведения досуга, или полезными узелками ее сети, или же частью своей работы. Нет, она никогда не отрицала, что мужчины могут быть достойными, верными и настоящими, и видела такие примеры, но – их было мало и они были уже заняты. Снейп (она искренне зауважала его после неудавшегося соблазнения, когда он проявил себя человеком, верным своей девушке, и сейчас искренне желала им с Кэтрин счастья), Влад, который просил Нору помочь с выбором кольца для Гермионы, твердо решив на ней жениться сразу после ее выпуска еще в конце ее шестого курса, мистер Реддл. Но после истории с Рисменом во второй же год ее работы на кафедре…
«Я люблю тебя»… Эти слова показались ей тогда чудом, сказкой… Вот только сказка долго не продлилась. Через два месяца девушка, счастливая, едва
Студентка, ее же, с четвертого курса, мило улыбавшаяся, прогуливалась по дальним аллеям парка – Нора решила чуть подышать свежим воздухом после лаборатории – в обществе Рисмена. Все бы ничего, студенты и преподаватели подчас много общались вне корпусов, у нее самой всегда были ученики, с которыми можно было поболтать о Зельях после пар и поболтать интересно.
Вот только Джереми (а так звали Рисмена) говорил ей все то же самое, что и самой Норе. Слово в слово. Чудо закончилось в одночасье.
Когда Элеонора, в плаще, подошла к «голубкам», Джереми побелел как полотно, и умолял ее не трогать их. Он не был Хранителем, но знал, что Элеонора – Хранитель. Бутти тогда хохотала ему в лицо, отпустив девочку. Отчислять ее она и не подумала, понимая, что и студентка оказалась такой же дурой, как сама Нора… Но глядя на полные ужаса глаза и слушая «госпожа Элеонора, умоляю», она просто смеялась от всей души, не понимая, как могла ему поверить. Именно после этой истории она заставляла остальных называть ее «фрау». Неважно, что это было не так, ей не хотелось лишний раз напоминать себе и другим, что она не замужем, чтобы вот такие вот Рисмены больше не лезли в ее жизнь, не портили ей настроение и не тратили ее время. Фрау Бутти… Госпожа Элеонора… Госпожа Бутти, от Димитра – Элли. Она так часто слышала это, что ее уже тошнило от этих слов. А еще она иногда осознавала, что ее бесконечно давно не называли Норси, как звала ее мама и иногда бабушка. С самого момента смерти матери больше девяти лет назад…
Больше она не верила почти никому. Лишь единицы людей вошли в круг тех, кому она доверяла. Кэтрин, Влад и Гертруда, по большому счету. Больше никого.
Димитра она ненавидела с первых дней знакомства – фанатичный, амбициозный, он не понравился ей сразу. Однако притворяться Элеонора научилась за прошедшие с Дня Ягнят годы более чем хорошо уже к тому моменту, и он очень скоро поверил, что она стала для него ближайшим доверенным лицом, незаменимой и преданной помощницей. Чего, разумеется, в реальности не было и в помине… Более того, Элеонора, зная его мечты о том, что все вокруг будут ему покоряться и исполнять исключительно его волю, искренне его презирала. И ненавидела – он обращался с ней как с вещью подчас, извиняясь потом и рассыпаясь в лживых обещаниях. Она была ему нужна, и понимала это, и потому и старалась сохранить его доверие, кем бы он ни был – учеником Верховного, молодым Хранителем на посылках, преемником ее отца или даже самим Верховным – она всегда была рядом, готовая исполнить его приказание или дать совет, высказать свое мнение.
Власть, которой она была облечена сейчас, уступала только власти и могуществу Димитра. Стоило ей шевельнуть пальцем – и десятки Хранителей бросились бы исполнять ее указание, даже если она прикажет им в духе немецких сказок воевать с горой, мешающей ей услаждать свой взор, вооружившись карандашами маглов. Но эта власть была нужна ей еще меньше, чем никак, ей никогда не хотелось ощущать себя властительницей судеб и приказывать окружающим, как им жить. Власть была лишь средством, но не конечной целью мисс Бутти. Панны Щербак, если быть честной со своим прошлым, но она ненавидела все польское из-за того, как отец обошелся с ее и матери жизнью. Может и не мстительна, но жутко злопамятна – это было о ней…
Конечная же цель – восстановить нормальное течение жизни, приняв в этом самое активное участие, сохранив при этом Орден, с которым была теперь так тесно связана. Искупить свои поступки прошлого, минуя пожизненный срок в Ирманазе – а он грозил ей уже не один год, если бы выплыли подробности ее преступлений.
