Почему же не Эванс?

– И бить прямо в цель, – подхватил Бобби. Викарий в сомнении посмотрел на сына. С губ уже готова была сорваться сентенция, отличная сентенция, однако что-то в тоне сына показалось ему неискренним. Но молодой человек был совершенно серьезен.

– И все-таки, папа, почему именно я? – сказал он.

– То есть как почему именно ты?

– В Англии полным-полно англичан, – сказал Бобби. – Жизнерадостных и честных парней.

– Возможно, тебя рекомендовал твой последний командир.

– Да, похоже, – не очень уверенно сказал Бобби. – Но это, в сущности, не важно. Я не могу принять их предложение.

– Не можешь принять их предложение? Дорогой мой, что это значит?

– Ну, видишь ли, я уже связан обязательствами. С Бэджером.

– С Бэджером Бидоном? Глупости, мой мальчик. Речь идет о серьезном деле.

– Признаться, случай нелегкий, – со вздохом сказал Бобби.

– Все твои ребяческие договоренности с молодым Бэджером никак нельзя принимать в расчет.

– А я принимаю.

– Молодой Бидон – личность совершенно безответственная. Насколько мне известно, для своих родителей он уже был источником значительных неприятностей и расходов.

– Ему здорово не везло. Бэджер катастрофически доверчив.

– Не везло.., не везло! Просто сей молодой человек никогда в жизни палец о палец не ударил.

– Глупости, папа. Да он каждый день вставал в пять утра кормить этих мерзких кур. Он ведь не виноват, что они заболели этим рупом или крупом [10] , или как там это еще называется.

– Мне всегда была не по вкусу эта затея с гаражом. Чистое безрассудство. Тебе следует от нее отказаться.

– Не могу, сэр. Я обещал. Я не могу подвести старину Бэджера. Он на меня рассчитывает.

10

Руп – заболевание птиц; круп – воспаление дыхательных путей, характеризующееся затрудненным дыханием, хрипами и кашлем.

Они продолжали спорить. Руководствуясь исключительно своим взглядом на Бэджера, викарий не в силах был согласиться, что обещание, данное этому молодому человеку, непременно следует выполнять. Он полагал, что Бобби упрямец, который вознамерился любой ценой вести праздную жизнь в обществе едва ли не самого неподходящего из всех возможных компаньонов. Бобби же упорно твердил свое: он не может «подвести старину Бэджера».

Кончилось тем, что викарий в гневе вышел из комнаты, а Бобби тотчас сел писать фирме «Хенрик и Далло», что не может принять их предложения.

Писал он с тяжелым сердцем, ибо упускал случай, который едва ли еще подвернется. Но иначе он поступить не мог.

Позднее на площадке для гольфа он рассказал о письме Франки. Она слушала его очень внимательно.

– Тебе пришлось бы поехать в Южную Америку?

– Да.

– Ты был бы рад?

– Да, почему бы и не съездить?

Франки вздохнула.

– Как бы там ни было, по-моему, ты поступил правильно, – твердо сказала она.

– Ты это насчет Бэджера?

– Да.

– Не мог же я подвести горемыку, верно?

– Верно, только смотри, чтобы этот, как ты его называешь, «горемыка», не пустил тебя по миру.

– О, постараюсь быть осмотрительным. А вообще, чего мне бояться? У меня же ничего нет.

– В этом есть даже некая прелесть, – сказала Франки.

– И какая же?

– Сама не знаю. Во всяком случае, звучит довольно мило и бесшабашно. Хотя, знаешь, если честно, у меня, пожалуй, тоже мало что есть. То есть отец дает мне деньги на карманные расходы. У меня есть дома, где я могу жить, и наряды, и горничные, и какие-то жуткие семейные драгоценности.., и предостаточный кредит в магазинах, но ведь это все принадлежит моему семейству, а не мне.

– Да, но… – Бобби замолчал.

– Ну, конечно, я не сравниваю.

– Да, у меня ситуация несколько иная, – сказал Бобби.

Он вдруг ощутил страшную подавленность. Они в молчании дошли до следующей метки.

– А я завтра еду в Лондон, – сказала Франки, когда Бобби установил мяч для первого удара.

– Завтра? Жаль.., а я хотел пригласить тебя на пикник.

– Я бы с удовольствием. Но, увы, не могу. Понимаешь, у отца опять разыгралась подагра.

– Тебе надо бы остаться дома и ухаживать за ним, – сказал Бобби.

– Он не любит, чтобы за ним ухаживали. Его это ужасно раздражает. Предпочитает, чтобы с ним оставался лакей. Тот ему сочувствует и безропотно терпит, когда в него кидают чем попало и обзывают болваном.

Бобби зацепил мяч поверху, и тот тихонько скатился в канавку.

– Не повезло! – сказала Франки и тут же послала мяч отличным прямым ударом. – Кстати, – заметила она, – в Лондоне мы могли бы видеться. Ты скоро приедешь?

– В понедельник. Но.., понимаешь.., ни к чему это.

– Что значит ни к чему?

– Ну, видишь ли, большую часть времени я буду работать механиком. Понимаешь…

– Я думаю, это не помешает тебе, как всем прочим моим друзьям, прийти ко мне на коктейль и расслабиться, – сказала Франки.

Бобби только покачал головой.

– Если тебе не нравится коктейль, можем устроить вечеринку с пивом и сосисками, – сказала Франки, желая его ободрить.

– Послушай, Франки, к чему это? Мы люди разного круга. Боюсь, мне будет не совсем комфортно в компании твоих друзей.

– Поверь, у меня бывает очень разношерстная публика.

– Не делай вида, будто не понимаешь, о чем я толкую.

– Ну хочешь, прихвати с собой Бэджера. Раз ты так дорожишь его дружбой.

– У тебя предубежденье против Бэджера.

– Наверно, оттого, что он заика. Когда при мне кто-нибудь заикается, я тоже начинаю заикаться.

– Послушай, Франки, ни к чему это, ты сама знаешь. Когда мы тут, все понятно. Тут особо не развлечешься, и я, вероятно, лучше, чем ничего. Ты всегда была ко мне внимательна, и я страшно тебе благодарен. Но, понимаешь, я отлично знаю, что я – никто.., и понимаешь…

– Когда ты выговоришься относительно своей неполноценности, – холодно произнесла Франки, – будь любезен, выведи мяч из лунки и лучше нибликом, а не короткой клюшкой.

– Неужели я.., о, черт! – Бобби поспешил запихнуть короткую клюшку в мешок и достал ниблик.

Франки не без злорадства наблюдала, как он пять раз подряд ударил по мячу. Вокруг носились клубы песка.

– У тебя очко, – сказал Бобби, подбирая мяч.

– Да уж надо думать, – сказала Франки. – И значит, я выиграла.