Почем нынче русалки

– Нравиться?
– шепот Лира возник возле самого моего уха.

Я отвлеклась от созерцания такой красоты и обернулась к нему.

– Очень.

Улыбка Лира была мягкой и теплой.

– Это мой подарок тебя, Ари, - сказал Лир.

– По поводу?
– спросила я растерянно.

– Мне не нужен повод, чтобы дарить подарки дайари, - улыбнулся Лир.
– Принимаешь?
– уточнил он зачем-то, хотя по выражению моего лица итак все было понятно.

– Да.

Маг снова мне улыбнулся, поцеловал в щеку и ушел в спальню. Я стояла и смотрела на подарок Лира, пока не раздалось покашливание портнихи.

– Это чудесно подойдет, - сказала она, улыбаясь.

Я кивнула ей, положила колье на столик, и поняла, что даже не поблагодарила Лира.

– Я сейчас, - сказала я быстро, и кинулась в спальню.

Видимо, Лир уже заснул, когда я залезла к нему на постель и стала целовать в губы. Он очнулся, ответил на мои беспорядочные поцелуи.

– Что случилось, Ари, соскучилась?
– спросил он, смеясь.

– Я забыла сказать тебе спасибо, Лир. Вот, говорю, - смутилась я.

Он рассмеялся.

– Пожалуйста, Ари. Все, что пожелаешь.

– Ну, спи тогда, я пошла дальше делами заниматься.

Лир как-то странно вздохнул и накрылся одеялом, а я выскользнула из комнаты, закрыв дверь.

– Вам нужно открытое платье без бретелей, которое начинается от груди, с открытой спиной до талии, леди Ариадна, - сказала портниха, кивая в сторону комплекта.
– Длина до щиколоток, книзу - расширенное слегка. Платье должно не быть свободным, а облегать фигуру.

– Я тоже так думаю, - сказала я, прикидывая, как это будет красиво смотреться.

Если уж прощаться, то - так, прекрасной. И бежать в таком будет легко, почти не холодно.

– Давайте определимся с цветом. Серебряное, белое или синее?

– Синее, - ответила я, смотря на Гретту.

Та кивнула, явно одобряя мой выбор, и достала из своей сумки образцы ткани. Мы остановились на синем шелке. Гретта, кивнула, одобрив мое решение и сейчас.

– У меня есть к вам еще одно предложение, леди Ариадна, - сказала моя портниха.
– Можно по платью пустить красивую вышивку с серебряными лилиями.

– Перебором не будет?
– спросила я ее, прикидывая, что у меня колье, серьги и браслет дайари.

– Нет, леди, если вы волосы просто поднимете наверх, и оставите вонами спадать до талии, ничем не украшая.

Я кивнула, соглашаясь. Все равно не планировала делать на бал прическу.

Портниха сняла с меня мерки, сказав, что платье будет готово через два часа, и она сама мне его принесет, а пока там пришел торговец обувью, я могу приглядеть себе туфли или босоножки.

– Лучше туфли серебряного цвета, - сказала портниха.

Башмачником оказался эльф с темными длинным волосами, закрепленными обручем и с яркими зелеными глазами, который уже знал, что я - дайари принца, и не удивился тому, что на бал я собираюсь в ночь накануне. Все обувь, которую он предложил, была хороша, но свой выбор я сделать не смогла.

– Леди Ариадна, позвольте вам предложить еще один вариант, - сказал эльф.
– Если подойдет вам эта пара туфелек, то они - ваши просто так. Я уже сотню лет не могу подобрать для них владелицу.

Я удивленно кивнула, а потом эльф достал ...хрустальные туфельки. Я не выдержала, фыркнула и рассмеялась. Башмачник поднял на меня голову и его брови поползли вверх.

– Вам не нравится?

– спросил он осторожно.

– Нравятся, только вот...

Я снова рассмеялась, не удержалась и рассказала сказку о Золушке. Эльф дослушал до конца и улыбнулся по-доброму так. А у меня чуть ли не истерика начиналась, потому что если туфельки мне подойдут, это будет нечто. Я ведь как героиня этой сказки получаюсь. Почти. Росла без родителей? Росла. Была сиротой без статуса и богатства? Была. Собиралась сбежать от принца с бала? Собиралась. И я даже не удивилась, когда туфельки идеально мне подошли. Только хихикнула, озадачив эльфа.

– А почему они не тяжелые?
– спросила я осторожно.
– Хрусталь же.

– Это гномы делали, они их магией облегчили. В них вы, кстати, не сможете натереть ногу, - добавил эльф.

Я поблагодарила его за подарок, и мы расстались, довольные друг другом. Я выпила чаю с плюшками, и собралась было встать, как в приемную вошла портниха с синим платьем в руках.

– Уже?
– спросила я удивленно.

Так кивнула.

– Вы два часа обувь подбирали, - заметила Николлета.

– Подобрали?
– спросила Гретта.

– Да, - снова хихикнула я вместе с горничными.

– Покажете? Надо будет с платьем померить.

Я кивнула и достала хрустальные туфельки. Выражение лица у портнихи стало непредоваемым.

Платье смотрелось на мне изумительно, и оттенки синего шелка переливались в свете свечей, словно морские волны. То, что надо. То, что подходит. Жаль, что с этой красотой придется расстаться. Она раствориться, когда я окажусь в воде. Маленькая серебряная сумочка, которую сшила Гретта, мне тоже очень понравилась, я попросила стражников отнести ее к Арану, не объясняя свой странный поступок. Эльф помнит итак про наш договор.

– Нижнее белье стоит подобрать, - сказала Гретта, с восхищением смотря на меня.

Я вынесла им белый кружевной комплект. И он, на удивление всех, подошел, правда, лямочки у бюстгальтера пришлось убрать, но он итак держался. Когда я поблагодарила портниху, а мы с горничными спрятали мой наряд до поры до времени, чтобы не увидел Лир, я осталась в приемной одна и поняла, что заснуть уже не смогу. Не получиться. Да и до рассвета совсем ничего. Я накинула плащ, натянула сапожки и спустилась вниз, покинула дворец, и пошла сквозь сумрачный сад к статуи Аранатариэль. Прощаться и обещать, что вернусь. Я даже спела ей ее любимую песню о красоте мира и торжестве света. На эльфийском языке.

– Твое желание побыть одной, вдалеке, меня начинает пугать, - сказал заспанный Лир, неожиданно появившись на дорожке.

Я ничего не ответила. Просто пересела к нему на колени и позволила ему согреть своим дыханием мои озябшие руки. Жаль, что сердце мое он согреть уже не может.

Через час мы вернулись во дворец, Лир предложил принять вместе ванну, и я согласилась, зная, что это все с ним сейчас в последний раз. Он был ласков, нежен, заботлив, и это доставляло мне еще большую боль. Уйти от того, кто к тебе относится по-другому, не так, как Лир, проще и легче. А его любовь меня иступляла, заставляя забывать обо всем на свете. Нельзя так. Нельзя так любить. Но я любила. И с этим ничего нельзя было поделать.