Почему нет?

– Слушай, если ты здесь, – заговаривает Сережа, плохо скрывая неловкость, – значит, в субботу будешь на дне рождения Даньки?

– Он мой крестник вообще-то.

– Это я помню… – мрачно произносит он. – Ясь, я хотел бы попросить об одолжении…

– Если твоя Ира не станет меня трогать, то и я ее тоже пощажу, – цежу сквозь зубы, догадавшись, к чему он клонит.

– Да? Я не первый год тебя знаю.

Вспыхнувшая ярость поднимается жаром вверх от желудка, и я зажмуриваюсь, сдерживая ее изо всех сил, потому что не хочу показывать, насколько он прав.

– Значит, тебе будет чему удивиться, – отвечаю я елейным тоном. – Пока, Сереж.

Не дожидаясь ответа, кладу трубку и тушу пожар внутри себя ледяным коктейлем. Иду на кухню и смешиваю еще один, чтобы уж точно вырубиться, как только коснусь головой подушки. Ну а что? Отчаянные времена требуют отчаянных мер. Не хочу провести всю ночь, гоняя дурные мысли.

Возвращаюсь на балкон, притащив себе стул из кухни. Сажусь перед окном и наблюдаю, как темнеет небо. Еще немного, еще чуть-чуть продержаться, и я уеду отсюда. Вернусь в свою съемную квартиру, которая уже легко воспринимается как дом, пойду на любимую работу, увижу родных и… Взгляд снова тянется к телефону, а на губах появляется улыбка. Беру мобильный и набираю еще один номер. Другой. Не вызывающий ноющей боли в старых шрамах.

– Алло, – нежный голос расслабляет и без того обмякшее тело.

– Как первый день? – спрашиваю я.

– Хорошо. Набил сегодня здоровенную змею типу на всю ногу.

– Сфоткал?

– Да.

– Пришлешь?

– Хочешь поставить оценку своему мальчику?

– Хочу посмотреть, чему тебя там Гриня научил, – хихикаю я.

– Пришлю, – соглашается Яр, и я прикрываю глаза, не переставая улыбаться. – Ты там как?

– Не так плохо, как я думала. Упаковала уже больше половины, завтра закончу.

– А что по самочувствию?

– Пойдет.

– А теперь правду, – серьезно произносит Ярослав.

Молчу, прикусив нижнюю губу. Подбородок дрожит, а из уголков глаз катятся слезы. Жалкие, но отчего-то совсем не горькие.

– Хочешь, я приеду? – предлагает он, и внутри меня что-то переворачивается.

Хочу ли я увидеть Ярослава? Хочу ли свернуться калачиком рядом с ним, прижавшись ухом к его груди и слушая ровное биение сердца? Почувствовать себя в безопасном спокойствии? Ощутить ту легкость и комфорт, которые он, как успешный дилер, всегда носит за пазухой? Все хочу, так сильно, что даже страшно, но тащить сюда Ярослава – плохая идея. Только не сюда, не в эту квартиру. Наполнять ее новыми воспоминаниями у меня нет ни малейшего желания. Будь я еще немного истеричнее, вообще бы сожгла ее к чертям и танцевала под парящим в воздухе пеплом. А еще, больше чем увидеть Ярослава, мне хочется, чтобы он хоть немного мной погордился, а не воспринимал только как брошенную девочку, отчаянно нуждающуюся в крепком мужском плече.

– Нет, не нужно. Я уже спать собираюсь.

– Хорошо, – приглушенно отвечает он.

– Созвонимся завтра?

– Конечно. Отдыхай, Ясь.

– И ты тоже. Ну-у-у… пока?

– Сегодня без поцелуев? – весело спрашивает он.

– А что? Уже соскучился? – кокетливо отвечаю я, радуясь продолжению разговора.

– Конечно.

– Сильно?

– Ясь, ты там… пьяна, да?

– С чего ты взял?

– По голосу слышу, – усмехается он.

– Немного, – приходится сознаться, ведь он уже все равно заметил.

– Текила?

– Не настолько мне плохо. Запоминать эти дни и правда не очень хочется, но я справляюсь. Сегодня мой друг – джин.

– Джин? Я ревную.

– И зря, он тебя не заменит. Но мы могли бы как-нибудь собраться втроем…

– Соблазнительно, – мурчит он, и я поджимаю пальцы на ногах.

Идея наплевать на все и сказать Ярославу «приезжай» кажется все более заманчивой, поэтому приходится взять себя в руки и попрощаться:

– Спокойной ночи, Яр.

– Спокойной, Ясь.

– Целую.

– И я тебя.

