Почему мы любим. Природа и химия романтической любви

Отвергнутые возлюбленные откликнулись быстро. Как и в предыдущем эксперименте, мы отсеяли левшей, тех, у кого в голове были металлические элементы, включая зубные брекеты, а также принимавших антидепрессанты и страдавших клаустрофобией. Затем я по очереди подробно побеседовала с каждым из участников, обсудив подробности их несчастной любви и объяснив, что будет происходить с ними во время магнитно-резонансного сканирования.

Процедура была такой же, как и та, которую проходили счастливые влюбленные. Каждому из участников предстояло сначала смотреть на фотоснимок отвергнувшего их возлюбленного, а затем – на нейтральную фотографию, не вызывающую ни положительных, ни отрицательных эмоций. Между заданиями им предстояло выполнять задачи для эмоциональной стабилизации, отсчитывая от произвольного числа назад, каждый раз отнимая семь. В это время магнитно-резонансный сканер должен был регистрировать активность их мозга.

Эти предварительные интервью стали для меня непростым испытанием. Меня глубоко трогала каждая услышанная история. Казалось, что все эти парни и девушки с разбитыми сердцами пребывали в глубокой депрессии. Я этого ожидала. Однако многие при этом испытывали гнев, и этот непредвиденный аспект отвергнутой любви заставил меня еще раз задуматься о невероятной силе этой человеческой страсти.

Эту жгучую «любовную ненависть», как назвал ее драматург Август Стриндберг, я впервые воочию увидела на первом сеансе сканирования с участием Барбары.

Любовная ненависть

Мы сканировали мозг Барбары, когда она была по уши влюблена в Майкла, отвечавшего ей взаимностью. Как и все безумно и счастливо влюбленные, после первого эксперимента Барбара просто сияла. В ее глазах плясали огоньки, она тихонько смеялась. После сканирования она поднялась, грациозная, преисполненная энтузиазма и прямо-таки брызжущая оптимизмом. Потом она призналась, что рада была возможности спокойно лежать, глядя на фотографию Майкла и вспоминая счастливые моменты их встреч. Однако счастье Барбары оказалось недолгим. Пять месяцев спустя Майкл бросил ее.

Я узнала об этом однажды утром, когда, направляясь в университетскую психологическую лабораторию, обнаружила ее рыдающей за большим столом для переговоров. Я в ужасе увидела, какой надломленной стала эта когда-то энергичная девушка. Ее волосы были взлохмачены, она похудела, в лице совсем не осталось красок, а по щекам текли слезы. Она едва двигалась, как будто в руках у нее был тяжелый груз. Сказала, что чувствует себя «несчастной», что ее «самоуважение рухнуло». «В мыслях я все время возвращаюсь к Майклу, – призналась она. – У меня в груди – как будто комок горя». Как выяснилось, перед этим она провела все утро, сидя на кровати и уставившись в пространство.

Я была тронута ее страданиями, поэтому вышла, дав ей возможность остаться в одиночестве. Однако, стоя в темной комнате по соседству и пытаясь собраться с мыслями, я вдруг сообразила, что Барбара может стать источником ценнейшей научной информации: с ее помощью мы можем узнать, что происходит с мозгом человека, которого недавно бросил возлюбленный. Я, несколько конфузясь, спросила у Барбары, не хочет ли она вновь пройти процедуру магнитно-резонансного сканирования – на сей раз в качестве человека, пережившего несчастную любовь. Я предупредила ее, что воспоминания о возлюбленном во время процедуры могут пробудить сильные чувства, и заверила, что после сканирования при необходимости побеседую с ней, чтобы дать возможность успокоиться, а через несколько дней обязательно позвоню ей, дабы убедиться, что эксперимент не вверг ее в еще большее отчаяние. При этом, добавила я, ее участие в сканировании, возможно, поможет другим людям, таким же страдающим и покинутым, как и она. Колеблясь, я предложила Барбаре провести эксперимент в тот же день.

Девушка любезно согласилась.

По пути в лабораторию Барбара еле передвигала ноги. Казалось, она пребывает в глубочайшем отчаянии.

Но это было только начало. Хотя я подозревала, что Барбара будет расстроена, то, что произошло после эксперимента, воистину поразило меня. Сразу после процедуры Барбара спрыгнув со стола томографа, пулей бросилась к двери и, выскочив из кабинета, помчалась к выходу из здания. У меня не было времени ни поговорить с ней, ни отдать ей 50 долларов за участие в эксперименте. Полчаса спустя я удивилась еще сильнее: Барбара вернулась, чтобы получить деньги. Она, казалось, не осознавала, что происходит вокруг. Я упросила ее посидеть со мной в приемной. Там она, наконец, разговорилась.