И, быть может, заслужить прощение тех, кто проклял этот Орден, снова увидеть в зеркале не бесцветную дряблую кожу и тусклые волосы, а здоровое лицо и свои настоящие глаза. Такие же, какие были у мамы… Хотя это было всего лишь мечтой, которой едва ли суждено было сбыться, как и всем прочим мечтам. Как и той мечте, что она загнала
уже давно в самые глубины души, не позволяя себе и думать об этом, и лишь раз недавно, видя, как дети Жозефины прижимаются к матери, на миг позволила ей вырваться наружу. Собственное счастье, свои дети, нормальная семья. За ту жизнь, что ей довелось вести, и тот успех, что она имела, нужно было платить.“Быть счастливой мне не суждено”, - решила она для себя уже лет шесть назад, запретив себе и думать об этом. Не суждено…
***
Черные глаза распахнулись так же резко, как и закрылись. И встретились взглядом с голубыми, неотрывно разглядывающими лицо девушки.
– Час истек, - улыбнулась женщина привычно холодной улыбкой. – Веди обратно, ифрит. Мне пора в подвал, - с сарказмом произнесла она.
– Поразительная пунктуальность, - Майкл глянул на часы на руке. – Ровно час с момента выхода из подвала.
– Ты сомневался в моих способностях? – Нора с удовольствием отметила, что голова прошла и ингатус сделал свое дело, впитав боль и исцелив рану, недаром же она подпитала его.
– Нисколько, - усмехнулся мужчина, поднимаясь на ноги. – Пошли, черная пакость, - рука указала на дверь.
– Я, помнится, сказала, как меня надо называть, - улыбнулась девушка, выходя из кабинета. Эд подозрительно обнюхал ее руку, когда она проходила мимо.
– Как хочу, так и называю, ясно? – раздался громкий шепот над ее ухом. – Это мой дом и здесь тебе придется терпеть мои правила, - Кэтрин уже ждала ее в подвале, сидя на стуле и жуя какую-то булочку. По бледному лицу девушки видно было, что ей нехорошо. Токсикоз, скорее всего, или просто общая слабость, подумалось Элеоноре. Лично она беременна не была никогда, но беременных подруг иногда видела и Кэтрин в этот образ вписывалась. Элеонора даже на минуту ей позавидовала, по-доброму, и порадовалась за нее. Хотя и понимала, что радость эта неоправданна и преждевременна…
– Нам нужно будет сесть на пол, обеим, - вздохнула Элеонора, с удовольствием отметив, что Майкл недовольно нахмурился сбоку от нее. Злить этого ифрита доставляло ей какое-то мстительное удовлетворение. – Жаль, что пол холодный.
– В кабинете снимешь, - прорычал Майкл, помогая Кэтрин встать. Невысокая худенькая девушка не доставала ифриту и до плеча и рядом с ним казалась крошкой. Сама Элеонора ему по шею доставала неплохо и почти доставала до подбородка, хотя и приходилось задирать голову, когда они оба стояли. – Но я буду находиться там.
– Да без проблем, - хмыкнула Нора, забирая свою сумку и помогая Кэтти переступить порог, - сиди. Собачку только уведи…
– Влад, посиди с Эдвином, - скомандовал Майкл. Молодой аврор кивнул и позвал собаку, медленно вышедшую из кабинета и подошедшую к хозяину. Лизнув руку Майкла, пес завилял хвостом, когда хозяин потрепал его по холке.
– Эд, с тобой погуляет Влад. Слушай его! – Майкл снова потрепал сенбернара по холке и приманил магией его любимый мячик. Пес радостно гавкнул, увидев, что с ним играют, и так же радостно дал надеть на себя ошейник и поводок и выйти погулять… - А с тебя я глаз не спущу, дорогуша, - усмехнулся он, взглянув на Элеонору.
Девушка же молча заставила розмарин тлеть в небольшой чаше на столе кабинета, зажгла черные свечи, принесенные ей же, под пристальным взглядом желтых глаз ифрита, и села прямо на пол, скрестив ноги и приказав Кэтрин сесть рядом в точно такой же позе и закрыть глаза. Как только это повеление было исполнено, Элеонора медленно вытянула из-за голенища сапога тонкое лезвие кинжала чернокнижника, испещренное жуткими на вид рунами, с черным как ночь эфесом, что заставило Майкла напрячься и встать на ноги. Но едва он сделал шаг, вокруг девушек вспыхнули язычки черного пламени, Нора что-то пошептала и пламя исчезло, оставив идеальный круг из черных гладких камушков с рисунками в виде рун, таких же, как на лезвии ее кинжала, несомненно, препятствующих тому, чтобы им с Кэтти помешать, а девушка посмотрела на ифрита, приложив к губам тонкий пальчик. Мгновение спустя Кэтрин вскрикнула от боли, когда лезвие порезало ее ладонь. Но глаза не открыла. Кровь закапала в подставленную Хранительницей чашечку, а сама Элеонора резко провела, закатав рукав, по своей руке острием кинжала, и согнула руку так, чтобы кровь шла туда же. Кровь куда более темная, чем у Кэтрин, и текущая из вены. Элеонора сжала вторую руку в кулак, отложив кинжал, и разжала снова, показав ингатус, от которого по ее ладони словно пробежали тонкие нити, и провела рукой, тыльной стороной кисти, над раной. Кровь перестала идти, рана не затянулась, но покрылась корочкой…