Второй день в борьбе с коробками, пакетами и кучей хлама с верхних полок шкафов и из укромных уголков квартиры проходит немного легче, чем первый. Действую больше на автомате, рационально и расчетливо, будто все это большая барахолка, не имеющая ко мне никакого отношения, где разрешено взять бесплатно любую вещь, что приглянется. Нахожу пару классных свитеров, о которых напрочь забыла, шлюшьи лаковые ботфорты и шифоновое платье, купленное лет семь назад и в этом сезоне снова вошедшее в моду. Надеюсь, я в него влезу. Мои верные соратники на сегодня – капучино, круассаны с лососем и творожным сыром, ледяная минеральная вода и старенький сериал о сплетнях, любви и женской дружбе. Джин, конечно, тоже был хорош, но гудящая голова и опухшее лицо с утра не сильно мне импонируют.

Сама не замечаю, как последняя полочка пустеет, и спрыгиваю с табуретки, оглядывая гостиную. Поле боя, честное слово. Повсюду трупы павших, завернутые в черные плотные пакеты. Отряхиваю руки, кожа ладоней стянута от пыли и сухости, но в остальном я чувствую только приятную усталость вместе с удовлетворением. Вот и все. Осталось только погрузить нужное, выбросить ненужное и прибраться. Хотя для последнего можно и клинингом обойтись. Скажу об этом Сереже, пусть займется. В конце концов, большая часть тяжелой работы, а именно расфасовка вещей, досталась мне. Надеюсь, он не станет заглядывать в мусорные мешки. Будет обидно, если на дне одного из них он найдет свою футболку, уже давно не пригодную для носки, но такую любимую, потому что Макс привез ее из Барселоны. Это Сереже за бокалы. И мне не стыдно. По крайней мере сегодня.

Ближе к пяти вечера звонит Таня и зовет на ужин в узком семейном кругу. С радостью соглашаюсь, ведь завтра на дне рождения за внимание именинника придется бороться с бабушками и дедушками, а я жуть как соскучилась по Даньке и нашим секретикам.

Закупившись в ближайшем магазине глазированными сырками для крестника, вином для кумы и копченой рыбой для кума, еду в дом друзей. Бурное приветствие на пороге заставляет сердце тоскливо заскулить, но уже через полчаса, за столом, приходит стойкое ощущение умиротворения и благодарности за то, что они, в отличие от остальной компании, не собираются вычеркивать меня из своей жизни. Да, мы повзрослели, забот сейчас куда больше, чем раньше, но мы все равно остаемся близки. Дружба после двадцати пяти так и выглядит, ее определяет не количество звонков и встреч, а качество времени, проведенного вместе. И это отнюдь не походы на выставки и в театры, не шумные гулянки до утра. Это про теплое принятие, про возможность вспомнить, каким ты был и какой путь прошел. Про уютную атмосферу духовного родства, когда точно знаешь, что этим людям не плевать на то, как ты себя чувствуешь и чем живешь, пусть они и не могут держать руку на пульсе постоянно.

Дэн, по обыкновению, травит байки из риэлторской конторы, Таня жалуется на клиентов аптеки и новую заведующую. Данька носится по квартире, показывая мне любимые игрушки, рассказывает о царапинах, полученных на детской площадке, и демонстрирует хорошо поставленный удар, используя отца вместо боксерской груши.

– Ну а ты как, Ясь? – спрашивает Таня, обнимая сына, маленькие руки которого тянутся к ее плечам, и сажает его к себе на колени, целуя в макушку.

– Да! Рассказывай, как живется на новом месте, – подключается Дэн и кривляется Дане, снова стучащему кулачком по его руке. – Так, бандит. Мы сейчас пойдем разговаривать по-мужски.

– Не-е-ет! – звонко кричит малыш и в очередной раз замахивается на Дениса.

– Даниил! – строго обращается к нему Таня. – Я что тебе про драки говорила?

– Не помню! – отзывается он, хитро поглядывая на меня.

– Вот выпендрежник, – цокает Дэн.

– Весь в отца, – в тон ему отвечает Таня.

Тихонько смеюсь и запиваю сухую зависть таким же вином. Хмельницкие – прекрасная пара, про таких еще говорят – родственные души. У них одинаковое чувство юмора и жизненные приоритеты. Они даже внешне немного похожи: светлоглазые, русоволосые, стройные и высокие. За все время их отношений я ни разу не слышала, чтобы они всерьез жаловались друг на друга. И я все еще вижу их любовь в каждом взгляде, слышу в каждом фирменном «заюнь», сказанном даже с откровенным сарказмом. А как они смотрят на сына, который собрал в себе их лучшие черты: жизнерадостность Дэна и упорство Тани, все с тем же трепетом и нежностью, как и в день выписки из роддома. Они чудесная семья. Цельная и крепкая. Та самая лодка, которая, по завещанию женщины из загса, выдержит любой шторм, потому что он бушует снаружи, а разрушения значительны только изнутри. Глубоко вдыхаю, развеивая зеленый туман зависти. Не хочу становиться той самой одинокой подругой, что ищет недостатки в чужих отношениях и радуется им только потому, что не имеет своих.