По словам Барбары, когда она во время эксперимента смотрела на фото Майкла, она вспомнила все их размолвки. «Я не смогу этого пережить!» – воскликнула она и разрыдалась. Пока она плакала, я заметила кое-что еще: она не на шутку злилась на меня. Рыдая, она бросала на меня выразительные взгляды, и вдруг закричала: «Зачем вам все это изучать?» Вслед за этим она разразилась бранью, а я смотрела на нее в ступоре, слишком пораженная, чтобы отвечать. Постепенно я поняла важную вещь: эксперимент помог Барбаре высвободить то, что психолог Рейд Мелой назвал «яростью брошенного» (6). Барбара злилась не на меня: ее ярость была направлена на Майкла. Она набросилась на меня лишь потому, что я оказалась доступнее.

Я спросила себя: неужели механизм, ответственный за романтическую страсть, непосредственно связан с другими механизмами, вызывающими гнев и ненависть?

Долгое время я пребывала в уверенности, что противоположность любви – не ненависть, а безразличие. Теперь я начала подозревать, что между любовью и ненавистью в человеческом мозге может существовать сложная взаимосвязь, а безразличие, скорее всего, возникает и ощущается благодаря совершенно иным механизмам. Возможно, эта связь между любовью и гневом объясняет, почему преступления страсти – преследования, убийства и суициды – так часто случаются во всех без исключения странах мира: когда связь разорвана, а любовь предана, мозг может мгновенно направить высвободившиеся силы на ненависть.

Паранойя отверженного

«Конечно, так будет лучше, / Конечно, я научусь, / Ненавидеть тебя, как и всех / Прежних любимых…» [56] (7) Американскому поэту Уильяму Снодграссу, несомненно, был знаком тот гнев, который обуял Барбару. Такую же ярость проявляли еще несколько брошенных участников нашего эксперимента после окончания процедуры сканирования.

Мне довелось увидеть и случай паранойи – у очаровательной молодой женщины по имени Карен. Ее приятель Тим бросил Карен за три месяца до начала нашего эксперимента. Они встречались почти два года и намеревались пожениться. Выбрали кольца – и для обручения, и для венчания. Поэтому, когда Тим бросил ее ради другой девушки, своей коллеги, Карен была ошеломлена. «За две недели я потеряла семь килограммов», – плакала она. К моменту нашей встречи у нее все еще продолжались проблемы со сном. «Я все время о нем думаю, – говорила мне Карен. – Все вокруг наводит на меня тоску. Меня совершенно не волнует, как я выгляжу, с кем провожу время. Меня вообще ничто не волнует. Это ужасно, мне так больно!» Она собрала все фотографии Тима в коробку и убрала их в шкаф, а также подумывала о том, чтобы начать пить антидепрессанты.

56

Пер. Е. Милицкой.

День с Карен оказался совершенно сумасшедшим. Когда перед началом эксперимента мы встретились на Центральном вокзале, она выглядела очень удрученной. Потом, когда мы ехали на поезде в Стоуни Брук, все два часа дороги она была оживленной и чрезвычайно милой. Однако, едва мы вошли в лабораторию, ее разговорчивость вновь сменилась унынием. По пути на обед она, казалось, была готова расплакаться. Она не съела ни кусочка пиццы, не выпила ни глотка колы. А когда мы шли на сканирование, она плелась позади всех, едва волоча ноги. Позже она призналась, что в тот момент происходящее начинало тяжело довлеть над ней. Она чувствовала, что ей не стоило соглашаться, что она ненавидит Тима и что не хочет вновь думать о нем: «Это была моя большая ошибка».

Тем не менее Карен не сказала мне ни слова обо всем этом до начала сканирования. Процедура прошла без проблем. Однако, когда Карен появилась из сканера, она была крайне возбуждена. Тут-то все и началось: она набросилась на рентгенолога, обвиняя его в том, что это он сделал так, чтобы аппарат издавал звук, напоминающий имя Тима: «Тим, Тим, Тим, Тим, Тим». Она заявила, что, глядя на фото бывшего жениха, она постоянно слышала, как кто-то произносит его имя. Я вновь и вновь повторяла, что мы не собирались обманывать ее, что, даже если бы мы этого хотели, мы все равно вряд ли стали бы вмешиваться в работу сложной машины, стоившей миллионы долларов, и что мы не думали мучить ее, заставляя сканер произносить имя Тима.